Солнечный день (СИ) - "Lieutenant Lama" - Страница 1

<p>

========== Глава 1. Не Райан Гослинг. ==========

Первым уроком была химия. У Марь Палны.

Славик блаженно потянулся в постели, зевнул во всю глотку и уставился в окно, в которое бились на лёгком ветерке берёзовые ветки с серёжками.

Было три причины, по которым Славик наслаждался этим ссаным зимним утром, несмотря на вяло работающие батареи и осточертевший «я открываю мир других мужчин» на будильнике.

Первая. Славик был Славиком, Славюшей, Славочкой и иногда, когда что-то особо удавалось, даже Славчюнчичком для мамы и бабушки, проживающих одна — в соседней комнате, другая — в зале у вечно работающего телевизора. Бабушка, редко поднимавшаяся с дивана, Славика любила до безумия, прощала любые выходки, не охала, хватаясь за грудь, если замечала фингал под глазом, всегда поощряла за самые невинные достижения и часто приглашала полежать головой на коленках, чтобы было удобнее массировать Славика волосы. Мама, конечно, была чуть построже, но ей нужно было платить коммуналку за трёшку, содержать растущего пять сантиметров в секунду сына и пьющую пять таблеток в секунду мать, так что времени на ругань у неё не было, к тому же и сам Славик хорошо знал, какие нужно делать глазки, если облажался. В общем, Славик был бесспорным любимцем в своей небольшой семье, утром его ждала сладкая каша с бутербродами и какао, сухарница или ещё что-нибудь простое, но совершенно прикольное из советской памяти бабули, которая неизменно просыпалась часам к пяти утра, а также поцелуй и пожелание «их всех уделать» от маман.

Второе по номеру, но не по значению. Славик был Славой, Славкой, Славюхой или Славяном в школе. Любили его короче в школе. Пацаны за лёгкий нрав и тягу к тому, что бабушка втихую от мамы называла «юношескими проказами», девчонки — за обаятельное, правильной формы лицо без прыщей и высокий рост, учителя — за умение правильно вылизать зад. Славик по праву считал себя царём всея МОУ СОШ номер сто сорок два верхисетского района и был вполне не прочь посещать свои дворцы, даже если вместо запечённой в яблоках утки с толстыми блинами там подавали тушеную капусту с сосисками, а вместо заседаний всяких там министров были классные часы, на которых молодой классрук Игорь Николаич из пальца выдавливал слова про патриотизм, правильную веру и умение себя вести. У Игоря Николаича были очевидные при ближайшем осмотре дырочки в мочках ушей, левой брови и на губе, а ещё у него был довольно манерный стиль речи, так что когда он с кислой миной начинал вещать про патриархальные ценности и прочее такое всякое, веры ему не было.

Третье. Несмотря на то, что химию Славик не понимал, не понимает и, кажется, не будет понимать никогда (в отличие от этой суки Ирки, которая вечно тыкает его носом в то, что да-нечего-там-понимать!), Марь Пална была его любимой училкой, и чувства их были вполне взаимны. А так как чувства были взаимны, то и оценки ставились на балл выше, и радовали ба и ма.

Славик боязливо вынул конечности из-под одеяла, содрогнулся от холода и поспешил обосравшимся гусем до толчка, а потом и до горячего душа, под которым стоял минут двадцать, пока не услышал, как ба что-то орёт из-за стены про траты на горячую воду.

Вполне уже согревшийся, Славик вытер распаренное цыплячье-подростковое тельце, поиграл перед зеркалом цыплячье-подростковыми мышцами, воображая себя Райаном Гослингом, но никак не Джудом Лоу, потому что Джуд Лоу казался Славику красивым настолько, что он в этой своей симпатии не признался бы даже самому себе. Ну а Гослинг был социально-приемлемым вариантом: достаточно совершенным внешне, чтобы на него равняться, достаточно молодым, чтобы понимать, о ком там визжат девчонки, но не достаточно влияющим на частоту сердечных сокращений, чтобы париться о том, почему эти сокращения вообще учащаются.

На кухне Славика уже ждал творожок с печёными бутерами и горькая шоколадка (мама была на диете, и, кажется, это всё новый анестезиолог в их отделении виноват...).

Бабушка пила сладкий чай с конфеткой из её стратегических запасов, хранящихся в древнем серванте, который она запретила выбрасывать. Ну, только если через её труп. Через чей-то там труп (даже если не бабушкин) они с ма ничего выбрасывать не хотели, поэтому сервант остался стоять, где стоял, и в нём были припрятаны дешёвые конфетки советского образца, фотографии всяких пра-пра и кружевные комбинации, которые Слава всегда осматривал с детским восторгом, словно реликвии.

— Доброе утро, Славуша, хорошо тебе спалось?

— Доброе, ба. — Славик открыл шкаф в поисках вредной еды. — Нормально. Ты как?

— А что я, Славушка? В моём-то возрасте, если шесть часов проспишь, считай, сразу в каблуки и на дискотеку можно. — Бабушка похехекала и засюрпала своим чаем. — Добавь варенье в творожок.

— Не, ба, спасибо. Не-не-не надо...

Слава выдержал атаку вареньем, потом атаку сахаром, потом какой-ты-худой-у-нас атаку, а потом поцеловал мягкую морщинистую щёчку и двинул собирать рюкзак.

Ну, там должно быть как минимум две ручки, верно? А не просто записки от Ирки и двойные листочки с прошлого месяца. Ну и презервативы, давно просроченные и ни разу не пригодившиеся, хотя при покупке казалось, что от потери девственности его отделяет лишь наличие силиконовой одёжки на член. К сожалению, всё оказалось куда прозаичнее, и Ирка сказала чо-то про «я ещё не готова» и «мы слишком плохо знаем друг друга»... Слава вот считал, что знает Ирку даже более чем. Они ж с первого класса вместе учились.

Нет, не то чтобы он от неё только одного хотел. Этого одного он хотел ото всех подряд кроме Вики из десятого «б», наверное... А вот с Иркой Славик и просто общался с удовольствием. Она была хоть и надменной сукой, но каким-то образом своей в доску и курить за гаражи ходила вместе со всеми, и задирать лошков, и гонять на угнанной Бориком тачке. Последнее уже Славик не одобрял, ибо, в отличие от Борика, которого отец порол за каждый писк, а брат макал головой в унитаз и зажимал яйца и бох ищё знает чё делал, он рос в семье ласковой и интеллигентной (бабушка, вон, даже некогда на рояле бацала, как ну это... ну круто короче, проникновенно!), и до откровенных хулиганств не снисходил, скорее так, мелко пакостил исподтишка, если знал, что не попадётся, да и всё.

Презервативы, в общем, — целых двенадцать штук! О, как он был наивен! — лежали в рюкзаке на всякий пожарный до сих пор, ибо выкидывать их было жалко (Славик слил на них почти косарь). И стоило дополнить их хотя бы учебником по химии. Уважить любимую училку, так сказать...

Славик взял упаковку резинок в руки, тяжко вздохнул и спрятал обратно во внутренний карман. Вынимать из сумки и оставлять в ящике стола было опасно: ба могла прийти «вытереть пыль» в любой момент.