Шаровая молния 2 (СИ) - Гор Александр - Страница 46

— Может, не будешь им портить это утро? — сжалилась над счастьем ребят супруга. — Коля, оставь ему текст песни в общежитии.

Так и сделали, с трудом поймав такси и заехав по дороге домой в общагу, где обитал Шварц. А приехав к себе на Маросейку, уселись напротив друг друга на кухне, хлебая чай. Причём, Демьянов, руки которого подрагивали от волнения, пил его из огромной глиняной кружки, купленной специально для него.

— Может, всё-таки обошлось? — с последней надеждой в глазах робко прервала молчание Кира.

Николай мотнул головой.

— Румянцев вчера подтвердил прохождение сигнала о начале войны. После этого, даже если бы кому-то очень захотелось, остановить её уже невозможно.

— А вы чего не спите? Солнце уже встало! — увидев «по уличному» одетых дочь и зятя на кухне, удивилась «ранняя пташка» Анастасия Кирилловна.

Николай уже собрался с силами, чтобы вымученно улыбнуться и произнести «что-то не хочется», но его опередила жена.

— Мама, война началась.

— Какая война? Когда? — опешила тёща.

— Большая. Тяжёлая. Два часа назад.

— Коля, она это серьёзно? — бессильно опустилась на первую попавшуюся табуретку мать Киры.

Демьянову осталось только кивнуть. Испуганное «ах» тёщи заглушила трель телефонного звонка.

— Наверное, из наркомат, — дёрнулась Кира, но попаданец остановил её движением руки.

Нет, не из наркомата.

— Николай Николаевич, что это значит? Мы с Клавой… То есть, я прочитал текст песни, который вы оставили на вахте. Нас же… нас же арестуют, если мы такое исполним!

— Не арестуют, Аркадий. Уже не арестуют. Слушай в двенадцать часов дня по радио заявление советского правительства. Обязательно слушай! И запоминай, как должна звучать эта песня.

— Но это значит…

— Это значит, что около двух часов назад, когда вы с Клавой гуляли по утренней Москве, на Советский Союз совершено нападение нацистской Германии. И песня, которую вы должны будете сегодня вечером исполнять на Белорусском вокзале для красноармейцев, уезжающих на фронт, призвана поднять их боевой дух и решимость дать отпор агрессору.

— Но если вы дали нам указание выучить её ещё четыре… Нет, уже пять дней назад, то это значит… Значит вы знали заранее?

— Знал. Все, кому нужно было это знать, знали. Аркадий, иди спать! Тебе сегодня ещё выступать, и у вас с Клавой совсем мало времени.

— Ты не поторопился, рассказав ему обо всём? — засомневалась Кира.

Николай только отрицающей мотнул головой. И тут же телефон зазвонил снова.

— Румянцев, — послышалось в трубке. — Звонили из наркомата, подтвердили, что началось.

— Подробности какие-нибудь есть?

— Коля, какие подробности? Слава богу, вообще информация прошла по каналам! Бойцы ОМСБОН в последние три дня с ног сбились, предотвращая диверсии на линиях связи. В общем, к восьми утра будь на рабочем месте.

41

В слабом свете фонаря серые фигурки немецких солдат, бегущих короткими перебежками по железнодорожному мосту, заметны не очень хорошо. Даже если ждёшь их появления.

— Давай! — шепчет старший лейтенант Васильев, и старшина Возничий плавно нажимает на спуск.

Негромкий хлопок, металлический лязг затвора, и один из немцев, всплеснув руками, валится на шпалы. Секундой спустя — ещё один: это из окопчика по другую сторону от моста вступает в бой сержант Усов. Снова хлопок, и следующий немец ничком валится вперёд. Хорошая штука — эта «Ласка-Б», лёгкий автоматический снайперский карабин бесшумный, полсотни которых поступили в ОМСБОН буквально за неделю до отъезда в командировку в Западный особый военный округ. Звука выстрела неслышно, пламени от него не заметно. Идеальное оружие для диверсанта! Правда, пуля летит медленнее, чем пистолетная, и стрелять надо с упреждением.

Немцы потери заметили, залегли, но им запрещено открывать огонь пока они не окажутся на советской стороне Буга. Да и куда стрелять, если бесшумное оружие не позволяет им сориентироваться и вычислить место засады таинственных стрелков. Пока они переползали, готовясь к следующему броску, Возничий успел подстрелить ещё одного. Но, судя по раздавшемуся воплю, всего лишь подранил.

Всё, закончилась тишина. Из дзота, прикрывающего мост, гулко протарахтел ДП, и на мосту стали вспыхивать огоньки ответных выстрелов. «Дегтярёв» татахнул и оборвал очередь, а немцы, поняв, что кто-то из удачливых камрадов попал в пулемётчика, поднялись во весь рост. Только успевай наводить на цель и нажимать на спуск!

Они уже добежали до середины моста, как ожил пулемёт в дзоте. И сразу же четыре или пять серых фигурок повалились на мостовой настил, попав под длинную очередь. Похоже, кто-то из убитых или раненых, падая, рванул обрывной датчик, и на высоте человеческого роста полыхнуло пламя: сработала установленная в сумерках «путевыми рабочими» мина направленного действия, прикрученная проволокой к ферме моста.

А это — более чем серьёзно. Несколько сотен стальных шариков и роликов сыпанули по залёгшим пехотинцам метров на пятьдесят в сторону германского берега. Крики, стоны, проклятия. По дзоту с дальнего берега Буга ударил немецкий ручной пулемёт, с жуткой скоростью сеющий пули из ленты, ёмкостью всего в пятьдесят патронов. Огненный цветок на его дульном срезе заметен отлично, но «снять» пулемётчиков — дело непростое, они залегли на предельной для «Ласки» дальности стрельбы. С четвёртого выстрела старшине это удалось, да толку от этого немного: на правый берег Буга по железнодорожному мосту ломится никак не меньше роты немцев.

По ним палят не только из дзота (видимо, кто-то заменил погибший расчёт пулемёта), но уже и из траншей, примыкающих к мосту. Палить-то палят, да только эти самые траншеи расположены ниже уровня моста, и в тех, что, пригнувшись, бегут подальше от его края, попасть сложно.

— Спрячься, — командует старшине Васильев.

В его руках коробочка, на которой «клювик» съёмного переключателя канала нацелен на цифру «2». Щелчок тумблера зажёг зелёную лампочку, а потом следует нажатие на утопленную в корпус красную кнопку.

Пролёт железнодорожного моста, примыкающий к советскому берегу пограничного Буга, подпрыгнул, а затем со скрежетом рухнул в воду.

Васильев, отряхнувшись от упавших сверху крошек щебня и осыпавшегося сверху песка, покрутил ручку полевого телефона.

— Отходим в точку сбора номер один, — прокричал он в трубку, выдернул из зажима оголённые концы провода и повернулся к Возничему. — Пошли! Сейчас тут артиллерийская карусель начнётся.

И впрямь: они успели перебежками отойти от берега в направлении Бреста всего с полкилометра, как за рекой загрохотало, а на позициях полка, в Крепости и на окраине города начали рваться снаряды.

Вдруг где-то впереди и слева, на опушке небольшой рощицы полыхнуло пламя. Не просто полыхнуло, а стало часто-часто пульсировать длинными огненными хвостами, уносящимися на немецкую территорию. А потом долетел выматывающий душу громкий скрежещущий звук: вжиу-вжиу-вжиу-вжиу…

— Что это? — перепугано спросил командира старшина, получивший это звание в боях в Финляндии.

— Понятия не имею, — крикнул Васильев. — Но летит в сторону немцев, и это хорошо.

Спустя несколько секунд это «что-то» стало рваться в германском тылу частыми-частыми взрывами, перемежаемыми более мощным грохотом.

— Похоже, немецкую батарею накрыло, сложенные у орудий снаряды взрываются, — предположил Возничий.

И действительно артобстрел окраины Бреста прекратился. И тогда загрохотала советская артиллерия, целясь куда-то за Тереспольское укрепление.

Гремело по обоим берегам реки, как вверх, так и вниз по течению. Артиллерийские выстрелы и разрывы, стрёкот пулемётов, хлёсткие выстрелы винтовок слились в один непрерывный гул.

Начло светать, и в предрассветных сумерках встретились и опознались со второй, резервной группой, задачей которой было подстраховать группу Васильева, если не сработает его передатчик сигнала на взрыв радиоуправляемой мины. Техника новая, поступившая в ОМСБОН всего неделю назад, поэтому командование решило подстраховаться. И, как объяснили при выдаче передатчиков командирам групп, оборудованная зарядом для самоуничтожения, если коробку передатчика попытаться вскрыть.