Мне все равно (СИ) - Блио Элен - Страница 42

Да, я думаю, ты ведь рада за Сашку и Фис? Анфиса, она… она чудесная, славная. Весёлая. И… ей очень нужно быть счастливой.

Конечно, Саша помнит тебя! И очень-очень любит. Я знаю. И всегда так будет. И я тоже люблю, и не забуду. И, знаешь, когда у нас с Тором родится дочь я назову её Соня. Или ты не хотела? Я не помню, представляешь… Прости!

Я очень тебя люблю. Я очень стараюсь жить за двоих. Жить так, чтобы тебе не было стыдно.

- Мышь?

- Прости, я…

- Думала о ней?

Киваю. Он осторожно обнимает меня, прижимая к себе.

Мы стоим в темноте. Только огни нашей елки сверкают, и еще светятся забавные фигурки оленей и снеговиков, стоящие во дворе.

Такой тихий Новый год. Такой счастливый.

Год обязательно будет хорошим! Я в это верю. Ведь как проведешь Новый год, так и проживешь следующие двенадцать месяцев, да?

О, нет, сначала у нас тут было очень шумно.

Пришли все. Ну, кто все? Конечно Анфиса и Сашка. Коршун и… да, да… и Селена. Правда, она была такой молчаливой, немного напуганной. Поздравила всех, подарила смешные сувениры – вязанных лисичек и котиков. Потом они со Стасом переговаривались тихонько.

Странно, я даже представить не могла, что у них, оказывается, целая история. Которую они пока тщательно скрывают.

Ромка мне сказал, что Коршун даже им не рассказывал, из-за чего они поссорились, почему он так её возненавидел. Измена? Вот уж не думаю, хотя… Может это Стас? Он такой. За ним как и за моим Ромео просто шлейф любовных историй.

Да и Да Винчи не отстает. Он, кстати, пришёл один. Но телефон из рук не выпускал и сбежал самый первый. А мы потом смеялись, делали ставки – куда это побежал наш художник, не от слова худо?

Анфиса и Саша ушли в одиннадцать. Коршун и Селена в половине двенадцатого. Селена к финалу совсем загрустила и, мне кажется, даже плакала тихо. А Стас играл желваками, стискивал свои челюсти до хруста.

Если бы я не была так увлечена своими отношениями с Ромой я бы, наверное, просто ногти изгрызла себе из любопытства!

- Мышонок, тебе салат или уже горячее?

- Давай устроим немедленный пир!

- Что-то знакомое. Это из какого-то фильма?

- Из пьесы, ну из спектакля. «Мой бедный Марат». Мы ставили у нас, ну… в театральном. Когда уже остались без руководителя. Вот. Ну, не всю пьесу, отрывки.

- И про что там?

- Там… грустно. Про войну. И… про трех друзей.

- Любовный треугольник?

- Ага. Ты мне салат положишь?

- И Костя играл?

- Ром?

Он смотрит так… глаза сверкают. Ревнует. Раньше мне нравилось, но почему-то именно в этот момент не по себе.

- Лер, я просто спросил.

Молчу. Не знаю, что сказать. Просто сказать – я тебя люблю? И он будет думать, что я сказала это потому, что вспомнила про Костика? Как-то… глупо.

- Лер…

- Там… знаешь… дети, на войне. Им по шестнадцать лет. Она… она в его квартиру залезла и сожгла все фотографии.

- Зачем?

- Грелась. Это про Ленинград. Она любила Марата. А он… он знал, что её любит его друг и… уехал.

- Почему?

- Друг вернулся с фронта без руки. Ром, давай не будем, я заплачу.

- Я бы не уехал. Даже если без руки. Что за бред? Если любишь…

Он подходит и быстро обнимает меня. А я все-таки плачу. И мне так хорошо, что он говорит, что не уехал бы!

- Только ты всегда должен быть рядом.

- Это опять из пьесы?

- Да. Нет. Нет, Ром, это из жизни. Пожалуйста.

- Я буду, малыш. Буду.

Я хочу попросить, но его взгляд останавливает.

- Лер, я тебе уже всё сказал. Всё будет нормально. Не переживай.

Мы, наконец, садимся за стол и налегаем на салаты. Странно, сколько бы чего не готовилось, но вкуснее банального оливье в Новый год ничего нет. И мы первым делом уплетаем его. Потом авокадо и креветки. Ромка сделал шикарную сёмгу на гриле и взбил пюре просто гениально.

Вкусно. Так, что я встать не могу!

Но надо! Мы же еще не танцевали!

Мы вообще танцуем в первый раз. Я так хотела сделать это тогда, на праздник. Эх… Ромка хотел, чтобы я надела тоже самое платье, но я не успела сдать его в чистку. Но у меня было похожее, без бретелек, нежно голубое. Оно Ромке тоже очень понравилось.

- Ты как фея.

- А ты принц. Из сказки.

- Только не на белом коне, а на красной «бэхе».

- Ну… можно найти и коня.

- Если хочешь, будет конь.

- Мне и без коня отлично.

- Кстати, о коне. Всё-таки зовут в команду мустангов. Скоро начнутся тренировочные заезды в Эмиратах.

- Круто, - а у самой сердце снова как нейтронная звезда, крохотное и тяжелое, - поедешь?

- Нет.

- Почему?

Музыка продолжается, но мы стоим на месте.

- А какие варианты? – смотрит с такой наглющей ухмылочкой! Тор громовержец. Пытается меня сгрести в объятия, но я увиливаю.

- Ну… не нравится климат Эмиратов в это время?

- Именно. – снова тянет руки, но я прячусь за кресло, потом за стол…

- Я так и знала!

- И нравится одна вредная мыШ. Именно так, без мягкого знака, потому что никакой мягкости в ней нет! – опять пытается поймать, шутливо, играя, потому что если хотел бы – поймал!

- Неужели!

- Вредная, мелкая мыШ! – еще бросок, я уже за столом.

- От вредного слышу!

- Вредная, мелкая, невозможная мышка. – резкий выпад и все-таки он меня хватает, а я визжу, пытаясь вырваться.

И затихаю, когда Рома обнимает меня очень крепко. Совсем по-взрослому. Так, что начинают гореть уши, потому что я всё чувствую. Его дыхание. Его напряжение. Кровь, несущуюся по его венам. Пружину, которая скручивается у меня внутри.

- Лерка… я тебя люблю.

- А я тебя.

- Не хочу без тебя. Ни минуты. Ни секунды. Никуда не поеду. Вообще… мне надо готовится к экзаменам. Так что… я буду с тобой. Я тебя еще достану своим присутствием.

- Не достанешь.

- Нет?

- Не-а… даже не надейся.

- Это опять из пьесы?

- Нет. Это я сама только что придумала.

- Ты моя фантазерка…

- Ты мой герой.

- Любимая…

- Любимый мой…

Это невозможно терпеть. Быть так близко. Но мы… мы же дали слово всем, да? Я не могу… И Рома… он всё знает.

- Иди ко мне. Просто будь вот тут, рядом. У сердца.

- Буду. Всегда. Если разрешишь.

- Конечно, любимая.

- Ты… правда не будешь?

- Лер, я же сказал, не переживай!

Я не переживаю.

Я в ужасе. Почему-то постоянно жду чего-то страшного. С того самого момента как заканчиваются каникулы. Нет, даже раньше.

Когда приезжают мама и папа.

Я прошу маму не начинать крестовый поход. Вижу её взгляд. Понимаю. Если бы у меня остался один ребенок я бы…Я бы уже зарывала трупы.

Мама спокойна. Она не идет к «Ксенону». Она сразу идёт выше. У мамы, как ни странно, в столице уже множество связей. Хорошо быть стоматологом. Отличным стоматологом.

Родители Мироновой, оказывается, уже перевели её в другую школу. Вспоминаю, что кто-то вроде говорил, что её маман на короткой ноге с Ксенией Сергеевной. Директриса делает вид, что Мироновой никогда и не было в нашей школе. Дунаева извиняется. Краснеет. Говорит, что не хотела. Её родители попроще. Мать Дуни плачет. На самом деле я как-то на Дунаеву и зла-то не держу. Она кто? Шестерка Мирона. Которой теперь придется расхлебывать. Ей уже весь класс бойкот объявил. Она в «а» перевелась.

С парнями сложнее. Тут моя мать хочет идти до конца. Нашла юристов.

Меня всё это напрягает. Сильно. Не то, чтобы я хочу оставить их безнаказанными, нет, но…

Их предки как раз очень даже непросты. У Разума дед в думе, отец чиновник. У Беляева бизнесмен, очень небедный.

Тор всё время говорит о том, что я не должна бояться.

Я не боюсь. Я помню это. Мне же всё равно, да? Я же девочка – покерфейс?

Именно. Покерфейс за которым скрывается животный ужас.

И не случайно.

Потому что через неделю после начала занятий происходит это.

Разумова находят избитым. Сильно. Недалеко от школы. У него сотряс. И сломаны пальцы на руке.