Из грязи и золота (СИ) - Баюн София - Страница 83

Айзек и мальчишка, которого Рихард посылал за контейнером и лопатой, отмывали кабинет Поля. Пес, которого снова пришлось включить, подставил белому свету ламп плешивое розовое брюхо и вяло стучал хвостом.

Стоило завести вместо него черепашку. И вместо Марш черепашку. И Клавдию вместо Тамары стоило завести долбаную черепашку, потому что они хотя бы взаимозаменяемы.

— Что вы пытаетесь сделать? — набрал он Марш.

— Паучки искали источник энергии и заряжались на месте, — отстраненно произнесла она. — Бесси бросила их рядом с башней, и они поползли к ее системе обеспечения. Мы хотим заставить дрон искать источник энергии в пустыне, но сначала нужно объяснить ему, почему нельзя лететь к городу или садиться на абры. Я бы сама их спаяла, но у меня… в общем, я не могу.

Рихард встретился с ней взглядом. Она слабо улыбнулась и подняла руки. Из черных рукавов показались щупальца.

— Ты отключишь меня, когда все закончится?

— А ты хочешь, чтобы я тебя отключил?

Марш перевернулась на бок и стала смотреть на Клавдия. Она молчала.

— Он тоже собирается помереть?

— Кажется, — улыбнулась она.

— Тогда давай подождем, пока помрет, я его тебе оцифрую и вы оба оставите меня в покое, — предложил Рихард.

— У тебя плохо получается, — она сморщила нос, будто собиралась чихнуть.

— Что ты будешь делать, если я тебя не отключу?

— Пытаться вернуться к Леопольду.

— Марш…

— Я не могу по-другому, Гершелл. Я просто вернусь к началу.

— А что ты будешь делать через десять лет? Через тридцать?

— Пытаться вернуться к Леопольду. Я это не выбираю. Если бы я могла — уже остановилась бы.

— Хочешь, я вручную сменю тебе приоритеты?

— Это базовый. Ты можешь это сделать, но получится совсем другая программа. Мы берем туда только то, что успели собрать при жизни. Когда ты сдохнешь — унесешь с собой мешок дерьма и пятидесятистраничный список реализованных проектов.

— Пятидесяти трех страничный, если умру прямо сейчас.

— Полтора мешка дерьма и полные карманы занудства.

— Готово, — глухо сказал Клавдий, вставая из-за стола. Несколько секунд стоял, вцепившись в угол столешницы, а потом оперся на полую медную ножку стола, заменившую трость, и медленно пошел к выходу. Дрон отправился за ним.

Рихард не стал вставать. Он смотрел в окно на улетающий в черную ночь дрон, мерцающий рыжими и алыми огоньками, и думал, как сильно хочет спать и как некстати разболелась голова.

Он не знал, сколько времени они просидели втроем, глядя на застывший песок, утонувший в темноте и погруженные в тишину и безрадостные мысли.

Кажется, он засыпал. Мысли путались, голова болела, ветер принес откуда-то жирный и теплый запах роз и прозрачный запах воды. Рихарда это раздражало, но почему-то он не вставал, чтобы закрыть окно. Клавдий сидел на пороге, прижимая к груди руку с капельницей и слушал только ему понятный шорох пустыни и только ему слышные голоса. Марш сидела рядом, и иногда он касался ее пальцев. Рихард видел, как его рука проходит сквозь ее аватар. Как красная саламандра выползла из-под ее рукава на тыльную сторону ладони и каждый раз тянется за его прикосновением, а сама Марш остается неподвижной.

Ответь мне, Дейзи. Я полубезумен, но места хватит для двоих.

Отключить ее?

Вот истоптанная платформа, холодная грязь, тревожные вспышки аэробусных огней — розовые и золотые — мертвая женщина под его белым пальто и равнодушные люди, которые задают участливые вопросы.

Леопольд, которому он все рассказал перед отъездом. Он щурил помутневшие глаза и прижимал к коленям дрожащие руки.

Руины алой башни, мертвая девушка Анни, которую даже похоронить нормально не удалось. Серебряная оса над ладонью живой Марш и золотая оса, бессильно жалящая мертвую руку. «Акция на сотню золотых ос».

Истоптанные платформы Поля Волански, речная вода, грязь и куры. Тревожные вспышки городских огней вдалеке.

Мертвецы Волански, те, кого они убили вместе с Марш и те, кому он возил воду. Равнодушные люди, которым Поль писал отчеты.

Питер Легасси, которому писал отчеты Рихард, и который однажды тоже стал мертвецом, потому что Марш пыталась доказать себе, что у их с Леопольдом истории есть еще одна сторона. Питер умер, чтобы Марш убедилась, что ей это безразлично.

Берхард Колдер, который на интервью щурил в камеру помутневшие глаза и прижимал к коленям дрожащие руки. Он не был Леопольдом, хоть и украл его историю. Арто носила ему в палату цветы, а потом убила его. Она не была Марш, хоть Рихард и украл историю для нее.

Но они повторяли свои истории, искаженные, перевернутые. Отключить Арто? Вернуть все к истоптанной платформе?

Может, ее вернет Клавдий, который откуда-то знает, как пахли ее духи. Может, Хельга Соркин научится делать взрывчатку.

Вот и дочка Клавдия решила глупо пожертвовать собой. Клавдий умрет, больной и отчаявшийся, как Леопольд, а она, если выживет в пустыне — что станет делать Тамара?

Голова болела так, что Рихард уже не видел ни окно, ни пустыню, ни Марш с Клавдием на пороге. Может, он наконец-то уснул.

Когда миру вернулись очертания, пустыню заливал набухающий жарой рассвет, а в небе что-то мерцало рыжими и красными искрами.

Рихард вытер слезящиеся глаза. Прищурился. А потом толкнул в плечо Клавдия, который замер с открытыми глазами и застывшим лицом.

— Эй, вы живы? Клавдий, слышите? Вездеход возвращается.

Несколько секунд Рихард был уверен, что Клавдий мертв. Даже плечо под высохшей рубашкой было холодным и твердым. Но потом он встал и, тяжело опираясь на трость, пошел в розовый и золотой пустынный свет.

Марш осталась сидеть, молча глядя, как он уходит.

Эпилог. Зимние волосы, глаза зимние и зимние печали

Никто не приходит после смерти –

и никаких аплодисментов –

только тишина и поношенные вещи — и это — смерть.

Том Стоппард

Средний Дабрин был северным городом серебристо-стального и темно-зеленого цвета. Серебристыми были дома, крепко вцепившиеся в промерзшую землю черными фундаментами, мостовые и тротуары. Темно-зелеными были кедры, пихты и мох. Стальным и зеленым было море, подбирающееся к городу.

Рихарду Дабрин нравился больше, чем Эддаберг и Валейн. Здесь его соседка сажала рододендроны, которые почти не пахли. Здесь у него были антикварные ковры, картины, старинный диван, часы с боем и серебряные кофейники с черненными узорами. Он поставил на окна рамы из темного дерева и стекла с зеленым автозатемнением. Купил белоснежный коверкот с неэтично достоверной имитацией натурального меха на воротнике. Вафи ходил по тротуарам, поджимая будто мерзнущие лапы и укоризненно смотрел на него снизу вверх, а Рихард думал, стоит ли купить собачий свитер. Иногда эта мысль его веселила.

Несколько раз он выходил в море с рыбаками и смотрел, как они потрошат огромных серебряных рыб с зелеными плавниками, живых и бьющих хвостами, а потом ел прохладное прозрачное мясо, которое ему подавали нарезанным и заправленным оливковым маслом и лимонным соком.

К нему снова обращались «господин Гершелл», заискивали и прятали глаза, и он испытывал нечто, похожее на удовлетворение.

Его давно не тревожили головные боли.

Его давно не тревожила Марш, которая теперь считалась помощником, созданным человеком с высоким рейтингом и индексом благонадежности. Теперь она могла творить все, что ей заблагорассудится, а недовольным пришлось бы очень постараться, чтобы их репорт дошел до техподдержки. Рихард искренне веселился читая пробившиеся репорты, а Марш всегда с отвращением за этим наблюдала. Марш больше не распадалась на щупальца и почти с ним не разговаривала, а он почти не вспоминал, что когда-то ее убил, и надеялся не вспоминать и дальше.

Еще он знал, что Марш снова кого-то нашла, и кто-то снова пообещал ей, что Леопольду начислят рейтинг. Знал, что она будет искать снова и снова, и что рейтинг так и будут отправлять, пока Марш не отключат или пока она не сможет убедиться, что его действительно начислили, и что у Леопольда все хорошо.