Кровь богов (сборник) - Иггульден Конн - Страница 40

Бибул, уже собравшийся возразить, закрыл рот и сел, чтобы обдумать поступившее предложение. Ему не составило труда понять, что уход Гирция и Пансы из сената существенно укрепит его позиции, поскольку достойных противников у него, можно сказать, и не останется. Тысячи солдат из легионов, высадившихся в Остии, вполне хватало, чтобы поддерживать в Риме относительный порядок. И толстяк начал склоняться к поддержке Авла Гирция.

Светоний почувствовал, что на месте плеча стоявшего рядом Бибула образовалась пустота, но не сел.

– Что ты предложишь Октавиану в обмен на его услуги? – спросил он, а затем повторил вопрос громче, когда сидящие вокруг сенаторы зашикали на него, призывая к тишине.

– Я не собираюсь отменять амнистию, – сухо ответил Гирций. – Насчет этого можешь не тревожиться. – Многие сенаторы рассмеялись, Светоний побагровел, а Гирций продолжил: – Этот молодой Цезарь просил Lex Curiata, и мы можем принять этот закон. Это его право, так что нам этот жест доброй воли ничего не стоит. Более того, мы также заручимся благорасположением многих римлян, которым не терпится вступить во владение дарованной им собственностью. Я каждый день выслушиваю их жалобы. Наконец, я предлагаю возвести его в ранг пропретора, чтобы встроить в иерархию власти и в дальнейшем использовать для наших целей. Ныне никакого официального ранга он не имеет, и я не думаю, что изменение имени принесет ему еще какую-то пользу.

Светоний сел, удовлетворенный ответом, и Гирций облегченно выдохнул. Вроде бы все шло к тому, что его предложение получит необходимую поддержку. Тревоги за кампанию против Марка Антония он не испытывал: очень уж значительным выглядело его превосходство. Он оглядел скамьи, с одной из которых за ним пристально следил Бибул. Гирций улыбнулся, увидев удовлетворенность, которая читалась на лице полного сенатора. Такие, как Бибул, думали, что они правят Римом, хотя никогда не командовали легионом и не замечали ничего, кроме собственной важности. Вернувшись с Пансой после победоносной кампании и обладая полномочиями консулов, Гирций намеревался разобраться с Бибулом, как в свое время разобрался Цезарь. От этой мысли он широко улыбнулся, кивнул толстяку-сенатору как равному.

На этот раз никто не поднялся, чтобы возразить или продолжить дебаты. Гирций ждал, но, поскольку все сидели, откашлялся.

– Если возражений нет, я перейду к голосованию. Кто за то, чтобы сдвинуть наш консульский год на более ранний срок и взять наши легионы, чтобы убедить Цезаря выйти на поле боя? – спросил он.

– А если он откажется? – спросил Светоний, не поднимаясь со скамьи.

– Тогда я его убью, хотя не думаю, что до этого дойдет. При всех его недостатках этот новый Цезарь – прагматик. Он поймет, что союз с нами ему выгоден.

Проголосовали быстро: против были лишь несколько сенаторов. Это решение предстояло утвердить народу Рима, но, если бы консулы вернулись с победой, утверждение превратилось бы в простую формальность. Гирций повернулся к Пансе и вскинул брови:

– Похоже, нам предстоит долгая прогулка, консул.

Пожилой Вибий Панса улыбнулся своему новому титулу. Его согревала даже сама мысль о том, что удастся избавиться от этих вечных сенатских перебранок. Такая перспектива прибавляла сил. Панса провел рукой по коротким седым волосам, думая о том, нужно ли будет заново отполировать панцирь, когда его достанут из кладовой.

Глава 15

Военный городок Арреций находился менее чем в сотне миль к северу от Рима. Какими бы причинами ни руководствовался Меценат, рекомендуя его, он располагался и достаточно близко от столицы, чтобы быстро вернуться в нее, и достаточно далеко, чтобы сенат не чувствовал непосредственной угрозы.

Цильнию Меценату там принадлежало действительно уютное поместье: целый комплекс низких зданий и садов, расположенных на склоне холма, на разных уровнях, где фруктовые деревья чередовались со статуями из белого мрамора. В конце лета оно могло служить идеальным местом для отдыха: густая листва надежно уберегала от палящих лучей солнца. Двери обеденного зала выводили в сад, и Меценат согласился разместить в поместье легатов всех четырех легионов. Двадцать тысяч легионеров спустились в город и удвоили его население, так что цены за жилье тоже взлетели вдвое, и тем, кто не смог позволить себе платить за крышу над головой, пришлось квартироваться на полях.

Легаты Силва и Паулиний приняли Либурния и Буччо как давних друзей. Они встречались и раньше в различных кампаниях, но теперь их успокаивало другое: каждый видел, что рискнул вызвать на себя гнев сената не в одиночку.

Октавиан, сев за стол, произнес короткую молитву Церере, поблагодарив богиню за пищу, которая стояла перед ними. Меценат выставил фалернское вино, и Октавиану пришлось признать, что оно не идет ни в какое сравнение с той кислятиной, которой Силва угощал их в Риме.

– Так что ты собирался нам сказать? – спросил хозяин дома, разрывая руками жареного гуся. Он увидел, что Гай Октавиан нахмурился. – Когда вокруг города квартирует двадцать тысяч солдат, Цезарь, шила в мешке не утаишь. Гонец из Рима – никакой не секрет. Нас заклеймили предателями? Потребовали наши головы?

– Было бы так – я бы знал, как на это реагировать, – ответил Октавиан.

Он оглядел шестерых мужчин, которые ради него рискнули всем. Агриппа наблюдал за выражением его лица, словно пытался прочитать мысли своего друга. Либурний не отрывал глаз от еды, полностью отдавая себе отчет, что после их последней встречи многое изменилось и теперь уже новый Цезарь обладал более высоким статусом. Тем не менее его это не смущало, и он привел Цезарю свой легион. Октавиан встретил вновь назначенного легата сухой фразой о повышении ценности бумаги, которую тот возил с собой. Он полагал, что и Гракх со временем присоединится к Либурнию, хотя молодого человека забавляла мысль о том, что мрачный легионер до сих пор ищет своего потерявшегося командира.

Из туники Октавиан Фурин достал свиток и развернул его, не обращая внимания на пятна жира, которые оставляли на пергаменте его пальцы.

– Это приказ, – начал он. – Приказ прибыть к консулам Гирцию и Пансе и признать их своими командирами. – Он вновь просмотрел страницу. – Они идут на север с четырьмя легионами, и я, по воле сената, получил ранг пропретора.

Мужчины за столом вытаращились на него с нарастающим волнением. Эти несколько слов говорили о том, что в них больше не видели преступников и принимали назад с распростертыми объятьями. Либурний и Буччо переглянулись: похоже, им одновременно пришла в голову одна и та же мысль. Озвучил ее Буччо:

– Если они назначили консулов до истечения года, это означает, что Марк Антоний вне закона.

Либурний кивнул, кинжалом отрезал кусочек барашка, приготовленного на малом огне, и принялся медленно жевать.

– И что ты сделаешь? – за всех спросил Агриппа. – Примешь власть сената после всего, что произошло? Разве им можно доверять, Цезарь? Вполне возможно, это лишь уловка, чтобы усыпить нашу бдительность и атаковать.

Октавиан махнул рукой, едва не перевернув чашу с вином, но все-таки успев ее удержать.

– Сколько легионов они могли собрать за столь короткое время? Даже если это ловушка, они разобьют носы о наших людей, – заявил он. – Я склонен им верить, но это не решает проблемы, так? Почему они сделали мне такое предложение? Мои легионы могли понадобиться им только для того, чтобы напасть на Марка Антония. Но он должен сражаться со мной, а не против меня! Он идет на север, чтобы атаковать Децима Юния, одного из тех, кто в мартовские иды поднял руку на Цезаря. Должен ли я присоединиться к сенату и помешать Марку Антонию сделать то, что мне хочется сделать самому? Клянусь богами, разве я могу присоединиться к своим врагам, чтобы сражаться против моего единственного союзника?

От его слов радостное волнение сползало с лиц сидевших за столом. На мгновение они увидели возможность избавиться от страха за свою судьбу и будущее, но злость Октавиана перечеркнула их надежды.