Закон негодяев - Абдуллаев Чингиз Акифович - Страница 34

Выступал прокурор Рагимов из Бейлагана. Он был маленького роста, и его голова едва виднелась над трибуной для выступающих. Но оттого апломба и высокомерия только прибавлялось. Он говорил так, словно по-прежнему был инструктором Центрального Комитета партии. Такие, как Рагимов, не умели мыслить новыми категориями. Все знали, что единственная задача маленького прокурора – пробиться в Баку любыми способами, используя при этом таранную мощь своего родственника-премьера. Об этом знал и прокурор республики, уже обдумывающий, на какую именно должность он может взять этого никчемного Рагимова со столь прекрасными родственными связями.

Заседание коллегии закончилось в девятом часу. Уставший Велиев подозвал к себе Кязимова.

– Ну как у вас дела с этими иностранцами, – добродушно спросил он, – встретились, поговорили?

– Нет, – ответил Кязимов, – с ними беседовал следователь Мирза Джафаров. Он как раз вернулся утром из Бейлагана.

Велиев помрачнел. Это никак не входило в его планы.

– Вы успели побеседовать с ним? – сухо поинтересовался он, выходя в коридор. Кязимов шел следом.

– Да, конечно. Мы правильно сделали, что послали его туда. Он нашел подтверждение этой банды. Пять человек шли в сторону границы.

– Сколько человек? – переспросил Велиев, чуть замедляя ход.

– Пятеро. Двое погибших как раз из этой банды. Один азербайджанец, другой армянин. Я прикажу ему дать подробный рапорт.

– Да, да, конечно. – У Велиева началась одышка, он даже дотронулся рукой до стены.

– Вам плохо? – удивился Кязимов. Велиев всегда вызывал у него чувство доброй зависти своей подтянутой спортивной фигурой.

– Ничего, это сейчас пройдет, – Велиев вздохнул, – мне нужно будет самому взять на себя руководство этой операцией. У Джафарова есть какие-нибудь результаты?

– Судя по всему, есть, и неплохие. – Кязимов никак не мог понять, почему Велиев так интересуется поездкой Джафарова. «Может, из-за Рагимова? – внезапно подумал он. – Этого стервеца, наверное, хотят перевести в город, и нужно собрать побольше положительных моментов. Хотя на Велиева это не похоже, он, видимо, недолюбливает Рагимова».

В этот момент они увидели Ахмедова, спешно поднимавшегося по лестнице. Что-то такое в его поведении заставило Кязимова насторожиться.

– У нас неприятность. – Ахмедов, похоже, никогда не волновался. Он вообще не любил своей работы, брезгливо относился к сослуживцам и равнодушно – к просителям, попадавшим к нему на прием.

– Что произошло? – спросил Велиев.

– Только что звонили из МВД. Убит следователь Мирза Джафаров. Попал в засаду на восьмом километре, – Ахмедов произнес все это своим спокойным, бесцветным голосом.

Глава 17

Вечер у Автандила затянулся почти до рассвета. Хозяин действительно умел принимать гостей. Здесь были такие блюда, о существовании которых Дронго даже не подозревал.

Кроме них троих, за столом оказалось еще человек десять, и тосты не прекращались ни на минуту. А когда все гости вместе с хозяином запели и каждый знал свою ноту в этом слаженном хоре, Дронго стало немного грустно. «И такой народ, – думал он, – натравили друг на друга, заставили убивать своих соотечественников. Какая кара может быть хуже этой?»

Когда обед наконец закончился и аккуратные ребята стали накрывать столики в саду, под деревьями, чтобы гости могли выпить там чаю, батоно Автандил увел гостя на веранду дома.

– Посмотри, как красиво, – сказал он, показывая вниз, на лежавший у моря город. Зрелище действительно было незабываемым. Несмотря на тяжелое экономическое положение, на явную нехватку электроэнергии, в городе весело мелькали огоньки. Словно перекликающиеся друг с другом, они придавали всему Батуми какое-то странное очарование. Огоньков было немного, но они были рассыпаны по всему городу и тянулись дальше по побережью.

– Действительно красиво, – согласился Дронго. Он даже не хотел притворяться, что плохо знает русский язык. Ночью, после такого застолья, это было как-то неприлично.

– Австралийский журналист, – с издевкой сказал Автандил, – если ты из Австралии, то я из Новой Зеландии.

Дронго весело рассмеялся. На душе было спокойно и хорошо.

– Будем считать, что вы меня раскрыли, – сказал он старику.

– Какая разница, – махнул рукой Автандил, – если ты шпион, то на здоровье. Хотя, что у нас можно разведать, какую такую тайну, не знаю. Если из госбезопасности – тоже хорошо. Делай что хочешь, это меня не касается. Главное, чтобы ты наших людей не обижал.

– Обещаю, – очень серьезно сказал Дронго.

– А с Давидом давно знаком? – спросил его Автандил.

– Недавно. Я искал в прошлом году его сына, пропавшего в Москве.

– Так это ты был, – повернулся к нему Автандил, – дай я на тебя еще раз посмотрю. Хорошее ты дело сделал, дорогой, очень хорошее. Вернуть отцу сына – это самое лучшее дело на свете. Так вот какая у тебя профессия, – догадался он. Потом, помолчав, сказал:

– Знаешь, про Давида много гадостей всяких говорят. А ты не верь. Он богатый человек, это правда. Но и трудолюбивый. Когда в семидесятые годы Шеварднадзе свирепствовал в Грузии, у Давида пять подпольных цехов было, он на них такую продукцию делал, в Англии завидовали. Тогда за это сажали. А сейчас хвалят, говорят, предпринимательство нужно развивать. И сам Шеварднадзе призывает к тому. Вот так у нас все поменялось. А мы с ним дружим очень давно, почти пятьдесят лет.

Он помолчал и продолжал:

– Отцы наши вместе погибли в Польше. Его и мой – при взятии Варшавы. И похоронки мы в один день получили. С тех пор и подружились. Соседи мы с ним были, в одном квартале в Тифлисе жили. Когда ему плохо было, он ко мне приходил, когда мне становилось трудно, шел к нему. С тех пор и дружим. Я все о нем знаю, о его связях, о его брате Арчиле, о его делах. Но все равно люблю его, как брата.

Дронго молчал. Внизу сверкал редкими огнями город, в который завтра ему нужно было возвращаться.

– Не знаю, зачем ты здесь, – продолжал старик, – но раз приехал, значит, нужно. А с Тамарой будь осторожнее. Она человек Шалвы Руруа. Ты думаешь, я не знаю, чем занимается в порту Руруа? Очень хорошо знаю. И в момент могу его прихлопнуть, как муху. А что будет потом? На его место сразу придут другие – еще более жадные и жестокие. Этот хоть чего-то боится. А вообще-то все это такая, – он снова сказал какое-то слово на грузинском и только затем перевел, – глупость. Хорошо, если все проблемы у нас будут только с такими, как Шалва Руруа. Мы ведь с трудом удержали мир в нашем городе. Ты сам знаешь, что случилось в Абхазии, какая бойня была в Сухуми, сколько людей погибло в Осетии. А скольких мы потеряли во время гражданской войны... Так трудно было иногда...

Он закрыл глаза, протягивая руку по направлению к городу.

– Думал, сам сдохну, черт со мной, лишь бы люди были в порядке. Это так трудно – быть просто человеком. А ведь в нашем городе живут и армяне, и азербайджанцы, и грузины, и осетины, и абхазы. Представляешь, какой коктейль получается. У меня друг в Осетии работал в обкоме партии. Когда начались осетинские события, он на площадь вышел, попросил людей разойтись. Не послушались они его, продолжали идти стенка на стенку. А он понимал: еще немного, еще чуть-чуть, и начнут убивать друг друга прямо в городе. Он тогда вернулся в кабинет, взял пистолет, вышел на улицу и крикнул: разойдитесь, иначе сейчас на ваших глазах пущу себе пулю в лоб. Подействовало, начали расходиться люди.

– Он сейчас тоже в Осетии работает?

– Да нет, сняли его тогда сразу же. Говорили, нельзя так действовать – ты коммунист, а выбежал на площадь с пистолетом. Через три месяца начались осетинские события. А потом его внук – наполовину осетин, наполовину грузин – застрелился. Просто потому, что не знал, за кого ему идти воевать. За мать-осетинку или за отца-грузина. А сколько таких несчастных в Сухуми осталось!

– Мне это знакомо, – глухо ответил Дронго, – видел в Азербайджане, в Карабахе.