Хроники бессмертного суицидника (СИ) - И Сергей - Страница 11

[Тава: …]

Когда он думал о тех двух дипломатах, вместо их дрыгающихся на виселице тел, в его сознании всплывал разрезанный на части человек из одного из подполов Йефенделла.

Образы казни и речи императора сливались в безумную катавасию из мяса, крови и рвоты, растекаясь ужасом и страхом по мозгу аптапаро.

Ему казалось, что он пережил всё это — что это он в агонии задохнулся на петле, что это он грохнулся на ледяной пол, разбрасываясь своими внутренностями.

[Тава: …]

Зверолюд всегда понимал смерть — кто её не понимает? Только вот…

Понимать и видеть — вещи разные.

Тавагото и так боялся смерти всю свою сознательную жизнь. Если он что-то и делал, то только для того, чтобы избежать смерти, а теперь…

[Тава: …]

Он перестал бояться чего-то абстрактного, неясного и обобщённого — теперь в его голове засели конкретные образы, не дающие ему спокойно думать о неотвратимом конце его жизни.

[Тава: …]

Зверолюд поднялся по ступеням и приблизился к тронному залу. Как ни странно, у императора сегодня было очень много гостей.

Толпа людей в одинаковых чёрных накидках с какими-то красными символами скучковались вокруг Сергея Самозванного, закидывая его какими-то просьбами или предложениями.

Тавагото не мог разобрать их речь, она вообще казалась ему какой-то иностранной, хоть он, по сути, и сам-то был не из Империи.

[Тава: …]

Только он сделал шаг, как перед ним появился клон императора, зорко глядящий на него суровыми матово-чёрными глазами.

[Зет: Мистер Тавагото. Вот ваши деньги.]

[Тава: Спасибо… Я пойду убираться?]

[Зет: Нет. Сегодня у вас выходной, можете идти.]

[Тава: Но… Зачем тогда мне деньги?]

[Зет: …Можете идти.]

Рыжеволосый юноша просто повторил свою фразу, слегка понизив тон голоса.

Зверолюду оставалось лишь равнодушно опустить мешочек с золотом в свою суму и, развернувшись, выйти вон, понурив голову.

***

Вода приятно плескалась об края деревянного тазика, мило всплескиваясь небольшими волночками. Тонкие и бледные ноги с коротенькими, но толстыми ногтями торчали наружу, а грудь зверолюда полностью погрузилась в ласки тепла.

[Тава: …]

Но аптапаро никак не мог успокоиться. Привычные водные процедуры уже не приносили того удовольствия и умиротворения, что и раньше.

[Тава: …]

Он делал это не вечером, а утром; перед этим он не поужинал; он не был уставшим после работы и…

Его до сих пор гложила смерть и её тяжёлое осознание.

Всё сегодня было неправильно…

[Тава: …]

А вода всё также равномерно растекалась гладеньким озерком под коленочками зверолюда. И солнце всё также грустно, но светило в небольшое окошко, призакрытое тканной занавеской, не достаточно большой, чтобы полностью скрыть комнату от света.

[Тава: …]

Аптапаро резво поднялся на ноги и накинул на себя одежду.

Его взгляд мёртвым грузом свалился в угол в комнаты и никак не хотел куда-то перекатываться, будто его туда приковали.

[Тава: …]

Взвалив на себя походную сумку с уже сгнившими яблоками, Тавагото вышел из комнаты, закрыв дверь за собой на ключ.

***

[Тава: …]

Взъерошенный зверолюд стоял около большого белокаменного здания с небольшим таким же каменным куполком на вершине.

[Тава: …]

Он не вытер волосы перед выходом, так что их растрепало по ветру и, мокрые, они застыли в каком-то крайне страшном состоянии.

[Тава: …]

Рядом с монастырём, как ни странно, было относительно спокойно. Листва была более-менее сграблена в сторону, да и в отличии от всего остального Четвёртого Кольца здесь на земле не валялось дерьмо.

[Тава: …]

Аптапаро стоял у входа уже около пятнадцати минут.

Он пришёл в монастырь по понятной причине — чтобы помолиться. К сожалению, он попросту не придумал ничего умнее, чем это.

Однако никто из прихожан монастыря не появлялся, да и, в принципе, было тихо.

Зверолюд боялся вот так вот без спроса ворваться внутрь, так что он терпеливо и покорно ждал снаружи, немного дрожа от пронизывающего до костей холода.

[Тава: …?]

[???:…]

Неожиданно на его зелёные козлиные глаза попалась какая-та девушка, подметающая в одном из коридоров монастыря.

Она стояла к нему задом, согнувшись в самые настоящие три погибели. На ней не было чёрной монашеской робы — лишь голубое платье, с коротким подолом, дабы не мешало движениям, и чёрные туфли, самую малость великоватые для её ножек.

У девушки были слегка растрёпанные золотые волосы, ниспадающие до плеч, а вскоре показались и её прекрасные ясно-голубые глаза, чей взгляд неожиданно пересекнулся с внимательным взглядом Тавагото.

[Тава: …]

Тот лишь смущённо отвернулся, спрятав руки за спиной. Ему было страшно, что сейчас его выгонят из монастыря и проводят оскорблениями и проклятиями.

[Тава: …]

Тем не менее, незнакомка лишь отложила метлу и без каких-либо изменений на лице приблизилась к юноше.

[Тава: …]

Казалось, его сердце выскочило из груди. Он весь сжался и скукожился, чуть ли не отмахиваясь от девушки.

Она глядела на него по-тёплому равнодушно, без какого-либо удивления, презрения или заинтересованности.

[???: Вы пришли просить ночлег или хотите помолиться, мистер?]

Её голос приятной мелодией разливался по ушам аптапаро, нежно вибрируя в его голове.

[Тава: М-м-м-м-м…]

[???: Что, простите?]

[Тава: М-м-можно п-п-помолиться?…]

Зверолюд еде выдавил эту фразу, испуганно поглядывая на девушку из-под своей руки.

Тем не менее, она лишь облегчённо вздохнула, и слегка помахав своей, на удивление, девственно гладкой ладошкой, подозвала аптапаро внутрь монастыря.

Тот лишь поправил лямки своей сумки, попробовал навести хоть какой-то порядок у себя на голове и, удостоверившись, что всё тщетно, помчался вслед за незнакомкой.

***

Внутри монастыря было очень холодно, наверно, даже холоднее, чем на улице. Ужасный ледяной ветер тонкими убийственными струйками вливался через небольшие отверстия ближе к потолку и пронизывал каждый белокаменный сантиметр этого помещения.

[Тава: …]

Аптапаро сейчас сидел в самой широкой комнате монастыря — здесь стоял большой стол, окружённый стульями, висели иконы и фрески с какими-то Авагарлийскими символами, и валялись на полу недогоревшие брёвна вперемешку с углями.

Видимо, жители монастыря пускали дым по кельям перед сном, чтобы хоть как-то согреться.

В любом случае, аптапаро сейчас находился в молельной/столовой/обогревательной комнате не один.

Где-то ближе к углу вновь хлопотала с метлой девушка с золотыми волосами и ярко-голубыми волосами, а непосредственно перед ним стояла худощавая девушка в слишком большой для неё чёрной робе.

У белокурой монашки были довольно короткие и волнистые белоснежные волосы. Брови её были абсолютно белыми, из-за чего их почти не было видно. Лицо у девушки тоже была довольно бледным, да и на её щеках виднелся не красный румянец, а небольшие синеватые впадины.

Она глядела на зверолюда своими серыми глазами, и рот её был немного приоткрыт, из-за чего ясно было видно, что её передние зубы были слегка великоваты.

[???: Дью. Да светится имя твое на небесах, и зернится счастие твое на землях людиев бренных. В угоду идущим и в убиение гнедущим, да пресвятится свершение твое… Аве!]

[Тава: …Аве…]

Когда аптапаро только шёл в монастырь, он не знал про здешнюю веру ровным счётом ничего.

Оказалось, что верующие Авагарлисйкого Креста не просто поклонялись предтечам, а решили их обоготворить.

Их главным пророком был Дью — некий предтеча, объединивший всех своих когда-то враждующих собратьев.

Эта раса, якобы, когда-то давным-давно воевала между друг другом просто в колоссальных масштабах, учитывая их возможности, но после Дью осознал нечто, что позволило ему прекратить распри и сделать предтеч совершенной и буквально богоподобной расой.