Крест и крыло - Гончарова Галина Дмитриевна - Страница 39

Костя – и тот старается держаться от ее сестры подальше.

Нет, ну как же так случилось?! Одна семья, одни родители… и какие же они стали разные, хоть и сестры…

– Алина Михайловна, садитесь, – симпатичный молодой человек распахнул перед ней дверь джипа.

– Ой, да зачем, я и пешком дойду…

– Алина Михайловна, Константин Савельевич приказал. Пожалуйста, не подставляйте нас под начальственный гнев, – попросил молодой человек. Как же его… Дмитрий, да!

– Дима, вы хотите сказать…

– Что мы с Толей – ваша охрана. Пока вы вне дома – мы ваши тени.

Аля вздохнула. Но спорить не стала. Костя лучше знает.

– Хорошо.

– Тогда садитесь на заднее сиденье. Куда едем?

Джип медленно выруливал со двора. У арки Дмитрий чуть притормозил и поехал медленнее. И правильно.

Под арку влетела со всей дури маленькая дамская машинка ярко-алого цвета. И естественно, впечаталась в нос джипа. Алю тряхнуло. Дмитрий вылетел из машины.

– Ты куда прешь, дура?!

Блондинка вылезла из машинки. Симпатичная. Только чуть полновата. Аля думала об этом как-то отстраненно, адреналин запоздало выплеснулся в кровь и ее слегка затрясло. Она знала, что большой опасности не было, но…

– Извините! – пискнула блондинка. – Я не хотела! Давайте посмотрим на тяжесть повреждений! Я все оплачу! Клянусь!!!

Дима сделал шаг вперед. Задние дверцы красной машины внезапно распахнулись. И две женщины, выпрыгнувшие оттуда, открыли огонь на поражение.

Дима упал как подкошенный. Два пистолета развернулись в сторону Али.

«С глушителями. Неужели – смерть?» – мелькнуло у нее в сознании.

Толя толкнул ее под сиденье, открывая огонь.

А минутой позже брызнуло осколками лобовое стекло. Пуля попала Анатолию прямо в переносицу. Оборотень всхлипнул – и завалился назад, обрызгав мозгами и кровью стекло и заднее сиденье.

Одна из женщин легко, словно птица, взлетела на капот машины – и хладнокровно разрядила всю обойму в беззащитную Алину спину.

Леонид осознал, куда едет, только когда увидел перед собой Юлин дом. Чертыхнулся. Но уезжать не стал. Припарковался неподалеку от арки, из-под которой выезжали машины – и посмотрел на окна.

Алина.

Аля, Алечка, Аленька, цветочек аленький…

Еще год назад он бы от души посмеялся над такой ситуацией. Профессионал. Пятидесятилетний безопасник. Оборотень.

И вдруг такая любовь к женщине!

Леонид понимал, что глупо, что он не может управлять собой, но и поделать ничего не мог. Любовь была сильнее его.

С того самого момента, как он впервые увидел Алю. Он заезжал за Юлей по какой-то мелочи. И девушка вышла из подъезда вместе с НЕЙ.

Поцеловала маму в щеку, запрыгнула на сиденье джипа – и произнесла с какой-то затаенной гордостью: «А это моя мама! Правда, красивая?»

А в следующий миг Аля вышла из тени дома на солнечный свет – и вдруг вспыхнула как феникс.

Засияли золотом темные волосы. Солнечный свет окатил стройную фигурку с головы до ног, очертил контуры тонкой руки… ничего не видел Леонид красивее, чем эта тонкая рука, поправляющая небрежно прядь волос. Полуоборот, Аля взмахивает рукой, посылая дочери воздушный поцелуй – и разворачивается к арке. Идеально прямая спина, темные джинсы отблескивают искорками от солнца, короткая куртка высверкивает пряжками – и она исчезает за углом. А Леонид остается сидеть, растерянный и ошалевший. И понимает, что пропал. Что уже не сможет забыть, разлюбить, развернуться и уйти… нет, никогда не сможет.

Быть вместе?

Нереально.

Она – мать Юлии.

Она – человек.

Она любит другого…

И это, последнее, было самым мучительным.

Он ведь знал историю Юлиной семьи. И понимал, что любовь между Алей и Константином – реальна. Он видел, как они шли куда-то вместе. Аля вся светилась и сияла. Константин улыбался ей, нежно и удивительно беззащитно, а Леонид чувствовал себя так, словно ему в сердце вонзались острые осколки стекла. Или это его сердце разбивалось на осколки?

Она. Любит. Другого.

И ничего ты тут не поделаешь. Хоть в лепешку расшибись.

Ей-ей, в то время Леонид начал хорошо понимать хозяина, который бесился от Юлиных выходок. Но и Юлю…

Сердцу не прикажешь. Его не заставишь полюбить или разлюбить. Не получится. Ты над ним не властен. Ты можешь свет во тьме зажечь и гору разрубить, только сердцу не прикажешь, только сердцу не прикажешь, человеческому сердцу не прикажешь полюбить…

Старая песня преследовала Леонида с навязчивостью шизофрении. А толку-то?

Ноль.

Он справился с собой, как и всегда.

Никто ничего не замечал. Юля поняла, но она – это другое. Как и Мечислав. Этим двоим было видно многое, чего не видели остальные. А сам Леонид был, как и всегда, спокоен и сдержан.

И только иногда позволял себе приехать – и посидеть под окнами. Посмотреть… хотя бы раз в неделю увидеть свою любовь.

Вот и сегодня, с утра…

Он бы даже во двор не заехал. Не стоило травить душу лишний раз. Постоял бы и уехал.

Но когда из-под арки донеслись крики, шум и выстрелы…

Волосы на загривке у оборотня встали дыбом. Он выдернул из тайника под сиденьем автомобиля надежного «стечкина» с серебряными пулями, так, на всякий случай, и принялся красться по направлению к арке, на ходу частично трансформируясь в боевую форму.

Появились клыки, лицо приобрело черты сходства со звериной мордой, волосы порыжели, на пальцах блеснули когти – лишь бы не мешали стрелять…

Джип Дмитрия он узнал сразу. А донесшиеся запахи – крови, смерти, оружия… медведиц рассказали все, не хуже какой-нибудь желтой газетенки.

Убивали его людей. И если Дмитрий…

АЛЯ?!

НЕТ!!!

Леонид влетел под арку одним прыжком.

Две машины, из которых он хорошо знал одну, три женщины, от которых пахло медведицами, мертвое тело Дмитрия…

Ни один человек не смог бы стрелять с такой быстротой. Но не оборотень, нервные импульсы которого проходили со скоростью, во много раз превышавшей человеческую. Леонид мог даже уворачиваться от пуль, что уж говорить про скорость и меткость! Стрелки Дикого Запада дружно съели бы от зависти свои ковбойские шляпы.

Три выстрела. Три пули. И ни одной промашки.

Одна в затылок первой. Две в лицо второй. Уйти от пули! И выстрелить в третью!

В туловище.

И добить выстрелом в голову.

Человек не смог бы соревноваться с медведицами в скорости. Но Леонид, в полутрансформации…

Сейчас ему не хотелось брать «языка», допрашивать, разбираться…

Ветер рассказывал ему страшные вещи.

В джипе была Аля.

Раненая. Залитая своей и чужой кровью.

Мертвая или умирающая.

И больше ничего не имело значения.

Он рванул дверь джипа – и кое-как вытащил женщину из машины. Опустился с ней на асфальт.

И задохнулся от ужаса.

Как она еще жива?!

В нее попали пять пуль. Одна пробила руку. Две попали в район поясницы – и Леонид понимал, что у нее, похоже, поврежден позвоночник. Одна повредила легкое, судя по розовой пене на ее губах. Еще одна застряла где-то… в лопатке? В ребре? Во всяком случае, выходного отверстия он не видел.

Кровь лилась, не встречая никаких преград. Его брюки уже были мокры от ее крови.

– Аля, Алечка…

Леонида всего трясло.

Сейчас она просто умрет. И все. И ее не будет.

Нигде и никогда.

Оборотень едва соображал. И единственное, что пришло ему в голову…

Он вытащил из кармана пиджака перочинный нож. Разрезал руку, полоснув вдоль вены.

И принялся капать своей кровью на раны Али. А потом влил, сколько мог, ей в рот.

Он отлично понимал, что это – не выход. Что она умирает. Что шансов выжить у нее – два на сотню. А если выживет – может стать оборотнем. Какое может?! Станет!!!

Что нужен врач.

Но не мог даже пошевелиться. Сидел, пока вдалеке не завыли сирены. И только потом опомнился. Подхватил на руки легкое тело, распихал толпу зевак – и помчался к Але домой – вызванивать своих медиков.