Мажор в наследство (СИ) - Яфор Анна - Страница 29

Не дожидаясь ответа, идет внутрь, и мне ничего не остается, как последовать за ним.

Я попадаю в большую гостиную и пока оглядываюсь, снова хочется сравнить хозяина дома с медведем. Или с охотником. Потому что вокруг все немного дико, пугающе — и завораживающе одновременно. Взгляд сразу цепляется за камин, огромный, во всю стену. Кажется, даже на расстоянии ощущаю тепло от пляшущих языков пламени. Массивное кресло рядом, перед ним на полу — тоже огромная шкура какого-то животного. Медведя? Прямо-таки картинка из фильма…

Дубовый стол с резными ножками, за которым может поместиться человек двадцать. Орлов любит гостей, или у него большая семья? Совсем не похоже, что последняя версия верная — дом как будто пропитан им одним.

Книги на стенке, но нет ни картин, ни фотографий. И, разумеется, никаких цветов. Все строго и сдержанно, по-мужски. Нет, женщина здесь точно не живет!

Запоздало понимаю, что с тех пор, как мы вошли, Клим не произнес ни слова. Стоит в метре от меня и смотрит в упор.

Вот и сдала себя с потрохами… Теперь-то очевидно, что куртка была предлогом, иначе я бы уже уехала, а не потащилась бы в дом и не стала бы таращиться по сторонам.

Наверное, если бы дьявол-искуситель имел человеческое обличье, он был бы именно таким. Тем, от кого при одном только взгляде на него перехватывает дыхание и делаются ватными колени. Не красивым, нет. Но только увидев однажды, ты уже не забудешь это лицо. Не забудешь леденящие мурашки, что расползаются по телу от ответного взгляда. Он смотрит так, словно знает о тебе все на свете. Самые порочные мысли читает, даже те, которые ты от себя пытаешься спрятать.

Не могу понять, каких чувств испытываю больше: страха или вожделения. Именно так: не желания даже, не восхищения перед очевидной мужской силой. Какую-то нездоровую потребность находиться здесь. Смотреть и смотреть в эти темные глаза, все больше погружаясь в омут… чего?

Что вообще происходит? Я же люблю Дэна. Неужели обида могла сыграть со мной такую злую шутку? И я пялюсь на чужого мужика вместо того, чтобы торопиться домой к мужу?

— Это не поможет, — черный взгляд пронизывает насквозь.

Неужели понял? Я не знаю, куда деться от стыда. И жалобно уточняю, пытаясь изобразить недоумение.

— О чем вы? Что не поможет?

— Брось, девочка, врать у тебя получается очень плохо, — хмыкает Клим. — Ты же хочешь подразнить его, заставить ревновать. Думаешь, если заберешься в чужую постель, он станет любить тебя сильнее?

— Я не… — слова застревают в горле. Да как он смеет?! — Вовсе не… не собиралась…

Улыбка мужчины делается какой-то хищной, больше напоминая оскал. Он никак не комментирует мое невнятное блеянье. Зато говорит совсем другое.

— Можешь остаться. Тебе понравится. Я же говорил, в таких запретных отношениях есть что-то особенное. Особенно вкусное, — и когда его взгляд становится развязно-грязным и весьма недвусмысленно шарит по моему телу, а я неизбежно заливаюсь краской, добавляет: — Правда, потом станет еще хуже. Так что вряд ли это выход. Если только не ставишь цель просто оторваться. Еще можно напиться, кстати. Тоже помогает отключиться ненадолго. Но последствия похуже, чем от секса. Хотя в твоем случае… еще вопрос, что будет хуже. Сожрешь же сама себя угрызениями совести. Налить тебе вина?

Подходит к бару, и я завороженно смотрю, как переливается в бокале рубиновая жидкость. Как поглаживают сильные пальцы хрустальную ножку. Это выглядит так… вызывающе. Эротично. И я знаю откуда-то это совершенно точно. Если сейчас скажу «да», до утра не вспомню о Дэне. Вообще не смогу думать ни о чем, кроме этого обольстителя, пожирающего меня своим взглядом. Только ведь он прав. Это спасет только на короткое время, а потом будет еще больнее. Еще тяжелее со всем справиться.

— И что же мне делать?

Он приподнимает бровь.

— Не заметил, когда успел повесить на калитку табличку «Психолог». С чего ты взяла, что у меня есть ответы на твои вопросы?

— Что бы вы сделали на моем месте? — я игнорирую его остроты. Почему-то хочу знать, что именно он думает. Услышать его совет. Если, конечно, все-таки уговорю этот совет дать.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Я бы вообще не оказался на твоем месте, крошка. Любовь — это совсем другое. Не та душещипательная муть, которую ты напридумывала в своей хорошенькой головке.

— Вы просто не понимаете! — набираю побольше воздуха, потому что дышать резко становится тяжело. — Я не могу без него жить.

— Тогда тебе нужно лечиться от зависимости, Соня, — он внезапно становится серьезным, и я вздрагиваю — таким леденяще-жестким делается его взгляд. Хлещет, будто плетью. И не думала, что он запомнил мое имя. — Любовь обогащает. От нее расправляются крылья за спиной. А ты превратилась в жалкую тень себя самой. И мне вовсе не обязательно было знать тебя прежде, чтобы заметить это. Ты точно ЗА МУЖЕМ, детка? Или это он с твоей помощью решает свои проблемы?

Снова вздрагиваю, словно ощущая очередной удар. И неожиданно для самой себя начинаю рассказывать. Обо всем. Несмотря на слова Клима, что он не исповедник и не психолог, не могу удержаться. Изливаю то, что накопилось за все последние дни. А когда, наконец, замолкаю, тону в задумчивом, внимательном взгляде.

Только не надо меня жалеть! Пожалуйста… Я этого не вынесу…

— Вы же не думаете, что он женился из-за наследства? Мы все равно собирались быть вместе. Еще до завещания.

— Важнее, что думаешь ты сама, — отзывается Клим. — Думаешь, а не хочешь думать. Улавливаешь разницу?

Внутри, в самом сердце, пульсирует боль. В какой момент все сломалось? Я же была так счастлива… и Даня тоже. Мы ведь правда хотели пожениться. Стремились к этому с самого детства. Кажется… Или я принимала желаемое за действительное?

Забираю из рук мужчины бокал, залпом опрокидывая его в рот. Обжигающая резкость вышибает слезы, и я закашливаюсь. Плохая была идея! Говорят же: нельзя пить, если не умеешь. Делаю еще один глоток, пытаясь восстановить дыхание. Вытираю глаза.

— Я всю жизнь в это верила. Что мы созданы друг для друга. А вы сейчас пытаетесь меня разубедить.

— Даже еще не начинал. Разубеждать, — он снова хмыкает. — Ты же не дура. Умеешь выводы правильные делать. Если хочешь, конечно.

— Не хочу! — торопливо выпаливаю в ответ. Я в самом деле не хочу этих откровений. Слишком больно. Но запущенный снежный ком уже не остановить.

— Домашние тапочки — хорошая вещь, — неожиданно выдает Клим, заставляя меня растерянно вскинуть на него глаза. Это-то тут при чем? Он видит мое изумление и ухмыляется. — Они очень удобно греют ноги. Такие мягкие и уютные. А когда не нужны, можно просто отпихнуть в сторону. До следующего раза, когда снова станет холодно. Но это все равно только тапки. Под ногами. Не в руках даже. Не у груди. Ты уверена, что хочешь быть для своего мужа такими тапками?

Лучше бы он меня ударил… Хотя, наверно, именно это и происходит. Щеки горят, как от пощечины, а боль в груди делается нестерпимой. Он ведь прав… только что мне делать с этой правдой?

— И какой выход? — я боюсь услышать ответ. — Мне надо уйти от Дэна? Разорвать наши отношения?

— Не знаю, — Клим пожимает плечами. Отходит к окну, устремляя взгляд куда-то за него, вдаль. Стоит, широко расставив ноги и засунув руки в карманы. Отстраненный. Одинокий. Я внезапно думаю о том, есть ли в его жизни хоть кто-то близкий. Каково это: любить такого мужчину?

Он, не оборачиваясь, бросает через плечо:

— Тебе никто не даст ответа. Сама должна найти. Выздоравливай, Соня. Болезнь слишком затянулась.

Я кашляю, пытаясь прочистить саднящее горло.

— Выздоравливать — это уйти от него? — в глазах закипают слезы. Поверить не могу, что обсуждаю такое вслух.

— Ты меня слышишь вообще? — Клим отзывается неожиданно зло. — Я сказал, что твоя болезнь почти что превратилась в хроническую. А вот как ее лечить, никто не подскажет. Нет готовых решений. Найдешь, если захочешь. Только сама, без моей помощи. Да и без чьей-то еще.