Ненавижу тебя, сосед (СИ) - Манило Лина - Страница 54

— Хм, ладно. Пока, Дашуль.

— Эй, Яся, откуда вопрос такой? — тревожится Даша, кажется, обо всех делах своих забыв.

А я встаю, подхожу к зажигалке и усаживаюсь на корточки рядышком, смотрю на пластиковый тёмно-синий крикет.

— Нет, ничего, просто показалось, что запах мужского одеколона почувствовала, — прикрываюсь своим недугом и, попрощавшись, кладу трубку.

Откуда ж ты тут взялась, зажигалка? Наверняка этому есть самое логичное объяснение, только у меня пока его найти не получается. И от этого что-то нехорошее щекочет под ложечкой. Какое-то предчувствие.

Плохое предчувствие.

38. Демид

На тренировке я выкладываюсь по полной, потому что у нас некомплект, а старт чемпионата очень скоро. Ну как выкладываюсь? Очень стараюсь, вот только с самого начала что-то идёт не так.

Я никак не могу взять под контроль дыхание — оно сбивается при каждом резком движении. Разминка и та даётся мне с трудом, а стоит начать активно бегать, следить за мячом, и всё летит в пропасть. Ничего не получается! Это бесит.

Ломота в теле настигает меня минут через сорок после выхода на поле, и чем дальше, тем сложнее её игнорировать.

Пропускаю мяч, потому что перед глазами мутная пелена и всё, чего хочется, — прилечь на газон, поджать под себя ноющие ноги, которые кто-то через мясорубку перекручивает, жилы наматываются на винт. Я всё ещё пытаюсь двигаться вперёд, но будто в мутном киселе плаваю, барахтаюсь, как лягушка в молоке, только масла, боюсь не получится — утону.

Всё, не могу больше.

Поднимаю руки, показывая, что сдаюсь и выбываю. Наверное, меня тоже догнал грипп, но эта мысль лишь по краю сознания пробегает. У меня вообще не получается думать связно, лишь обрывками.

Ко мне бежит тренер, хотя узнаю его только по очертаниям массивной фигуры.

— Демид, тебя тоже, что ли, прихватило? — его рука на моём лбу, холодная. Освежает. Это приятно, это хоть немного остужает. Майка липнет к телу, я весь в поту, и мне хочется содрать с себя одежду, забраться по уши в полную ванную льда и сидеть там, пока пожар в моём теле не потухнет.

Мне не хватает кислорода. Дышу часто-часто, как загнанный пёс, но ничего не помогает. Легче не становится!

— Парни, помогите его в раздевалку отнести, и всех на карантин сажаю! — зло рычит тренер, и меня подхватывают под руки и ноги, разве что в воздух не подбрасывают.

— Ещё один. Надо же какой грипп тяжёлый. Стремительное течение болезни, — наш командный врач смотрит на меня встревожено, головой качает, а я хочу только одного — спать. — Ох, как дышит часто. Давно такого вируса не встречал. Такими темпами все слягут.

— Что это с ним?

— Тахипноэ, — незнакомое слово прорывается в сознание, как название страшного диагноза. — Срочная госпитализация!

И через много-много мучительных бесполезных вдохов:

— Потерпи, сынок, скорая уже едет.

Да какая скорая! Матч на носу! Но спорить, дёргаться и сопротивляться у меня нет сил.

В себя я прихожу в больнице, надо мной белый потолок, в руке торчит игла, а лёгкие будто обручем сдавили. Да что ж за пропасть! Меня болтает по кровати, я свешиваюсь на бок, пытаюсь лёгкие выплюнуть, и у меня почти получается.

Вокруг меня суетятся, дёргают, снова чем-то колят, впрыскивают в вену очередной препарат, оставляют в покое и так по кругу.

В очередной раз из забытья меня выбрасывает зыбкая, но настойчивая мысль. Страшная.

Как на грех, на этот раз в палате никого. Где же все, когда они так нужны? Пытаюсь заорать, хотя голос меня не слушается — вместо него рваные хрипы. Но, наверное, медсестра была неподалёку, потому что прибегает быстро.

— Что такое? Плохо? — она меня щупает, вглядывается в лицо с тревогой, проверяет показания какого-то датчика.

Машу головой — дело не во мне!

— Яся, — выкашливаю имя той, которую я мог заразить. — Яся!

— Тш-ш, Демид, не волнуйтесь. Поспи, не надо напрягаться.

Да ну блин!

— Вы не понимаете, — и снова этот дурацкий кашель, из-за которого виски сжимает от адской боли, а грудь на части разрывает. — Дайте телефон. Где он?

Медсестра скорее догадывается, чем слышит меня. Я сам себя не слышу! Но медсестра все равно меня не понимает:

— Покой положен, а не телефон.

Что за варвары в этой больнице?

— Тогда вы позвоните Ясе. Она могла заразиться!

Я не знаю, что это за чёртов грипп, от которого меня развезло так стремительно, будто катком переехало. Но у Яси слабые лёгкие, в детстве была астма. Если уж меня, здорового во всех отношениях лося, так срубило, её вовсе убить может. И это будет только моя вина, ничья больше.

— Найдите в моем телефоне номер Синеглазки. Позвоните ей, пожалуйста, — я хватаю медсестру за руку, демонстрируя всю серьёзность слов, и она всё-таки кивает и стремительно выходит из палаты.

А я теперь могу вырубаться с чистой совестью.

39. Ярослава

Мне снится ручей. Прохладный, шумный, он течет между камней, и солнце бликует на поверхности. Хочется пить, я тяну руки, складываю ладони ковшом, пытаясь зачерпнуть воды, но ничего не получается — она проходит сквозь пальцы, не касаясь. Мираж да и только.

В горле пожар, я пытаюсь проснуться, добраться до кухни и уже там напиться, но не могу даже с кровати подняться. Что там! Глаза открыть не могу.

В детстве у меня была астма, и я никогда не забуду, какие страшные были ночи, когда казалось, что обязательно задохнусь и не доживу до утра.

Сейчас забытый было страх вернулся, но теперь я особенно беспомощная. Потому что в детстве я звала маму, и она приходила. Сейчас же не приходит никто.

Кое-как поднимаюсь. Там, за стенкой спит Даша, и я стучу, пытаюсь докричаться, и вскоре по ту сторону что-то падает, звучат встревоженные голоса, и сквозь этот шум пробивается гул. Что это? Не понимаю.

— Яся, Яся, что с тобой? — Дашка вырастает надо мной, только гул и звон мешают мне её четко слышать. — Телефон звонит, ты слышишь? Ивашкина, иди сюда!

Снова топот, голоса, споры. И звон.

— Опять телефон!

Мне вдруг становится легче, я всё-таки поднимаюсь, с усилием открываю глаза, но комната плывёт. Хватаюсь за стену, фокусирую мутный взгляд на встревоженных девчонках и, разлепив пересохшие губы, прошу вызвать врача. Хоть кого-то позовите, потому что я сейчас задохнусь, умру. Страшно.

Даша хватает мой телефон и вдруг принимает вызов. Делать нечего, она спрашивает, кто там такой нетерпеливый, а услышав ответ, хмурится и внимательно слушает.

Да что там ещё?

— Да-да, я поняла. Конечно. Такие же признаки. Астма? Яся, у тебя была астма? — в ответ киваю, чуть было от этого несложного действа не сваливаюсь на пол. Спасибо Ивашкиной, она меня крепко держит. — Скорую вызываем!

— Даш? — Ивашкина, кажущаяся мне сейчас призраком, теребит Дашку, а та отмахивается и действительно вызывает скорую.

— Я с перепугу чуть адрес общаги не назвала, — Дашка бросает мой телефон на столик и, подойдя к окну, распахивает его. Ветер колышет занавески, и мне становится легче. Прохладнее. — Ясь, Демид в больнице. Оттуда медсестра звонила.

Всё-таки не зря он был горячий. Мне не показалось!

— Как он? — но ответа уже не слышу.

— Не надо в больницу, — прошу, когда меня выносят из дома, но уже не слышат меня.

На лицо надевают маску, я боюсь этого до ужаса. Пытаюсь вырваться, делаю глупости, пинаю кого-то, но они сильнее. Все детские страхи обрушиваются на меня волной, лавиной, придавливают к земле. Не надо в больницу, пожалуйста.

— Представляете, мать сказала, что нет смысла ехать, — голос одной из медсестер, заступивших на ночную смену, такой громкий, что кажется способен обрушить потолок.

Это Ниночка, я её первой увидела, когда три дня назад открыла глаза и впервые сама без помощи аппаратуры смогла вздохнуть. Сейчас мне уже легче, хотя я до сих пор встаю с трудом и много сплю. Но тут проснулась ближе к полуночи, и лучше бы спала дальше.