Плацдарм (СИ) - Звонарев Сергей - Страница 79

Заседание ГКО проходило в рабочем кабинете Сталина на втором этаже Сенатского дворца в Кремле. Говоров впервые видел так близко руководителей государства — Сталина, Молотова, Берию… Сначала его удивило, что никого из военных, кроме него, на заседание не пригласили, но вскоре причина стала ясна — сейчас здесь будут обсуждаться политические решения.

Генерал доложил первые итоги операции «Освобождение»: от немецких оккупантов очищено тридцать два населенных пункта, среди них четыре райцентра, все части Кантемировской дивизии, включая батальоны тяжелых танков, сосредоточены на плацдармах, в районах переброски войск создана эшелонированная противовоздушная оборона… впрочем, все это присутствующие могли почерпнуть из донесений, которые Говоров ежедневно отправлял в Генеральный Штаб и Ставку. Генерал закончил доклад тем, что поделился опасениями по поводу использования немцами «Маусов» и баллистических ракет.

Сталин оглядел присутствующих — есть ли вопросы? Их не было. Закурив трубку, маршал спросил:

— Товарищ Говоров, как вы думаете, что нам делать с Москвой?

— Москву надо освобождать, товарищ Сталин, — тут же ответил генерал, — никаких сомнений в этом быть не может.

— Хорошо. Я с вами согласен, — маршал обвел присутствующих рукой, — я думаю, товарищи считают так же.

Согласные кивки стали ему ответом.

— Как именно мы будем освобождать столицу? — продолжил Сталин. — У вас есть предложения?

— Да, товарищ Сталин, — ответил Говоров, — предложения есть.

— Поделитесь, пожалуйста, с нами, — предложил маршал.

План Говорова был одновременно и прост и сложен. Идея заключалась в том, чтобы отрезать группировку вермахта, дислоцированную в столице, от снабжения, прежде всего боеприпасами. По существу, этот план повторял то, что сделал Кутузов в двенадцатом году, когда захватившие Москву французы сами покинули ее, так как не смогли в ней оставаться. Вот только сейчас, в середине двадцатого века, при развитых средствах коммуникации осуществить этот план было куда сложнее, чем в начале девятнадцатого.

— Вы предлагаете перекрыть все дороги, и автомобильные, и железнодорожные? — спросил Вознесенский, недавно назначенный членом ГКО и хорошо разбиравшийся в экономике. — Для этого нужно много войск. Вы уверены, что их можно перебросить по действующим коридорам?

— Не уверен, — признал Говоров.

— Тогда как вы собираетесь выполнять этот план?

Вот мы и подошли к самому главному, мелькнула мысль.

— Этот план невозможно выполнить только лишь силами Красной Армии, — начал генерал, — я признаю это, товарищи. Однако, с первого же дня боевых действий мы узнали о силе партизанского движения в центральном регионе. Мы имеем много примеров успешного взаимодействия регулярных и партизанских частей при выполнении боевых задач, они отражены в моих донесениях. Более того, со всей ответственностью могу заявить, что без поддержки партизан мы вряд ли бы достигли тех позиций, которые занимаем сейчас. Я считаю, что привлечение партизанских отрядов для перекрытия транспортных коммуникация абсолютно необходимо для достижения целей операции по освобождению Москвы.

Воцарилось молчание, с каждой секундой становившееся все напряженнее. Наконец, Сталин, пыхнув дымом из трубки, ледяным тоном произнес:

— Лаврентий, покажи ему.

Берия достал из кармана медаль и протянул генералу. Тому пришлось подойти ближе, чтобы взять.

Это была медаль «За доблесть» — та, которой награждали в параллельном мире. Говоров с одного взгляда понял, кто на ней изображен.

— Я вижу, вы узнали, чей профиль на этой, с позволения сказать, медали, — произнес Сталин. — Такие награды есть у многих партизан. Эти… нагрудные знаки — открытая пропаганда троцкизма. Как вы думаете, товарищ Говоров, можем ли мы мириться с пропагандой троцкизма?

— Не можем, товарищ Сталин, — вырвалось у генерала. Он знал, что такой ответ — единственно верный, вне зависимости от того, что будет дальше.

— Как же нам быть с теми, кто верен Троцкому? — спросил маршал. — Могут ли такие люди сражаться бок о бок с нами, и можно ли им доверять? Не ударят ли они нам в спину в самый сложный момент?

Казалось, вопрос был риторическим. Однако Говоров, готовясь к докладу, знал, что такие слова прозвучат.

— Товарищ Сталин, разрешите? — сказал он.

Маршал сверкнул на него взглядом и вновь пыхнул из трубки.

— Говорите.

— Никакой пропаганды троцкизма мы не допустим, — начал генерал, — политика, проводимая партией большевиков под руководством Сталина — единственно верная. Но на той стороне есть те, кто не имел возможности услышать слово правды. Мы должны помогать этим людям, а не отталкивать их. Я уверен, что наши политработники сумеют убедить товарищей в безусловной правоте учения Ленина-Сталина.

Говоров перевел дух. Тишина в кабинете стояла оглушительная.

— Продолжайте, товарищ Говоров, — произнес Сталин.

— Эти люди храбро и беззаветно борются с фашистскими захватчиками, — сказал генерал, — я знаю много тому примеров. Эти люди — наши, товарищ Сталин, ручаюсь за это головой. Да, пока они во многом заблуждаются, но лучший путь избавить их от заблуждений — совместная борьба за освобождение Советской родины.

Сталин встал и прошелся вдоль стола, попыхивая трубкой.

— Товарищ Говоров, какие есть альтернативы этому плану? Можем ли мы освободить Москву только силами Красной Армии?

К такому вопросу генерал тоже готовился — несложно было предвидеть, что массовое привлечение партизан, которыми в большинстве случае командовали партийцы, назначенные еще при Троцком, встретит сопротивление.

— Можем, товарищ Сталин, — ответил он, — для этого потребуется сосредоточить на плацдармах группировку, сравнимую с той, которая освобождала Берлин. Я уверен, что при имеющемся опыте городских боев мы уничтожим группировку вермахта, дислоцированную в Москве.

Говоров смолк.

— Вы не договариваете, товарищ генерал, — сказал Сталин, — я вижу, вы сомневаетесь. Не стесняйтесь, говорите свободно.

— Спасибо, товарищ Сталин. Красная Армия, безусловно, выполнит задачу, но какой ценой? Бои с применением танков и артиллерии вызовут большие разрушения и жертвы среди мирного населения.

Маршал кивнул.

— Я понимаю вашу точку зрения. Это все, что вы хотели сказать?

— Так точно!

— Спасибо, — Сталин, обойдя стол за спинами сидящих, вернулся на свое место. Генерал, единственный в кабинете, продолжал стоять: сесть ему не предложили. — Я думаю, мы не будем больше задерживать товарища Говорова. Как видите, он предложил нам два решения. Вопрос, какое именно следует выбрать, лежит в политической плоскости не меньше, чем в военной. Мы обсудим ваши предложения, товарищ генерал, и дадим вам знать. Вы свободны, — сухо закончил Сталин.

Говоров, отдав маршалу честь, покинул кабинет.

Тревожный чемоданчик на случай ареста он держал при себе с тридцать седьмого года. Волна арестов тогда обошла генерала, но многие сослуживцы попали тогда под каток. Позже, в тридцать восьмом, некоторых освободили, но большинство арестованных уже не вернулись в армию. Говоров знал, на что идет, возражая — путь и не открыто — самому Сталину и теперь был готов в любому повороту событий, но на душе у было спокойно: он сделал то, что должен был.

Из Кремля генерал отправился в свой штаб, откуда руководил операцией «Освобождение», чтобы ознакомится с последним сводками о положении на фронте. Сегодня немцы не предпринимали серьезных контратак, однако разведка сообщила о постепенном накоплении сил на некоторых направлениях — возможно, завтра будет жарко. Новых сведений о приближении пусковых установок баллистических ракет не поступало, и в военном плане это тревожило генерала больше всего.

Говоров как раз закончил совещание в штабе и отпустил офицеров, когда в дверь постучали. Генерал предложил войти. Это были три офицера в форме НКВД, одного из них, начальника личной охраны Берии Рафаэля Саркисова, Говоров узнал.