Удельный князь (СИ) - Серебров Яр - Страница 64

Нет, это показывать нельзя. Как только Лоренце понял, что ему "подогнал" Прохор, немедля ни минуты отправил подручного к компаньону дяди. Слава деве Марии, его пузатая галера ещё не успела отплыть от пристани.

Но и тех позиций, что видели горожане при разгрузке, хватило чтобы в Тане поднялся ажиотаж. И такой, что консул, Андрео Дзено пригласил его на семейный ужин. Удивительная прозорливость, учитывая, что пять богатейших семейств города, впечатлённые «китайским» кораблём, сделали аналогичное предложение несколькими часами ранее. Завтра устрою показ и торги, там на всех хватит.

Ящики полны ароматных духов. Жидкие и твердые мыла, нежные крема, позолоченные безделушки из гипса и дерева, шарики и стаканы из стекла и… Девяносто пудов котлов и прочей посуды из чугуна, по сравнению с которым генуэзские и китайские — жалкие поделки, а ещё ... окна с прозрачным словно утренная роса стеклом.

Нет, консулу отказывать не стоит. Cacio è sano; se vien di scarsa mano![ii] Дзено древний род. И пусть его семья не такая влиятельная, как моя, и давно не вхожа в Большой Совет, но всё же прадед консула, Раньеро был дожем, а самому Андрео покровительствует нынешний дож за его заслуги. В Тане он царь и бог, а мне нужны здесь крепкие позиции и ссуды.

Мал говорит, что водоход князя может тянуть три тысячи пудов! Немногим меньше Galere da mercato[iii]. Хорошо! Очень хорошо! Не буду больше ломать голову, как вести жмых винограда и чёрный песок. А новый список товара, что велел купить, князь не уступает старому. Две убористые страницы, где указан не только объём, но и приоритет. Лоренце раз за разом перечитывал список. Молодые рабы, медь, олово, ртуть. Всё это понятно, но зачем Мстиславу по пять сотен пудов водорослей и морской соли, да не меньше осетра и кефали? А ещё князь прислал шесть десятков пустых бочек и велит готовить в масле жирную скумбрию, сельдь и султанку. Дева Мария, но где взять столько оливкового масла? Стой… Лоренце, где твоя голова? На новый товар ты легко обменяешь не только масло, но многое, многое другое. Венецианская Тана всего одна десятая от общей торговли Азака, а я знаю кого заслать к конкурентам.

Лоренцо потёр ладони. После ужина с консулом он непременно пойдёт к Джулиано. Этот прохвост не упустит своего, а его свинец и олово отправится в более подходящее место.

Утром, кошмар повторился. На этот раз здоровяк окатил его холодной водой.

— Figlio di puttana! Опять!

— Вставай ужо, — беззлобно пробурчал Тихоня. — Плыть надобно за околицу града.

— Куда? Зачем? Что вы опять выдумали?

Лоренце заметил и Олеся. Парень вцепился в деревянный тубус с двумя печатями мертвой хваткой и смотрел на него как на врага народа.

— Пришла тебе посылка. Но… Прохор велел вскрывать сие только в нашем присутствии, да не в городе. О-о-о. Да тебе, как я погляжу, совсем худо, — Тихоня протянул итальянцу ковш с мутноватой водицей и плавающими в ней кусочками льда.

— Захватил по случаю. Пей! Рассол сие добрый. Из кислой капусты. Верное средство опосля вина али браги. Ужо поверь.

— Точно?

Любопытство пересилило, и Лоренце, приведя прежде себя в чувства, оправился на пристань. Поплыли они почему в верх по течению Дона, а дойдя до колючих зарослей, потянулись по едва заметной тропке, курто забирающей наверх. Ругаясь нехорошими словами на то и дело ухмыляющегося Тихоню, итальянец тяжело дышал, пыхтел, плевался, но всё же тащился на крутую горку, время от время прихлебывая воды из фляги.

На самой вершине холма мальчишка, шедший впереди, остановился. Воровато оглянувшись, развернулся и, достав из ларца лист бумаги, поставил корявую подпись, после, аналогичную операцию проделал Тихоня.

— Как это понимать?

— А тебе понимать и не треба ничего. Ставь подпись, что о зрительной трубе никому сказывать не станешь.

— Зрительная труба?

Тихоня махнул рукой и передал письмо с описанием. Лоренцо бегло пробежал описание. Мстислав не очень хорошо писал по латыни, но отличные рисунки и иконки говорили куда больше текста. Открыв продолговатую изукрашенную коробку из красного дерева, Лоренце извлек бронзовую трубу с чернёными контурами дивных рыб и осьминогов. Поднёс к глазу. Какая то муть. Нет, похоже не так. Перевернул трубу узким концом к глазу и навёл на город и едва не выронил трубу из рук.

— Uffa! Non ci posso credere! Uffa! Non ci posso credere![iv] — только и повторял Лоренци, то и дело прикладывая прибор к глазу, а после опуская.

— Чегой то ты там лопочешь? Дай-ка сюды! — Тихоня взял трубу, приложил к глазу. Почти сразу опустил, настроил резкость, покрутив шершавое колёсико объектива, и во второй раз смотрел подольше. — Добре. Добре, — только и бормотал он. — Ишь ты, аки живой. Одна-два-три, — что-то считал великан.

Лоренце, опомнившись, вырвал трубу и в этот раз долго не отпускал направив объектив в сторону моря.

— Олесь, иди-ка погуляй покуда, — Тихоня оттащил итальянца в сторону. — Грамотку от князя прочёл?

— Угу.

— Чего угу то? Вона как глаза зажглись. Ты смотри у меня, — Тихоня поднёс к носу Лоренце пудовый кулак. — Не вздумай трубу сию себе оставить али продать. Князь просил инструкцию сию, — он потыкал в бумагу, что Лоренци заложил за пояс, — переписать верно на латынь и отправить сам ведаешь кому. Обе!

— Ты ведь знал? Ты всё знал?!

— Знал да не всё. Князь перед отплытием сказывал, что зрительную трубу ладит, и будет она работать аки малая, да только навыворот. Не уменьшать, значится, а увеличивать. Внял? А успеет али нет, не ведает. Выходит, успел диковину сладить. И вот ещё, — Тихоня вытащил из-за со спины внушительный мешок и протянул Лоренцо. — Князь велел сказывать что сей порошок треба продавать аки пряность и добавлять в хлеба сладкие. Вона и рецепты. — Тихоня сунул в нос список листов.

— Порошок? — Лоренце размотал горлышко. По поляне поплыл пряный, амбровый дух, напоминающий густой ликер. Хм. не знаю, не знаю. Ох. Итальянец ударил себя по лбу и попытался бежать. Но не далеко. Шустрый Тихоня его нагнал, схватив за шкирку.

— Куды собрался то?

— Куды-куды, — передразнил его Лоренцо. — Галера дядина с часу на час уйдёт! Торопиться надобно, коли хочешь наказ исполнить.

— А-а-а! Дык чего стоим.

Великан обернулся, окрикнул Олеся и, подхватив Лоренцо, рванул к Дону.

Лещиново

Неручь перед самой пристанью образовывала крутую петлю, именно в основании петли я решил заложить цепные боны. Ширина реки в этих местах едва достигали двенадцати метров и много цепей не потребовалось, зато они прочные, толстые и усиленные в центре звена сварной перемычкой. Прорвать такую цепь струг не сможет даже с разгона, хотя какой разгон то супротив течения? Цепные башни разместили в густых кустах, да так, что с берега их было не видать. Подъём цепей осуществлялся через полиспасты основательно заглублённых в бутобетонные блоки. Сначала хотел одной обойтись, но, когда штурм Козельска воочию наблюдал, передумал и решил и вторую добавить. На случай если большой набег случится она поможет флот противника на части разделить. Про цепи те считай никто и не знал, потерялись на фоне прочих работ.

Струги неспешно поднималась по реке. Двигались рваным темпом, пару раз останавливаясь на короткий отдых. Весла синхронно поднимались и опускались, на палубах слышалось сопение и тихая ругань. Неручь это не Зуша. Неспешное течение частенько сменялось быстринами, выматывающими все силы. Сильных всего три, но уж очень противные. Первая, сразу за Кулигой, вторая, чуть выше брода у деревни Гвоздяное и, третья, аккурат перед этой петлей, напротив крутого склона густо поросшего орешником. И хотя при добыче щебня мы основательно углубили броды, а фарватер от устья до острожка почистили от мусора и поваленных деревьев донными граблями, проблема не ушла. И этот факт на руку нам сработал, потому как подошли струги не ночью, а на рассвете. Плотный молочный туман растёкся над рекой и поймой, укутал деревья недолговечной изморозью и… окончательно спрятал от противника наши передвижения. Одни вои, стоявшие на носу лодей в полной броне, тщательно вглядывались вперёд, другие же, держа луки со стрелами наготове, в оба глаза смотрели по берегам. В звенящей тишине отчётливо слышались их разговоры, долетало и кукареканье петухов из острожка.