Город имени меня (СИ) - Ру Тори - Страница 33

От закатной тишины и стрекота стрижей, проносящихся далеко внизу, закладывает уши, а в груди зарождается тянущее, уютное, нестерпимое тепло. Ведь то же самое всю жизнь ощущаю и я...

— Неправда. Ты самый сильный из всех! — С жаром заверяю, Юра поправляет волосы и обращает ко мне бледное лицо. — Только благодаря тебе ребята сумели расправить крылья! Только благодаря тебе сбывается их мечта! Ты — причина их счастливой жизни.

Его взгляд стекленеет, и по коже ползет озноб: кажется, я снова влезла на запретную территорию. Спешно меняю тему и тяжко вздыхаю:

— Ненавижу вечер дня рождения. Когда понятно, что ни черта из загаданного не сбылось. Хотя... у меня никогда ни черта и не сбывалось.

Юра глотает вино, сдувает со лба растрепавшуюся от ветра прядь и вдруг выдает:

— Но пока он еще не закончился, и я торжественно дарю тебе... остаток своих желаний. Загадывай все, что хочешь. И... пошли исполнять.

18

— Что, серьезно? Что на тебя нашло? — я мешкаю, не в силах поверить в его порыв, но ополовиненная бутылка на пластиковой столешнице говорит о многом. — Ты нажрался, поэтому такой добрый?

— Может, я всегда такой? — Юра уязвленно подается назад и скрещивает на груди руки. — Мне все интересно: кем ты меня видишь? Жлобом с раздутым эго, занудным душнилой, бесчувственным мудаком? Угадал?

Он опять без усилий влез в мою голову, притворяться, будто не понимаю, что он имеет в виду, бесполезно, и я признаюсь:

— Да. Поначалу так и было. Я бы прибила тебя, только не поднималась рука.

— Отлично! – в зеленых расфокусированных глазах загораются огоньки закатного солнца. — И почему твое мнение изменилось?

— Присмотрелась повнимательнее, и стало очевидно, что ты таким способом отпугиваешь от себя людей.

— Значит, моя игра не впечатляет? — Юра улыбается — тепло, как другу, и мысли рассыпаются ворохами бесполезного разноцветного конфетти. Поспешно отворачиваюсь: реальность происходящего не укладывается в сознании.

— Впечатляет. Еще как... – обостренное боковое зрение выхватываю его черный силуэт, и горло сводит от невыносимой нежности и острых предчувствий. Над городом парят бездонные темнеющие небеса, сгущаются сумерки, а я не могу надышаться. От осознания, что мы наедине, и в радиусе нескольких километров нет ни вездесущей Светы, ни чутких ребят, готовых прийти на помощь, случается ступор.

— Ну, так что с желаниями? – Юра наконец отставляет бутылку, а я в досаде сжимаю плетеные подлокотники. Мои желания связаны с ним, но они нереальны и несбыточны, и озвучивать их не имеет смысла.

— У меня их нет.

— Камон. Вообще? А кто пространно рассказывал о планах, продуманных до мелочей? Неужели даже в них нет места мечтам?

— Из того, что осталось и что реально — прогуляться по ночному городу с парнем. Только... у меня и его нет.

— Отлично. Значит, погуляешь со мной. — Удовлетворенно кивнув, Юра достает из кармана толстовки айфон, включает и, прищурившись, долго и методично тычет пальцем в экран.

— Что ты делаешь? Удаляешь сообщения от ребят?

— Ага, — безмятежно отзывается он. – Оул сдался, завтра утром они уезжают.

Возникшую было радость за Ярика и его друзей тут же придавливает валун сочувствия к Юре. Должно быть, это известие с кровью вырвало ему сердце, но он спокоен и собран. Он всегда безукоризненно держится, если, конечно, не брать в расчет вино, которое он литрами в себя заливает.

— Во сколько? Пойдешь провожать? — пробую его разговорить, но Юра быстро встает и, подхватив бутылку, обворожительно подмигивает:

— Нет. Зачем? Это больше не мое дело. Через пять минут подъедет такси, собирайся.

— Что, правда исполнишь все, что я попрошу?

— Ага.

В зеркальной кабинке слишком тесно — чувствую кожей исходящее от Юры тепло, вжимаюсь лопатками в стенку и с пристрастием разглядываю обувь: его черные ботинки на тяжелой подошве и мои пыльные старые кеды.

Колготки-сеточки ни черта не греют, декольте выставляет наружу обширную часть груди, чокер сжимает шею. Мне трудно дышать — от волнения и ощущения собственной никчемности. В таком виде вообще нельзя гулять по ночному городу холодной, почти осенней ночью, но олимпос на фоне дорогих шмоток Юры смотрелся бы слишком нелепо, а красота, как известно, требует жертв.

Стальные створки плавно раздвигаются, как на привязи, ковыляю за темной фигурой Юры через блестящий стеклом и позолотой холл и, спиной ощущая пристальный взгляд новой девчонки за стойкой, выбегаю во двор. На парковке, тарахтя мотором, дожидается вызванное Юрой такси.

Потирая озябшие плечи, спешу к зазывно моргающим фарам, но Юра аккуратно придерживает меня за локоть и вынуждает притормозить:

— Стой, подожди! — Он ставит бутылку на асфальт, снимает с себя черную джинсовую куртку, стаскивает через голову худи и набрасывает джинсовку обратно на плечи, а толстовку протягивает мне: — Вот, надевай.

Повисает немая сцена.

— Кир, хорош тормозить!

Послушно влезаю в теплую просторную вещь — она спадает до самых коленей, укутывает тело теплом и дурманящим загадочным ароматом. Сердце сжимается от сладкой боли, ноги слабеют. Вот она — забота Юры в действии. В сочетании с его обычной холодностью, моей нуждой и волшебством момента работает просто убийственно.

Пока бормочу слова благодарности, Юра уходит, и я вынуждена догонять.

Он снова галантно открывает перед моим носом дверцу — ныряю в теплый салон, здороваюсь с водителем и устраиваюсь поудобнее. Юра называет адрес где-то в отдаленном спальном районе, нисколько не заботясь о моем личном пространстве, приземляется рядом, авто трогается, и я неловко заваливаюсь на него. Пытаюсь подняться, но тяжелая рука опускается на плечо и настойчиво удерживает.

За окном плавно проплывают крыши зданий, кроны деревьев и обрывки мутных облаков в черном небе, в салоне темно, ритм сердца замедляется, одолевает дрема. Я смиряюсь. Пусть это будет сон. Красивый сон... или сказка, рассказанная когда-то на ночь.

Я сама предложила Юре стать заменой друзей, пустившихся в свободное плавание. И ехать в обнимку в такси — это способ спастись от огромного, причиняющего боль мира, раскинувшегося снаружи.

— Как ты познакомился с ребятами? — тихо спрашиваю, и у уха раздается его голос:

— В разное время... С Элькой учился в одной группе, а Оул сам приперся. По объявлению. Когда мы искали нового фронтмена. Приперся и... остался. И так пришелся ко двору, что группа теперь ассоциируется исключительно с ним. Но, признаю: это заслуженно. Он красавчик. Во всем. — Юра надолго замолкает, только радио шелестит в темноте, а на приборной панели мелькают голубые огоньки.

— Даже не представляю, что когда-то Эля и Ярик были не вместе... — шепчу. Горячая рука покоится на плече, а плечо Юры упирается в мой висок. В животе растекается тягучий теплый мед. — Я видела твои старые ролики. Зря ты бросил. Это было очень вдохновляюще...

— Это был лютый кринж, но что ж теперь: было и было... Помогло собрать базовую аудиторию и привело к нам Оула. Все в прошлом, бессмысленно об этом говорить.

Водила сворачивает в глухой проулок, такси останавливается, сказка заканчивается. Юра размыкает объятия, лезет за телефоном, протягивает его к сканеру и рассчитывается. Выбираюсь на воздух и дышу ртом: из него вырываются облачка пара, но мягкое просторное худи и память о прикосновениях его обладателя продолжают изнутри подпитывать теплом.

Юра тенью вырастает рядом, глотает свое вино, и я растерянно озираюсь: нас обступают старые пятиэтажки, далеко в потемки убегает потрескавшаяся асфальтовая дорожка. Несмотря на еще не поздний час, тут безлюдно и тихо: под легким ветром шумят черные деревья, горят фонари и окна квартир, в отдалении лает собака. Юра кажется потерянным и бледным, и я, уловив волну смятения, окончательно убеждаюсь: его нельзя оставлять одного. Сейчас он не столько исполняет мои желания, сколько пользуется предложением, за которое расплатился авансом. Потому что тошно и хочется выть...