Начисто - Резник Юлия - Страница 8

– И? Зачем ты мне это рассказываешь?

– Ну как? Это же твой ребенок.

– Я говорил, что хочу от тебя детей?

– Нет… – теряюсь.

– Тогда ты знаешь, что делать.

– Но как же так, Игорь? Он ведь живой. Он – ты и я. Мы вместе.

– Пока это просто несколько беспорядочно делящихся клеток. Советую тебе не затягивать с принятием решения.

– А иначе что?!

– Лучше тебе этого не знать.

Он посмотрел на меня так, что у меня по коже пошел мороз. Хотя… Господи, я знала, каким Игорь может быть жестоким. Хотела бы я сказать, что моя борьба за ребенка была долгой. Но это не так. Мне хватило нескольких дней, чтобы решиться. Нет, одного мига. Я шла по подземному паркингу, когда в глаза ударил яркий свет фар. Приставив ладонь козырьком ко лбу, я вскинула голову и, даже наполовину ослепленная, узнала его. Молотов ничего не делал. И ничего не говорил. Он просто газовал вхолостую, сидя за рулем своего BMW. А у меня перед глазами пролетали ужасающие картинки – его тачка срывается с места, удар, я перелетаю через капот… Мог ли он «помочь» мне избавиться от ребенка вот так? Я не была уверена. Но я точно знала, что он найдет способ. Подозреваю, что я сделала это сама, лишь бы оставить себе крохотную надежду на то, что Молотов бы нас пощадил. Тогда мне очень сильно была нужна надежда. Когда нет веры, нужно хоть что-то, правда?

Заливаясь слезами, прикладываю к губам горлышко. Однозначно, Ютьюб не смог меня отвлечь. А значит, что? Значит, спать… Тянусь к телефону чтобы проверить время, но зачем-то открываю приложение для знакомств.

«Спокойной ночи. Много не пей».

Истерично смеюсь и, не глядя на время, строчу:

«Поздно».

А следом:

«И все же мужики – мудаки. Нет. Мудищи. Ненавижу. Лучше бы мы почковались, правда».

На ответ я вообще не надеюсь. Это просто крик души в никуда. К тому же уже достаточно поздно. Особенно у него. Там же какие-то свои часовые пояса… О которых я, жуткая эгоистка, почему-то вспомнила лишь теперь. Но Клим отвечает:

«Деление – далеко не самая лучшая стратегия с точки зрения выживания вида. Залог процветания популяции – ее биологическое разнообразие. Мамины гены + папины = новый уникальный представитель».

«Вам в тюрьме лекции читают, или ты всегда был таким умным?»

«А ты всегда такая ехидна, или только когда напьешься?»

«Всегда. Даже не сомневайся».

«Твой план не удался».

Я шмыгаю потекшим носом. Кажется, я вконец опьянела и теперь никак не могу сосредоточиться на разговоре.

«Какой план?»

«Меня спугнуть».

«И что это означает?»

«Что-что… Жги. У тебя еще остались какие-нибудь претензии?»

«К кому?» – продолжаю тупить.

«Видимо, ко всему мужскому племени».

«А тебе это зачем? Ты что – мазохист?»

«Вот уж нет. Но узнав твои претензии к мужчинам, я смогу не повторить их ошибок».

От переписки меня отвлекает доносящийся снизу шум. Я кое-как слезаю с кровати. Пьяная в сопли, добираюсь до двери. Прислушиваюсь…

– Дай пройти. – Голос Молотова.

– Нет, Игорь. Не думаю, что Яське это сейчас нужно.

– Мы сами разберемся. Ты-то какого черта лезешь?

– На правах старшего брата. Знаешь, я-то как думал? Она взрослая, ты взрослый, жизнь – сложная штука, как-то да разберетесь. Но сегодня всплыли такие подробности, что я понял, как был неправ. Яську от тебя, Игорь, спасать надо было.

– Уж чья бы корова мычала.

– А что я? Я, Игореш, баб на аборты не отправлял. Так что… Вали-ка ты подобру-поздорову.

– Ты гляди – как запел!

– Ага. Закончилась моя лояльность.

– Не боишься, что я тебя сживу со свету за такое?

– Интересный ты мужик. Сам не смог ее уберечь, и мне помешать пытаешься? Это и есть твоя любовь?

Молотов молчит. Следом его шаги слышу, и как хлопает дверь. Ушел, значит. Хочется спуститься вниз и крепко-крепко обнять брата. Но я, пьяная, все-таки трезво оцениваю свои силы. Мне бы хоть до кровати добраться.

Эх, какой же у меня все-таки брат! Гад, конечно, но такой… хороший. Захлебываясь крокодильими слезами, беру телефон, чтобы ему написать «спасибо», но перед глазами опять разворачивается моя переписка с зэком.

Это все, что я помню, когда просыпаюсь утром. Ой, мамочки. Голова! С губ срывается стон.

– Таблетки на тумбочке, – слышу тихий голос Адиля. Мой же, напротив, звучит хрипло и надломленно:

– Спасибо.

– Пей обезболы, дуй в душ и спускайся, будем завтракать.

– Шутишь?

– Пожрешь – станет лучше. Давай, Яська. Слушайся старших.

– Ты мне еще похмелиться предложи.

– Это тоже можно.

Смех Адиля становится все тише по мере того, как он отдаляется. Я со стоном переворачиваюсь на спину. Ну что ж. По крайней мере, меня не тошнит. Сколько я спала? Беру телефон, и только тут что-то в голове щелкает. Твою ж мать! Твою ж мать… Трясущимися руками прокручиваю нашу переписку к началу. Я ж не могла ему рассказать? Ну не могла же?! Кому вообще нужна печальная история моей жизни?

«…У тебя еще остались какие-нибудь претензии?»

«К кому?»

«Видимо, ко всему мужскому племени».

«А тебе это зачем? Ты что – мазохист?»

«Вот уж нет. Но узнав твои претензии к мужчинам, я смогу не повторить их ошибок», – так-так-так, это я еще помню, а вот дальше…

«Вряд ли у тебя будет шанс отправить меня на аборт».

Ч-черт! Я говорила, что меня не тошнит? Забудьте. Муть поднимается изнутри и наполняет горло.

«Блядь. Ты шутишь?»

«Нет».

«Ясмин, если кто-то отправляет тебя на аборт, гони его в шею. И, пожалуйста, детка, больше не пей».

«Поздно. Это давно было».

«А сейчас что?»

«Да ничего. Пришел, вот, говорит – от жены ушел. Просит вернуться».

«А ты?»

«А я с тобой переписываюсь».

«Вот и правильно. А его в шею гони. Вот прям соберись с силами и гони. Этот мудак явно тебя не стоит».

Не то чтобы я этого не понимала. Но мне ужасно понравилось, как это звучит в чужих устах. Неожиданно нравится. Я зажмуриваюсь и повторяю про себя несколько раз разными голосами: «Этот мудак тебя не стоит». Звучит? А то! Но ведь…

«Он говорит, что передумал, но было поздно. Я приняла таблетку. И все».

«Ясмин, ты же умная женщина, да? Ты не можешь не понимать, что сейчас он будет говорить что угодно, лишь бы удержать тебя на поводке».

Затуманенный алкоголем мозг функционирует медленно-медленно. Мне приходится по несколько раз перечитывать, что он пишет, прежде чем до меня доходит смысл его слов.

«Близкие меня зовут Ясей», – считаю нужным сообщить я.

«Не верь ему, Яся».

«А я уже никому не верю».

«Это ты зря. Не все такие, как твой бывший».

«Все. В моем окружении – все. Представляешь?»

«Значит, тебя окружают херовые люди».

«Ха! Кто бы говорил. А у тебя в окружении, стало быть, сплошные ангелы?»

«Ты сама знаешь ответ – нет. Далеко нет. Но мы существуем по понятным правилам. Здесь все по-честному».

«Ух ты! Так, может, мне в тюрьму сесть?»

«Лучше спать ложись, глупая. Утро вечера мудреней».

«Эй! Я вообще-то гений, чтоб ты знал».

«Вот как?»

«Угу. Гений прогнозов. А ты кто?»

«Я – отбывающий наказание правдолюб».

«Тогда скажи мне напоследок что-нибудь хорошее и правдивое».

«У тебя красивые губы».

И снова я туплю. Губы-то тут при чем? Потом только понимаю, что на фото в профиле только и видны, что мои губы, подбородок и ушко, за которое я заправляю пальцами волосы.

«А вдруг это не мои?»

«Ясь, мы ж тут за правду».

«Точно! Тогда колись как на духу – на аватарке твое фото?»

«Мое, да».

«Тогда я должна сказать, что у тебя тоже красивые губы. Прямо сейчас я бы хотела их поцеловать».

«Жестокая женщина».

«Почему?»

«Подумай об этом, как протрезвеешь». Смайлик.

Сука, сука, сука… Это ж он намекает на то, что я его завела своим замечанием? Да ну. Оно глупое, конечно, но совершенно невинное. И тут же… Яся-я-я-я! Дурында такая. Человек ведь на голодном пайке! Ему, очевидно, и этого предложения достаточно, чтобы теперь до утра со стояком маяться.