Кровь богов (сборник) - Иггульден Конн - Страница 51

– Лошади для вас готовы, и корабль тоже, – сказал он. – Вы найдете его в доках Остии. Поезжайте с моим благословением.

В его голосе слышались злость и неудовлетворенность. Октавиана избрали на самый высокий пост в государстве, и цезарианцы поднимались вместе с ним. На голоса многих сенаторов Бибул теперь мог не рассчитывать. Он поблагодарил своих личных богов за то, что Октавиану не достался хотя бы флот. Только этим он мог подсластить выпавшую ему горькую пилюлю.

Светоний оглядел город и остановил взгляд на Яникульском холме. Он помнил другие выборы и другого Цезаря, но тогда он был моложе и с легкостью выдерживал удары капризной судьбы. Покачав головой, старик провел рукой по поредевшим волосам, которые поднимал ветер, открывая обширную лысину.

– Я отправляюсь к Кассию, – объявил он. – Это займет всего лишь день, Бибул. У Секста Помпея флот на западе. Кассий и Брут держат восток. Без зерна, которое доставляют по морю, Рим умрет с голоду, и мы будем давить на него с двух сторон, пока он не задохнется. Голосование, это сегодняшнее безобразие, – всего лишь маленькая неудача, ничего больше. Я еще увижу этот город, клянусь.

Он повернулся к Гаю Требонию, тому самому, кто отвлекал Марка Антония во время убийства Цезаря. Этот более молодой мужчина невероятно гордился, что его имя называли среди Освободителей, хотя он и не обнажал кинжала. Теперь же последствия этого решения преследовали его, и он не находил себе места от страха.

– Это неправильно. – Голос Требония дрожал. Он никогда не покидал Рима, и сама мысль о пребывании в других городах вызывала у него тревогу. – Он повесил Децима Юния без настоящего суда! Почему он остается неприкосновенным, а мы должны бежать? Мы избавили народ от тирана, врага государства. Почему они этого не видят?

– Потому что они ослеплены золотом, именами и глупыми грезами, – резко ответил Светоний. – Поверь мне. Я видел даже больше, чем смогу тебе рассказать. Хорошие люди трудятся в тишине, и что происходит с их достоинством, с их честью? Они оттеснены в тень теми, кто кричит, прыгает и размахивает руками перед немытой толпой.

Он протянул руку, чтобы положить ее на плечо Требония, но тот отпрянул с пылающим лицом. Пальцы Светония схватили пустой воздух, и рука упала.

– Я жил с Цезарями. Я даже убил одного, – продолжил Светоний. – Кассий и другие этого так не оставят. Платить долг придется кровью, и я хочу видеть, как она прольется.

Впервые за много лет новые консулы прибыли в город не по заведенному порядку. От здания сената оставался лишь расчищенный фундамент, поэтому Октавиан и Педий вошли в широко раскрытые двери театра Помпея. Толпа следовала за ними до линии солдат, которые охраняли достоинство сената.

Гай Октавиан остановился у огромных колонн из белого мрамора, посмотрел на капли бычьей крови у себя на руках, а мимо него тем временем проходили сенаторы. Многие поздравляли их обоих, и он кивал им, понимая, что должен сплести тонкую сеть отношений и альянсов, чтобы проводить нужные ему решения, даже самые простые. Однако добрые знаки придали молодому человеку такое воодушевление, что сенаторы – он чувствовал это – не могли противиться ему.

Квинт Педий держался рядом с ним, и его рот пребывал в непрерывном движении, словно он пытался сжевать сам себя изнутри. Этот человек был единственным, кто не радовался знакам, да и своему избранию тоже, хотя благодаря этому его имя навечно оставалось в истории города. Октавиан подавил улыбку, глядя, как нервничает Педий. Он выбрал его в напарники отнюдь не из-за приверженности неким идеалам или выдающегося ума. Напротив, выбор пал на этого сенатора потому, что тот был слаб. Молодой человек учился на ошибках, а особенно на катастрофе, в которую вылился его приход на Форум с легионерами. Теперь он знал, как это важно – найти правильный подход к решению той или иной проблемы. Народу и сенату не нравился грубый захват власти в любой форме. Даже будучи консулом, ему предстояло действовать осторожно. И Педий становился его щитом.

– Консул, – обратился к нему Октавиан Фурин. Квинт Педий вздрогнул, и осторожная улыбка изогнула его жующие губы. – Я буду счастлив самолично предложить проголосовать за Lex Curiata. И ты окажешь мне честь, если предложишь проголосовать за отмену амнистии.

Педий тут же кивнул. Октавиан согласился оплатить ему строительство нового дома в приморском городе Геркуланум[16], где отдыхали только самые богатые жители Рима. Напарник нового Цезаря оценил его деликатность и ненавязчивость, но прекрасно понял, что его покупают, а все остальное – не более чем антураж. Однако он знал божественного Юлия и долгие годы безмерно им восхищался. Педия до сих пор мучил стыд за то, что он не проголосовал против амнистии. Октавиан этого не знал, но домик у моря не значил ничего в сравнении с желанием второго консула заглушить чувство вины.

– С превеликим удовольствием, Цезарь, – ответил Квинт Педий.

Гай Октавиан улыбнулся. Рим принадлежал ему. Во время многонедельной подготовки к выборам еще один человек нисколько не сомневался, что он станет консулом на волне народной поддержки. Марк Антоний написал ему, что просит о встрече на нейтральной территории, чтобы обсудить и спланировать кампанию против Освободителей. Начаться ей предстояло сегодня.

Часть третья

Глава 19

Река Лавиний петляла по северу Италии. Около Мутины в ее русле поднималось с десяток островков, отрезанных водой от остального мира – от скального выступа с единственным деревом до густых лесов, окруженных водой.

Гай Октавиан смотрел через водную гладь на ожидающего Марка Антония. Ни один из них не доверял другому полностью, а потому один из островов представлялся идеальным местом для встречи. На другом берегу ждали два легиона, построенные в боевом порядке, но они ничем не смогли бы помочь Марку Антонию, если бы Октавиан замыслил предательство. Точно так же ничем не помогли бы ему Седьмой Победоносный и Девятый Македонский легионы, если бы Марк Антоний собрался его убить.

Даже преодоление последнего этапа пути потребовало немалых усилий. Обе стороны обменялись письмами с обещаниями и заверениями гарантировать безопасность друг друга, но кто знал – а вдруг эти обещания не стоили того воска, на котором их написали? Октавиан посмотрел на Агриппу и Мецената. Они побывали на острове и обошли его в поисках затаившихся солдат или каких-то ловушек. «Осторожности никогда не бывает много», – подумал наследник Цезаря и глубоко вдохнул, с сомнением глядя на покачивающуюся лодку.

– Я думаю, если мы что-то упустили и если что-то пойдет не так, то я хочу умереть, твердо зная, что и Марк Антоний переживет меня ненадолго. Таков мой приказ. Если меня убьют, он не должен покинуть остров живым, – сказал новый римский консул своим друзьям.

Антоний выбирал остров так, чтобы до него не долетели копья легионеров.

– Выкатите луки-скорпионы, и пусть расчеты нацелят их на остров, – добавил Октавиан.

Предыдущим днем легионы успели собрать массивные орудия, и он ощутил определенное облегчение, наблюдая, как волы подтаскивают их к берегу, а потом расчеты нацеливают стрелы на остров. Октавиан Фурин увидел, что на противоположном берегу происходит то же самое, и задался вопросом: каково это будет – стоять на маленьком островке и слышать звон тетивы луков-скорпионов, стреляющих в тебя железными стрелами?

– Готовы? – спросил он друзей.

Агриппа ответил «да», спрыгнув в лодку. Меценат пожал плечами, все еще глядя на ожидающие их фигуры.

– Ты сделал все, что мог, – сказал молодой патриций. – Если это заговор, он живым с острова не уйдет. Обещаю тебе.

– Если только он сейчас на острове, – пробурчал Виспансий Агриппа, усаживаясь на корме. – Высокий человек в броне может быть обычным офицером, задача которого – выманить нас на остров, под удар катапульт и скорпионов.