Стану смелой для тебя (СИ) - Акулова Мария - Страница 31

Понимала, что включить можно верхний. Понимала, что так – слишком интимно. Но оставила решение на усмотрение Чернова.

Замерла, достав свою любимую гейзерную кофеварку, прислушалась, непроизвольно улыбнулась…

В ванной шумела вода. Чуть громче, чем если бы мужчина закрыл дверь. И это почему-то отозвалось в Санте мыслями о несбыточном и желанном, скрутив в тугой узел желудок.

Вот бы когда-то…

Он точно так же умывался бы утром – не закрывая дверь, а она готовила ему кофе. Знала бы, какой он любит. Действовала бы на автомате, а не наобум.

Чернов опустил рычаг смесителя, шум прекратился.

Его сменило шуршание полотенец в ванной и кофейного пакета на кухне.

Что будет дальше – Санта знала.

Данила вернется. Возможно, задержится в дверном проеме, а может двинется напрямую к барной стойке. Ещё его внимание может привлечь окно. С вероятностью куда меньшей – её действия.

Он скорее всего всё же нащупает включатель света, она зажмурится, когда резко ударит по глазам…

Санта слышала приближающиеся шаги.

Поставила кофеварку на постепенно краснеющую конфорку, понимала, что смело можно развернуться и встретить гостя, глядя в глаза, но оказалась чуть неготовой.

Её пальцы с силой сжимали холодные борта мраморной столешницы. Взгляд будто прилип к подсвеченной темной зеркальной поверхности электрической плиты. Дыхание замерло, собрав в легких норму воздуха. В животе по-прежнему будто всё связано в узел…

Вывернутая нога чуть-чуть поднывает…

А вот шагов больше нет.

Он правда остановился в дверном проеме. Ничего не говорил, ничего не делал. Снова осматривался. Всё, как Санта и думала: его привлекло окно. Только не подошел, а смотрел от двери.

И к включателю не потянулся.

Усугублял молчанием тишину.

Усугублял нетерпеливые мучения Санты взглядом.

Который она чувствует. Он уже на ней. Ползет от белых носков по голым щиколоткам до подкатанного джинса. Вверх по ногам до колен, и выше тоже…

По вжатому в столешницу животу и держащимся за нее же пальцам…

По неизменно ровной спине и горделиво приподнятому подбородку даже когда взгляд вроде как опущен. По-прежнему устремлен на подкипающую кофеварку.

– Вы со сливками пьете?

Санта спросила, повернув голову всего на мгновение. Попыталась улыбнуться, но получилось так себе. Стушевалась под слишком серьезным взглядом. В котором нет ни намека на стеснение или неловкость, в отличие от неё.

Дальше же, замерев, следила, как Данила отталкивается плечом от косяка, проходит вглубь. Дышит ровно. И смотрит ровно, а у неё уже всё сбивается.

Это глупо, но Санта отворачивается, снова упираясь взглядом в носик кофеварки, вздрагивает, когда рядом с плитой опускается мужская рука с мобильным.

Телефон остается там, Чернов – нет.

Пара движений – и он ровно за спиной. Ближе, чем когда-либо.

Санта чувствует его тепло. Он наверняка чувствует её напряжение.

Но его это не останавливает.

Он делает ещё один шаг. Достаточный, чтобы вжаться в поясницу пахом.

Воздух выходит из легких Санты сам собой – вместе со странным звуком. Она ощущает свою же дрожь, а ещё немного боится, что захлебнется чувствами. Потому что их – разом много.

Данила так близко, что ноздри дразнит запах его туалетной воды. Дыхание Санты становится рваным. Она хочет только вдыхать, чтобы раз за разом наполнять себя им.

Непроизвольно немного прогибается будто навстречу. Осознает это, чувствует, как щеки моментально наливаются пунцовым. Основания её ладоней скользят по мраморной поверхности чуть вперед, а мужские руки сжимаются на талии. Только не на футболке, а под ней, скатывая ткань вверх…

Из носика начинает валить пар, кофеварка – издавать булькающие звуки, но это уже не имеет значения.

Санта чувствует прикосновение сзади на шее – кончиком носа к одному из верхних выступающих позвонков. Покалывание еле-ощутимой щетины. Потом к нему же – губами. Которые почти сразу скользят в сторону, продолжая щекотать, бредут вверх по шее, скуле… Нос бодает висок, Санта поддается, открывая шею сильнее, слышит, что Данила тоже дышит рвано, его теплое дыхание волнует мочку, ей же достается следующее касание мягких губ…

– Что делать тем, кто устал просто на тебя смотреть? Скажи, святая Санта…

Зеленые глаза распахиваются сильнее, а трусливое сердце летит куда-то в подвал подъезда.

Глава 15

Глава 15

Святая Санта.

Дочь наставника.

Смотреть можно – трогать нельзя. Ему. А не ему…

Это всё крутилось в голове Данилы, когда должно. И когда не должно – тоже крутилось.

Она привлекла его внимание сразу – потому что красивая. Но ведь красивых много, а эта – под запретом и он – не тупой достигатор. Знает границы. Правила знает. Умеет по ним.

Тем более, он ведь правда слишком занят всем на свете. Обо всём же должен думать. Кроме неё.

А с ней… Не видит – тут же забывает. Видит – вспоминает.

А потом думает-думает-думает. Почему-то думает.

О том, что надо бы включить жесткость, а нет сил. Данила не может. Даже вечером задержав – жалеет. Пугать не хочет. Смущать не хочет. Хочет, чтобы ей было хорошо. Сначала думает – это все из-за благодарности её отцу и из-за присущих ей отголосков его черт. Потом понимает: нет. Дело в ней.

О том, что её предложение зайти на кофе в тот вечер – не просто позабавило, как должно бы. Он ведь на полном серьезе целую секунду размышлял. На подъезд смотрел, окно «выбирал». Но разум победил. Она – девочка совсем. Не особенно понимает, насколько привлекательна. От чистого сердца зовет. А ему соглашаться нельзя. Потому что человек должен в первую очередь думать о последствиях своих действий.

О том, что это нормально для молоденькой и красивой – тут же заполучить такого же молодого ухажера. Что Гриша ей подходит. Что даже если брать в учет никому не нужную «отеческую заботу», придраться-то не к чему. А ему неприятно.

Смотреть, как парень залипает к святой Санте на кухне в офисе. Видеть, как приводит в ресторан.

То и дело съезжать с темы и взглядом. Отмечать, что она – кислая. Испытывать облегчение. Раздражаться на себя же. У себя же требовать оставить девочку в покое. А потом снова съезжать. Скользить по длинным ногам, когда идет в сторону уборных. Зачем-то подрываться следом.

Идти и продолжать смотреть. Чувствовать кожу пальцами, а себя – немного извращенцем.

Убеждать, что он правда в уборную, но видеть, как она сворачивает не туда… И идти следом.

Набрасывать на тонкие плечи свой пиджак. Неотрывно смотреть на губы. По-особенному притягательные.

Снова чувствовать себя извращенцем, потому что студентки, стажерки – не твоя весовая. Наивность и чистота – не твой кинк.

Ты не усложняешь там, где не стоит.

Ты по-прежнему видишь у неё на лбу красный крест. У тебя на тумбе всегда будет стоять фотография с её отцом. Её мать тебе не простит…

Но тебе почему-то приятно, что говоришь «Гриша – хороший парень», а она кривится. Потому что хороший… Да не тот.

Ей идет твой пиджак, и ты думаешь, как было бы в нём без ничего. У тебя играет фантазия, шалит кровь. Но ты сам себя осаждаешь, потому что это всё не нужно ей.

Двадцать один. Куда здесь ты?

И она тебе куда?

Просто, наверное, слишком непривычно милая. Просто, наверное, чувствуешь вину.

Но что чувствует и думает она – непонятно. Иногда кажется – чего-то от него ждет. Но чаще – тупо боится. Что нормально. Логично. Правильно. Ведь девочке не нужны сложности.

А ему не нужна девочка.

Только всё равно думает.

И в ресторане думает. И после ресторана тоже.

Принимает решение, что это – не дело и надо думать меньше. Лучше дистанцироваться. А потом берет в руки телефон, крутит, печатает… Получив же «я дома и мне тепло», улыбается. И «умница» отправляет искренне.

Она правда такая.