Легенда о розе. Цена предательства (СИ) - Рузанова Ольга - Страница 3

Сгнивая заживо от зависти, он, тем не менее, еще долго носил маску друга нашей семьи. Валентин так тщательно скрывал свою ненависть, что, когда у отца начались проблемы с провозом нефрита и алмазов через границу, когда по странному стечению обстоятельств начали пропадать целые партии драгметаллов и, наконец, выгорел самый крупный из его цехов, на друга семьи даже тень подозрения не пала.

Это и стало роковой ошибкой.

За день до моего одиннадцатилетия машину с моими родителями расстреляли неизвестные. Папа, мама, а также их охранник и водитель погибли на месте. Меня в ней не оказалось по чистой случайности. Я не поехала с ними в театр из-за начавшейся ангины.

Они так и не узнали, кто был их заклятым врагом.

Правда всплыла много лет спустя, когда Валентин снова решился на убийство. На этот раз мишенью стал Кирилл Кляйс, отец Марка. Но просто нанять киллера, чтобы убрать его, Шумову показалось мало. Он решил убить двух зайцев одним выстрелом. Стравить моего дядю, занявшего место отца, и Кляйсов. А затем повесить его убийство на нашу семью.

Поссорить наши семьи у него получилось великолепно, вот только дальше все пошло не по плану. Марк, который должен был погибнуть вместе с отцом, остался целым и невредимым и в пьяном угаре сболтнул лишнего.

Рассказал, как Шумов подкинул его недалекому папаше идею влюбить меня в Марка, а затем, с целью шантажа моего дяди, снять порно со мной в главной роли.

Фильм получился шикарный и вышел в прокат на всех экранах нашего города. Любой желающий мог рассмотреть все интимные места моего тела, а также сосчитать количество родинок на левой ягодице и обсудить крохотный шрам под грудью.

Жаль только, что актриса оказалась неопытной. Но ее можно простить, это был ее первый раз.

Валентин рассчитал все до мелочей. Зная жесткий характер моего дяди, он ждал кровавой бойни, под шумок которой можно было избавится от обоих Кляйсов, а их смерти повесить на мою семью.

Но… вышло, как вышло.

Выживший Марк спутал Шумову все карты и пустился в бега. Восемь лет прятался и от Шумовых и от Стародубцевых.

После его исчезновения еще целый год в городе была большая смута. В перестрелках и резнях погибали люди каждой из враждующих сторон. Горели клубы и рестораны Шумовых, взрывались наши склады, автомобили и недвижимость. На всех членов обеих семей велась настоящая охота.

Это обязательно закончилось бы полным уничтожением одного из кланов, если бы московскому смотрящему не надоело смотреть на этот беспредел.

Под угрозой лишения всего имущества им предложили либо помириться, либо обоим покинуть город и разъехаться по разным сторонам. Никто из них терять нажитое не захотел, поэтому оба сделали вид, что простили друг другу все обиды и продолжили дальше жить в одном городе и заниматься тем, чем занимались раньше.

Только теперь, вместо четырех фамилий, осталось две.

Шумовы и Стародубцевы.

А вот зачем вернулся Кляйсеныш, или как его стали называть после того скандала, Крысеныш, еще предстоит выяснить.

Из воспоминаний меня вытягивает ощущение холода. Ванна давно остыла, а за окном совсем стемнело.

Выбравшись из воды, быстро обматываю вокруг груди полотенце и босиком, на цыпочках, бегу в комнату. Проходя мимо комода, машинально пихаю нос в красные бутоны, делаю вдох полной грудью и только после этого надеваю сорочку из тончайшего шелка. Набрасываю на холодные плечи плед и звоню Люсе с просьбой, принести мне чаю с мятой.

- Вы бы поели, Ирма Сергеевна, - предлагает женщина, подавая мне чашку с чаем.

- Не хочу, спасибо, - отзываюсь вяло, - в ресторане поужинала.

При воспоминании о неожиданной встрече меня невольно передергивает. Пред мысленным взором тут же всплывает наглая ухмылочка Кляйса.

Как же я любила его!

Все эти его ужимки, нахальные улыбочки, насмешливые взгляды. Пошлые шуточки и откровенные прикосновения.

Подонку даже пальцем пошевелить не пришлось, чтобы я бегала за ним, как мартовская кошка. Я и так была влюблена в него чуть ли не с семи лет, с первой встречи на чьих-то там похоронах.

Помню, как в отместку родителям за то, что они притащили меня на столь скучное мероприятие, я специально спряталась от них среди толпы скорбящих родственников покойного. Да так хорошо, что в итоге сама потерялась.

Испугалась сильно. Бегала от одной кучки людей к другой, пока меня не остановил мальчишка чуть старше меня с двумя ямочками на щеках и смешливыми глазами цвета кофе без молока.

Похохотав надо мной от души, взял за руку и отвел к моим родителям. Они ругались, а я смотрела в спину удаляющегося мальчика и понимала, что влюбилась навсегда.

Тайно вздыхала по нему десять лет, пока вдруг однажды, встретившись на очередном банкете, он не позвал меня на свидание. Родителей тогда уже не было, а мой дядя опекун был категорически против нашей с Марком дружбы, несмотря на то, что я была уже совершеннолетняя. Не нравилось ему его воспитание.

Но разве меня было возможно остановить? Любой запрет тогда воспринимался мною, как вызов. Я стала сбегать, тайно встречаться в стенах балетной школы, в которую меня возил водитель, обжиматься с ним на заднем дворе гимназии, а с выпускного и вовсе исчезла с Марком, дав ему возможность записать то самое кино.

Боль от его предательства была пропорциональна моей к нему сумасшедшей любви.

Выстрел в грудь, при котором пуля застревает в сердце. Поначалу выжигает все внутри раскаленным металлом, а затем, остыв, провоцирует нагноение и гангрену.

Я тогда разума лишилась. Да так, что после окончания школы никуда не смогла поступить. Дядя с крестным, опасаясь за мое состояние целый год возили ко мне психологов, врачей и даже медиумов. Но помогло лишь время.

Через год стало легче, а еще через два года начальником нашей охраны стал Алекс.

Глава 4.

Глава 4.

Допиваю остывший чай и подхожу к окну, чтобы выглянуть на задний двор. По освещенной тусклым светом фонарей территории бегают доберманы, а во флигеле Алекса погашен свет.

В этот момент дверь за моей спиной бесшумно отворяется, слышатся шаги и вскоре на мою талию опускаются большие сильные ладони.

- Кого там высматриваешь? – шепчет на ухо мужской голос, - меня?

- Нет, конечно… делать мне больше нечего…

С тихим смешком Алекс разворачивает меня к себе и накрывает губы поцелуем. Раздвигает зубы языком и толкается им в мой рот.

Я отвечаю. Обвив руками шею, льну к нему всем телом. Хочу, чтобы согрел и пожалел. Грозовой все понимает, он всегда чувствовал меня лучше остальных.

Запустив обе руки под подол халата, обхватывает ягодицы и отрывает меня от пола. С его комплекцией и мышечным корсетом я для него не тяжелее котенка.

Удерживая меня на весу одной рукой, второй срывает с плеч тонкий шелк. Целует шею, царапает зубами ключицы.

- Алекс… - прошу тихо, - Алекс, полижи мне…

Отпрянув, смотрит на меня затуманенным взглядом снизу вверх. Знаю, что сделает, как прошу. Его язык любит меня едва ли не больше, чем член.

Усадив на край кровати, молча снимает халатик и опускается на колени. Откинувшись назад, я развожу ноги в стороны. По обнаженной коже, оставляя россыпь мурашек, гуляет прохладный воздух, а в месте, что сейчас рассматривает Алекс, напротив, все нагревается.

Я улыбаюсь. После нескольких лет ненависти и презрения к себе, он научил меня любить свое тело заново. Помог принять то, что случилось, когда мне только исполнилось восемнадцать, и снова довериться мужчине.

Зафиксировав мои бедра обеими руками, Алекс приступает к сольной партии. Увертюру под названием Кунилингус он исполняет виртуозно. Покрыв легкими поцелуями внутреннюю поверхность бедер, он припадает губами к моему естеству. Мягко втягивая в рот, подключает язык.

- Боже… Алекс… - начинаю задыхаться.

Кладу ладони на грудь, заключаю соски между пальцами. Мычу, когда он начинает ритмично бить языком по клитору. То замедляясь, то ускоряясь, дает мне короткие передышки.