Бремя одежд. Болотный тигр - Куксон Кэтрин - Страница 3

– Что случилось? – осведомился он вполголоса. Вместо ответа Беатрис прошла в кабинет, Стивен и Джеральд последовали за ней. Беатрис закрыла дверь, села в большое кожаное кресло и лишь тогда заговорила.

– Опять мама, – коротко сказала она.

– О! – с чувством произнес Джеральд и, помолчав, спросил: – А что с ней?

– Ничего такого, вроде бы все в порядке. Ты не поверишь: когда мы пришли, она стояла на балконе, а свет в ее комнате был полностью погашен. Правда, Стивен?

Тот повернулся спиной к камину. Это была его любимая поза. Так всегда делал его отец зимой ли, летом – он всегда стоял спиной к огню… Стивен постоянно чувствовал в этой комнате его незримое присутствие.

Он заметил, что сестра и Джеральд не сводят с него глаз: он не ответил на вопрос Беатрис. Стивен распрямил плечи, вытянул шею, опять совсем как отец, делая вид, что обдумывает, как лучше ответить, потом заговорил:

– Похоже, она больше не боится темноты. И вообще, я бы сказал, что она больше ничего не боится.

– Что ж, давно пора, – Джеральд высоко поддернул твидовые брюки, прежде чем сесть в кресло напротив жены. – Жаль, что она не могла привести себя в порядок раньше – нам не пришлось бы столько волноваться.

– И папе тоже, – Беатрис взглянула туда, где между окнами – точными копиями тех, что были в комнате наверху, – стоял стол, длинный, занимающий довольно много места. Сейчас на нем находился только письменный прибор, поднос, блокнот с промокательной бумагой и фотография в рамке. Беатрис посмотрела на фотографию, и глаза ее подернулись влажной пеленой. – Бедный папа, – пробормотала она, не испытывая, однако, ни малейших угрызений совести.

Джеральд снял ногу с ноги, вытащил из кармана трубку и начал набивать ее табаком, повторив про себя: «Бедный папа». Занятие, несомненно, доставляло ему удовольствие. Эту фразу супруг Беатрис повторял часто, но откровенно говоря, он не чувствовал особой скорби по поводу смерти тестя, хотя тот всегда, за исключением одного памятного случая, относился к нему хорошо. По мнению Джеральда, тесть принадлежал к тем людям, которых невозможно понять до конца. Вроде бы дружелюбный и все такое, веселый, готовый всегда помочь, по крайней мере, советом, и все же было в нем что-то… Джеральд никогда не чувствовал себя в его присутствии непринужденно. Но лучше уж было терпеть его, чем его супругу, потому что в присутствии этой женщины Джеральду было действительно не по себе. Если в компании викария он чувствовал себя неловко, то в компании его жены испытывал желание буквально провалиться сквозь землю. Она смотрела на него так, будто видела перед собой какую-то гадость, которую притащила в зубах кошка, а из себя строила особу королевских кровей. А кем она была на самом деле? Дочерью какого-то торговца углем – и всего-то. Конечно, он, Джеральд, был бы тоже не прочь иметь отцом именно такого торговца углем – и унаследовать все его деньги. Их у нее, наверное, куры не клюют. И, несмотря на это, она жуткая скряга. Подарила Битти на свадьбу жалкую тысячу. Джеральд готов был поспорить, что теща запросто могла дать пять тысяч и даже не заметила бы потери. Правда, когда родилась Ивонн, она оформила на имя девочки еще одну тысячу, но сделала это таким образом, что деньги невозможно было трогать до достижения их дочерью двадцати одного года. В последние годы теща вообще спятила, но на ее деловую хватку это не повлияло – в этом Джеральд не сомневался. Теперь ему предстояло ее обработать.

Кончиком языка он облизал полоску своих коротких светлых усов. А что если по какой-то причине ее не заинтересует его предложение, и Лайвси продаст свою долю на тот гараж кому-нибудь другому?.. Нет, она не может так поступить. Что для нее каких-то семь тысяч? Мелочь. Взять хотя бы ее дом. Отель да и только, с потрясающей обстановкой. Но дело в том, что эта женщина не любила его, Джеральда, и он это знал. А что если она все-таки не примет его предложения? Эта невыносимая мысль заставила его резко встать, почти вскочить, с кресла. Заметив вопросительное выражение на лицах жены и шурина, Джеральд, который не терялся в любой ситуации, быстро спросил:

– Где Ивонн? Ее что-то совсем не слышно. Спит?

– Спит! Не говори глупостей. Она у мисс Шокросс. Попросила меня позволить ей поиграть там полчасика. Мы со Стивеном заглянули в церковь, как раз когда мисс Шокросс заканчивала украшать алтарь. Она буквально заставила нас зайти к ней домой. Все время рассказывала о новом священнике. Говорила, что терпеть его не может, и по-прежнему считает церковь папиной, и всегда будет думать так.

Джеральд никак не отреагировал на слова жены, но подумал о мисс Шокросс: еще одна свихнувшаяся старая сука. И тоже набита деньгами под завязку. И почему это деньги всегда оставляют женщинам? Застегивая пиджак, он взглянул на жену и отрывисто проговорил:

– Надо сходить и забрать ее, а то она чересчур возбудится. Ты знаешь, чем это может кончиться. К тому же надо позаботиться о елке и подарках.

При упоминании о подготовке к Рождеству Беатрис вздохнула и со свистом выпустила из груди воздух, что говорило о том, как ей не хочется заниматься этой скучной работой.

Когда она в сопровождении мужа вышла из комнаты, Стивен, по-прежнему стоя спиной к огню, начал медленно раскачиваться. Он делал это, перенося тяжесть с пальцев ног на пятки; глаза его были полузакрыты, руки, спину, ягодицы и икры охватила приятная, успокаивающая теплота, и это легкое покачивание погрузило его в мечты… Ему нравилась эта комната, он любил ее. Теперь он считал ее своей, да фактически и весь дом принадлежал ему – как-никак, он был единственным сыном. У Беатрис было, где жить, да, судя по всему, и Джейн должна была скоро уехать. Он надеялся, что это решится завтра, когда к ним придет этот ее знакомый. «Интересно, что он за человек? – мимолетно подумал Стивен. – Читает лекции в одном из колледжей Дарема – это уже что-то. По крайней мере, Джейн не прогадает так, как Беатрис, которая вышла замуж за Джеральда Спенсера» Этим сестра обидела его, Стивена, больше, чем ему хотелось бы признать. Джеральд оказался еще тем типом: со свадьбой пришлось поторопиться. Странно, что в то время, как отец из-за этого ужасно расстроился, мать, насколько помнил Стивен, и бровью не повела. Он отлично понимал состояние отца, потому что и сам испытывал то же самое – случившееся с Беатрис вызывало у него отвращение, тошноту, это было просто скотство.

Убаюкивающее покачивание возобновилось. «Я никогда не женюсь,» – почти с вызовом подумал Стивен. Нет, он никогда не женится, для духовного лица это невозможно: нельзя быть слугой двух господ, а жена, насколько он понимал, тоже являлась госпожой. К тому же в супружеской жизни существует и другая сторона – физическая. Стивен буквально содрогнулся при мысли об этом. Католическая церковь имела в этом смысле преимущество над англиканской – она запрещала своим священникам жениться. Иногда Стивен испытывал сожаление – такое смутное, неясное сожаление, – что он не принадлежит к римской церкви. Там все было ясно, там священник действительно был священником, и его поступки говорили сами за себя, но можно ли служить Богу, когда вокруг тебя слоняются жена и дети? Но все же титул «его преподобия» или викария лучше. Стивен неожиданно прекратил покачиваться и упрекнул себя за циничные мысли. Но потом вновь вернулся к ним: зачем обманывать себя? Ему хотелось посвятить себя религии, но пусть его будут знать просто как священника – не викария, не пастора, не «его преподобие». После этого небольшого взрыва откровения перед самим собой в голову Стивена неожиданно пришла мысль, заставившая его часто заморгать своими карими близорукими глазами: а если мать снова выйдет замуж? Он уже не мог переключиться ни на что другое и продолжал размышлять. Что, если она и в самом деле придет в норму? Деньги у нее есть, выглядит она моложаво и вполне подходит под определение «интересная». Говорят, что в молодости она была красива. Сам Стивен этого не находил. Внешность Грейс Рауз не вызывала у него симпатии, хотя это и была его мать. Глаза ее были слишком большими, широкими, а это, как он полагал, не является признаком интеллигентности. Ему нравились умные женщины, те, с которыми можно было поговорить о чем-то кроме хозяйства и кухни. Она, правда, занималась музыкой, но в целом была всего лишь обыкновенной домохозяйкой… Но что если она выйдет замуж? Это будет означать, что на место отца придет другой человек… Нет, жив отец или мертв, дом никогда не будет принадлежать никому другому, кроме него, Стивена Он может сдать его в аренду, но никогда не продаст, и однажды вернется сюда, и останется здесь жить. Возможно, это произойдет даже раньше, чем он предполагает. Иметь епископом двоюродного деда в конце концов не так уж плохо… Но если мать действительно решит выйти замуж и будет продолжать жить здесь?