После измены (СИ) - Крамор Марика - Страница 28

Голос его звучит приглушенно и не совсем чётко. Слова даются ему с трудом.

— Я…

Во мне что-то умирает, когда я не слышу былого задора и нежности. Только чёрная тяжесть отравляет кровь, слух, чувства… Мое доверие умерло…

— Ты… что? Я была в аэропорту и ждала твоего звонка, но ты молчал.

— Даша, тебе не нужно приезжать. Так будет лучше.

Сложно назвать это ударом. Это как взрыв. Когда внутри сердце больше никогда не станет целым.

— Ты к жене вернулся?

— Даша, прости меня, пожалуйста, — голос его дрожит, в нем нет привычной силы и непоколебимости. — Мне очень жаль, что… что…

— Не думала, что ты такой трус, — первая слезинка катится по щеке. Прикрываю глаза, боясь погрузиться в бездну собственных чувств. И злого разочарования в этом человеке.

— Я… Я…

— Не надо. Больше ничего говорить не надо.

Во мне кричит невероятная обида. Отрезвление отравляет. Доверия во мне больше нет.

— Даша… я правда считаю, что так будет лучше.

— Ну вот видишь. И татуировку сводить не придётся. Навсегда она… — проглатываю крик боли, рвущий душу, и дрожащим срывающимся голосом произношу ему последние слова: — Счастья вам.

И отключаюсь.

Не в силах дальше сдерживаться, просто закрываю лицо руками и позволяю эмоциями выйти наружу. Меня трясёт так, как никогда раньше. Кажется, внутри только что что-то сломалось.

Глава 30

За три дня до текущих событий…

ЙОХАН

Предвкушение играет в крови. На моем лице сияет улыбка, а я, как подросток, поглядываю на циферблат: Даша через пару часов заканчивает работу. У нас уже сложился маленький обычай: мы всегда созваниваемся, когда она выходит из офиса.

Завтра она прилетит. Мысли о ней согревают сердце. И кажется, что жизнь вновь подарила возможность дышать легко и свободно.

Я способен это оценить и благодарен судьбе за второй шанс. Потому что его получают не все. И, черт возьми, похоже, я действительно счастливчик.

Мой врач наконец вернулся из длительного отпуска. Теперь после личной консультации я могу быть с Дашей до конца откровенным и обсуждать полновесную картину.

Перелёты длительностью более двух с половиной часов мне на данном этапе выздоровления противопоказаны. Долго находиться без движения, да ещё и с согнутыми ногами, нельзя. Но врач настаивает на полном отказе от полётов в ближайшее время.

«Успеете ещё налетаться. Сначала приведём кровь в порядок», — всегда отвечал он мне.

С серьёзным выражением лица я кивал, соглашаясь. А что мне ещё оставалось?

Встреча длилась недолго. Хотелось сэкономить время, и поэтому на вопросы отвечал кратко и по существу.

Да. Курение — абсолютное категоричное табу теперь. Да. По питанию я тоже придерживаюсь изначально принятой схемы. Да. Литрами вливаю в себя воду, даже когда уже не лезет. Да. Стараюсь больше ходить и дышать свежим воздухом. Сенатор, надо заметить, любит составлять мне компанию.

«Пару недель уже, как я стал ходить в бассейн. Начал с минимальных нагрузок. Вы разрешили».

«Совершенно верно, под присмотром грамотного специалиста. Вы молодец. Чуть позже повторим обследование».

Ликование топит. Да. Я понимаю, что Дашу тяжёлые новости мало обрадуют, но я безоговорочно уверен, что она поймёт. Она обязательно меня поймёт. Иным мыслям я не позволяю отравлять кровь. Которая и так, к слову сказать, не лучшего качества.

Задерживаться на работе не в моих правилах, но нужно все успеть. Поэтому придётся поднажать. С утра, правда, я проснулся разбитым. Напряжение последних дней, очевидно, сказывается.

Ещё с вечера чувствовал усталость и тяжесть в ногах. Но не придал этому особого значения.

И очень даже зря.

Пока поднимаюсь на третий этаж здания, в котором обычно предпочитаю обедать, понимаю, что не в силах преодолеть привычное расстояние. Я не в силах подняться по лестнице…

Спустя пару секунд накатывает острая нехватка воздуха. Жуткая паника охватывает тут же, призывая за собой чудовищный страх. Страх, что вот они, мои последние секунды. И больше я красоту этого мира не увижу никогда. Ужас раздирает изнутри, кислотой выжигает надежды на будущее. А свет в душе мгновенно сменяется непроглядной мглой. Внезапная необъяснимая одышка наотмашь бьет понимаем: оно повторяется. Вновь.

Резкой жгучей боли, как в первый раз, я не чувствую, только неприятное покалывание в грудине. И лишь при наступающем кашле боль становится острой.

Кажется, я задыхаюсь. И мне не хватит воздуха всего мира. Волны ужаса настойчивыми щупальцами опутывают душу. Удушают. Не чувствую кроме этого ничего: ни воздуха, ни лёгкого сквозняка из приоткрытого окна. Ничего хорошего и светлого. Закрываю рот ладонью, привалившись к стене и согнувшись в три погибели. Ноги становятся слабыми. Пробую опереться о колени. Встать. У меня почти получается.

В глазах помутнение, и не сразу я вижу бурые капли, окрасившие ладонь. Сначала лишь подмечаю инородные разводы на светлых брюках и только потом, впившись оторопелым взглядом, раскрываю трясущийся кулак.

Смотрю на темные следы на коже, а вместо них вижу чёрный крест. Которым теперь точно можно перечеркнуть всю мою жизнь.

Я не слышу вокруг гомона, криков, ничего не слышу. Только ее лицо перед глазами. Только ее улыбка.

Прости, милая. Прости, что я попался тебе такой бракованный. Я не смог сразу тебе рассказать… да уже и не знаю… стоило ли.

Я вроде бы в сознании, понимаю, что меня заставляют сесть. Вокруг свет, не темнота. Вблизи я все вижу. Теперь почти отчетливо... Люди. Обеспокоенные лица. Я могу говорить. Я прошу позвать помощь. Не понимаю, громко или тихо. Называю фамилию врача. Только зачем — не пойму. Название клиники я тоже озвучиваю. Мысли путаются, но я ощущаю себя как и раньше, только воздуха не хватает. А вдали все как в тумане. Немного смазано.

Нахожу в себе последние силы и лезу в карман, вытягиваю телефон. Я оглушен пустой надеждой, что смогу дозвониться. Набираю номер врача, с которым виделся буквально на днях. С нарушениями речи, но выдавливаю из себя просьбу о помощи и передаю кому-то трубку.

Я понимаю, что меня везут куда-то. Но мысли не могут собраться. Кашель душит. Или уже нет. Не пойму. Я не пойму…

Граница моего сознания размывается. Я ощущаю себя. И не ощущаю одновременно.

На лице маска. Кислород. Мне нужен кислород. Значит, я ещё дышу. Значит, живу ещё.

Вижу профиль врача. Он нагибается. Что-то проверяет на пальце.

Не сразу доходит, что на мне пульсоксиметр (от автора: медицинский прибор для измерения уровня насыщения крови кислородом).

Когда ясность сознания возвращается ко мне, вдруг наваливается свинцовая тяжесть. Руки и ноги тяжёлые. Веки поднимать тоже тяжело… в голове туман, размеренные голоса и опутывающее тепло, которое уносит все дальше… и дальше… и дальше…

Глава 31

Щурюсь от света. Он кажется обжигающе-ярким, будто смотрю на солнце без темных очков.

Я получаю кислород. Я дышу! Воздух проникает в легкие. Я могу задерживать дыхание и медленно снова вдыхать полной грудью.

Свет постепенно становится более тусклым. Похоже, глаза привыкают к освещению. Теперь оно не кажется таким обжигающим.

Вспоминаю, что должен находиться в реанимации. И рядом должен быть кардиомонитор.

Сознание возвращается быстро. Сканирую глазами помещение.

Рядом кто-то есть.

Шевелю губами.

Приближается девушка. На ней халат, волосы убраны согласно регламенту.

— Все хорошо. Вы под наблюдением. Скоро врач подойдёт.

Бодрая улыбка не вызывает во мне никакой реакции.

Пытаюсь что-нибудь сказать, но речь выходит сбивчивой, как будто говорить непривычно. А от звука собственного голоса по телу идёт вибрация.

— Реанимация? — шелест вместо уверенного тона.

— Да. Вы в прекрасном состоянии. Вы молодец.

Прикрываю глаза. Горько от ее слов. Так горько…