Зенитчик: Зенитчик. Гвардии зенитчик. Возвращенец - Полищук Вадим Васильевич "Полищук Вадим" - Страница 26

Разгрузка эшелона производится на территории артиллерийского завода. Здесь мы прощаемся с артиллеристами, сопровождавшими эшелон. Отсюда наш путь лежит к месту дислокации запасного полка в так называемые Тобольские казармы. Казармы представляют собой целый военный городок из двух-и трехэтажных зданий, построенных в конце девятнадцатого века из красного кирпича. В казармах располагаются не только зенитчики, но и запасной стрелковый полк. Нас долго держат на КПП. Пока проверяют документы и связываются с полковым начальством, я присматриваюсь к внешнему виду наряда и его повадкам. Не нравится мне эта часть. Уж слишком лихой и подтянутый вид у красноармейцев и младших командиров, все бегом, все по уставу. За воротами мои первые впечатления только подтверждаются. Дорожки и плац расчищены до земли, сугробы по-военному выровнены. Дежурному по полку капитану я докладывал три раза, первые два мой строевой шаг при подходе был недостаточно четким. В казарме меня поразили белое постельное белье, до блеска надраенные и намастиченные полы. Я посмотрел на Петровича, тот на меня.

– Валить нужно отсюда, и побыстрее, – высказал я свое мнение.

– Да-а-а, – задумчиво протянул Петрович.

Ваня Епифанов только вздохнул.

– Что встали, как бараны перед новыми воротами, – обрушился на нас местный старшина. – Оружие в пирамиду и в строй, бегом марш!

В столовой нас ожидала тыловая норма, зато в помещениях было тепло. Впервые за долгое время мы, наконец, согрелись. В первый раз за прошедший месяц мы получили возможность помыться и спали раздевшись. Форму нашу привели к единообразию: у меня отобрали тулуп, у Петровича – валенки, у Епифанова – ватные штаны. А утром команда «подъем» выдернула нас из блаженных объятий сна. И никаких скидок на мой возраст, вместе со всеми бегом по бодрящему утреннему морозу. После утреннего туалета пришлось вспоминать правила заправки и отбивания койки. Позавтракав, мы сдавали орудие в артмастерские, и здесь меня ждал большой конфуз. Когда при дефектовке открыли затвор, из казенника выскочил снаряд, который мы притащили в стволе из самого Ельца. Хорошо, что ствол был почти в горизонтальном положении. Принимавший орудие капитан прошелся по моим умственным способностям. Я не возражал, даже мысленно, капитан был прав.

Этот запасной полк считался образцовым. Все строго по уставу, все бегом, кровати по линеечке, занятия по заранее составленному расписанию, построение за построением. Зато по воскресеньям кино: «Чапаев», революционная трилогия о Максиме с песней о «цыпленке жареном», «Большая жизнь», «Трактористы» со стремительно летящими танками БТ и «самураями», «Истребители» с красавцами-летчиками и песней «Любимый город может спать спокойно». А вот «Если завтра война» нам не показывали, уж больно не соответствовала канва фильма текущим реалиям.

В этом полку крестьянских парней, некоторые из которых паровоз видели, только когда ехали сюда, превращали в артиллеристов-зенитчиков. Личный состав полка четко делился на две категории: постоянных и переменных. Постоянные – это те, кто обеспечивал учебный процесс. Переменные после обучения отправлялись в строевые части. Переменных можно было условно разделить на три категории. Молодежь – восемнадцати-и девятнадцатилетние парни, только попавшие под призыв. Старики – мужики в возрасте от тридцати до сорока, многие из которых ранее также не служили. Мы трое попадали в третью категорию – фронтовики. Те, кто успел понюхать пороху и попал в полк из разбитых частей, а то и из окружения. Таких было немного. Между постоянными и фронтовиками существовала конфронтация. Местные хотели выбить из нас фронтовую вольницу, а мы смотрели на них как на тыловых крыс, дескать, окопались тут в тылу.

В новогоднюю ночь нас поздравили фрицы – одиночный самолет сбросил на город несколько бомб. Тревогу, как всегда, объявили после того, как бомбы уже взорвались. Зенитки ударили вдогонку минуты через три, исключительно для успокоения граждан, да и было их немного. На весь город десятка четыре орудий СЗА. Все заводы, производившие зенитки, отправились в эвакуацию и сейчас находились на колесах. Поступления новых орудий от промышленности не ожидалось, поэтому даже нашу инвалидку решено восстановить, а не пустить на запчасти. Пока дожидаемся окончания ремонта, занимаемся строевой, чисткой снега и слушаем политинформации, куда же без них. Пока все идет хорошо и политруку есть, что сказать о продвижении наших войск и названиях освобожденных населенных пунктов. Но шагистика меня уже достала, по специальности занимаемся очень мало, хотя учебная база в полку хорошая, он ведь не отступал и из окружения не выходил. Вообще я заметил, что внешней стороне службы в полку уделяется гораздо больше внимания, чем специальным вопросам.

Нас троих определяют в батарею, которая должна потом войти во вновь формируемую часть. Командир батареи – капитан Дронников из постоянного состава полка, за какие-то прегрешения изгнан из рая и вместе с батареей будет направлен на фронт. Видимо, по этой причине крепко зашибает, и видим мы его не часто. Чувствую, наплачемся мы еще с таким комбатом. Наш взводный – лейтенант Шлыков из ускоренного выпуска Горьковского училища. Совсем еще зеленый, к новому званию не привык и часто называет себя курсантом. Из сержантов только командир расчета ПУАЗО Серега Федонин успел повоевать. Красноармейцев с боевым опытом меньше десятка, остальных еще учить и учить.

Наконец ремонт нашей пушки закончен. Для приемки орудия комбат направляет в мастерские Шлыкова, тот берет с собой меня. Орудие стоит посреди небольшого дворика, уже приведенное в боевое положение. От прежней пушки остались только повозка, нижний станок, затвор, чудом уцелевший тормоз отката и детали прицела, в том числе принимающие приборы. Кое-где можно найти следы попаданий мелких осколков, сейчас тщательно закрашенные.

– Принимайте, – предлагает начальник мастерских.

Лейтенант предоставляет инициативу мне. Открываю затвор и лезу в ствол. Он новый, поля нарезов зеркальные, без царапин, сами нарезы без каких-либо следов износа, заусеницы, трещины, забоины отсутствуют. С помощью гильзы проверяю работу затвора. Откидываю колпаки и проверяю крепление тормоза отката, течи через пробку и сальник отсутствуют. Далее следует накатник, проверка крепления, давление, отсутствие течи. Вращаю маховики механизмов наводки, ствол движется плавно, без рывков и заеданий. Усилия на рукоятках в норме, мертвый ход в пределах допустимого. Проверяю параллельность нулевой линии прицеливания и оси канала ствола. Проверяю работу механизмов прицела и не нахожу к чему придраться. Проверка занимает минут тридцать, капитан с усмешкой следит за моими попытками найти какой-нибудь брак в работе его подчиненных.

– Все в порядке, товарищ лейтенант, только работу принимающих приборов с ПУАЗО надо проверить.

– Да в норме все, – успокоительно машет рукой капитан и добавляет: – Ты бы так ее после боя проверял.

Взводный берет у капитана акт приемки-сдачи и уходит. Возвращается минут через двадцать уже с подписью Дронникова. Капитан ставит свою закорючку, и СТЗ Петровича тащит орудие в полковой парк. В парке мы застаем аттракцион, который организовали красноармейцы из вновь сформированного расчета. Пыж для чистки орудия они изготовили почти совпадающим с калибром ствола. Неопытный командир орудия не обратил на это внимания, и расчет, обмотав чурбак ветошью, со всей дури загнал его в ствол со стороны казенника. Когда пришла пора выбить его обратно, то выяснилось, что он там застрял намертво. Все попытки выбить пыж в казенник результата не дали, пытались загнать его глубже в ствол – не идет. Естественно, возникла идея выбить пыж холостым выстрелом, но тут засомневался командир взвода, такой же зеленый, как и его подчиненные. Мы с Петровичем прибыли в самый разгар дискуссии.

– Один раз стрельнем холостым, и все дела, – настаивает сержант.

– А вдруг ствол не выдержит? – сомневается лейтенант. – Под трибунал тогда пойдем.