Чужая (СИ) - Семенова Наталья - Страница 29

— Я приглашу Татьяну сюда на пять минут, — говорит он, направляясь к двери. — Надеюсь, этого времени тебе хватит. Идём, Оксана.

Девчонка важно улыбается, заправляя волосы за ухо, и ободряюще касается пальцами моего плеча, прежде чем уйти.

Директор открывает дверь, выпуская её из кабинета, выходит сам и приглашающе ведёт рукой, обращаясь к Тане:

— Татьяна, не окажешь честь побеседовать пять минут с Никитой?

Девчонка выглядит взволнованной и совершенно потерянной. Она коротко кивает и, опустив глаза в пол, идёт в кабинет.

Я встречаюсь глазами с Евой и вижу в её взгляде вопрос: что происходит? Коротко ей улыбаюсь, поражаясь тому, во что меня умудрился втянуть Жевнов. Быть честным — значит, сказать Тане, что она не интересует меня как девушка. И я очень сомневаюсь, что это сподвигнет её к признанию о подставе.

Будет выгоднее прибегнуть к лёгкому обману, чтобы точно помочь Еве. Не обещать ничего, конечно же, просто намекнуть о том, что меня больше привлекают девушки, которые не боятся признать собственные ошибки. Надавить на её слабое место.

Как моя собственная мать давит на мои слабые места.

Чёрт, Жевнов, и правда хорош.

— Тань, — обращаюсь я к девчонке, как только дверь за её спиной закрывается. — Я знаю, что Е...элю подставила ты.

Она поднимает на меня глаза, в которых плещется страх, и выдыхает:

— Но... З-зачем мне это?

— Затем, что ты видела наш поцелуй. Тебе стало обидно и, возможно, больно оттого, что внимание уделяют ей, а не тебе. Ты ведь надеялась на моё внимание, так?

— Не... это неправда.

— То есть я тебе не нравлюсь?

— Нравишься! — неосознанно делает она шаг ко мне. — Ты очень добрый и заботливый.

— Тань, ты осознаёшь, что поступила подло?

— Я... я ничего не делала... — вновь опускает она глаза, обнимая себя за плечи. — В отличие от неё...

— Эльвира хороший человек, она не сделала тебе ничего плохого. Что касается меня... Мы не всегда получаем то, что хотим. Это правда жизни. Признайся в обмане, и директор не станет отправлять тебя домой. Он хочет тебе помочь. Мы всей командой тебя тоже поддержим, обещаю.

— Я зна... я никого не обманывала! — вдруг вздергивает она подбородок, сузив глаза. — Я... я, как и ты, считала Элю порядочной, но она не та, за кого себя выдаёт!.. Я име... Несколько человек видело брошь под её подушкой! Не под моей! Она.. она... тебе не подходит!

— Это решать не тебе, Таня, — цежу я, начиная злиться, но беру себя в руки и прошу: — Признайся сама. Оксана, Стас, наш куратор и сам директор знают правду. Чего ты добиваешься? Того, чтобы тебе перестали доверять? Ну отправят Элю домой, а дальше что? Ты думала об этом?

Девчонка не отвечает, обдумывая мои слова. Глаза бегают из стороны в сторону, словно она проводит только ей ведомые подсчёты, а затем взгляд становится прямым и вызывающим:

— Она виновна, а перестанут общаться со мной?

— Ты лучше меня знаешь, что она ни в чём не виновна, — держусь я из последних сил.

— О... — заикается она, но вдруг снова становится собой: опускает глаза в пол, обнимает себя за плечи и тихо говорит: — Вы правда не отвернётесь от меня, Никита?

Она играет! Твою мать, здесь всё серьёзнее, чем казалось на первый взгляд! Это настораживает, но я решаю разобраться с этим позже, цепляясь за её готовность признаться:

— Обещаю.

— И ты простишь меня? Простишь и попросишь Элю меня простить?

— Я не буду держать на тебя зла, да, но перед Элей тебе придётся извиниться самой.

— Думаешь, она поймёт меня? А ты меня понимаешь, Никита?

— Мы все постараемся это сделать, — киваю я.

— Хорошо.

Я выдыхаю и иду мимо Тани, чтобы открыть дверь. Мы не отвернёмся от неё, я говорил правду, но лишь потому, что за ней нужно приглядывать. Не понравились мне перепады её настроения.

Может статься так, что у девчонки биполярка.

На всякий случай нужно будет уточнить это у Жевнова.

Я отступаю в сторону, и кабинет постепенно наполняется людьми, а с ними под шумок проскальзывает внутрь и Безруков.

Я киваю директору, который вглядывается в меня вопросительным взглядом, и он, прокашлявшись, говорит:

— Как я понимаю, Татьяна хочет нам кое-что сообщить. Верно, Таня?

Девчонка коротко кивает, продолжая смотреть исключительно в пол:

— Мне очень стыдно, но я соврала. У меня болезнь. Клептомания... Я... я не властна над ней. Анжелика, это я взяла твою брошь, прости меня, пожалуйста...

— Ты... — открывает рот пострадавшая.

— Я не знала, что с ней делать, потому спрятала в комнате Оксаны и Эли, — на грани слышимости продолжает Таня. — Я испугалась, когда собрали всех ребят в гостиной, и не придумала ничего лучше, чем соврать... Эля, извини меня, я поступила очень подло... Я ужасный человек, прости-и-и...

Смотрите-ка, и я тут вроде как ни при чём.

Анжелика закрывает рот и резко разворачивается к Лилии Александровне:

— Я не намерена жить в одной комнате с ней, ясно?

— Анжелика-а, я... я не специ-ально-о... — льёт тихие слёзы Таня, дрожа всем телом.

Я смотрю на Еву, и по её взгляду на Таню понимаю, что она ей не верит. Не верит ей и Оксана, высоко вздёрнув брови. А вот Безруков проникся: на его лице застыло сочувствие.

Жевнов ловит мой взгляд и едва заметно кивает, мол, отличная работа, но не расслабляйся.

Либо он слишком проницательный, либо ему известно больше того, что он рассказал нам с Оксаной ранее. А может, и всё вместе.

— Татьяна, — доверительно произносит он, — спасибо, что рассказала правду. Уверяю, нам всем здесь известно, как тяжело бывает отказывать себе в пагубных пристрастиях. Также я уверен, что каждый в этой комнате тебя поддержит и не станет винить за то, над чем ты не имеешь власти. Вместе нам под силу помочь тебе справиться с болезнью, не замыкайся в себе, ладно?

— Спа-сибо, Игорь Оле-егович, — часто кивает девчонка, шмыгая носом.

— Я... Мне нет дела до помощи ей! — не успокаивается Анжелика. — Она украла дорогую мне брошь!

— Спокойно, Анжелика. Этот вопрос мы решим, обещаю. Ну а сейчас я попрошу наших кураторов проводить вас по комнатам. Время позднее, совсем скоро отбой. А Никиту с Эльвирой я провожу сам.

Мы с Евой переглядываемся, и я иду ближе к столу директора, пока народ выходит из кабинета. Не знаю, зачем он оставил Еву, но сам я не прочь с ним переговорить.

— Эльвира, — начинает Жевнов, как только мы остаёмся втроём, — как ты слышала, Татьяна нездорова, и я буду тебе безмерно благодарен, если ты отнесёшься к этому с пониманием и не станешь относится к ней хуже. Я понимаю, что ты пострадавшая сторона, что общаться с ней как прежде будет сложно, но важно не растоптать те побеги к выздоровлению, которые мы сегодня взрастили. Сделаешь мне такое одолжение?

Ева, скрестив руки на груди, продолжает хмуриться ещё пару секунд, а затем распрямляется во весь рост и кивает.

— И ещё... — вздыхает директор, оттолкнувшись от столешницы, на которую опирался ладонями. — Это общее собрание... Правда, конечно же, в скором времени выйдет наружу, но пока тебе предстоит бороться со слухами. Ты готова к этому, Эльвира?

— Пусть болтают, — дергает одним плечом Ева. — Мне всё равно.

— Бравада, — улыбается директор. — Но да, я вижу, что ты достаточно сильная. Просто пообещай, что обратишься ко мне, если станет совсем невыносимо, хорошо? Дверь моего кабинета всегда для тебя открыта.

— Ладно.

Я не сдерживаю короткую улыбку — Ева согласилась только потому, что так было проще. Идти в случае чего к директору она и не подумает.

— Спасибо. А теперь подожди нас с Никитой за дверью, пожалуйста. Мы недолго, обещаю.

Ева бросает на меня любопытный взгляд и выходит за дверь.

— Как ты слышал, Никита, чувства к тебе здесь совершенно не при чём, — улыбается директор с грустью во взгляде. — Татьяна — очень занимательный случай... Расскажи, пожалуйста, о чём вы с ней говорили?