Завод (СИ) - Ра Юрий - Страница 33

Короче говоря, вырисовывался неплохой бизнес, но с одним существенным недостатком — Пётр не видел в нём себя. Бросать завод, стабильный доход и лезть в незнакомое дело? А что дальше, искать клиентов и жить с комиссионных? Не продажник он, при всей своей легкой авантюрности и умении поторговаться, Фролов трезво оценивал себя. Коммерческим директором или сейлом, как звали таких оборотистых менеджеров в будущем, ему не быть. Попробовать можно, но с известным результатом, не поможет даже знание некоторых тенденций развития общества и дикого капитализма. Тем более, что разворачивающаяся действительность не абсолютно копирует известный ему вариант. Вон, даже «черный вторник» девяносто четвертого, когда доллар внезапно подскочил, тут не случился. Все эти мысли пришли ему в голову, когда они с Леной взялись обсуждать перспективы и расписывать этапы.

— Я согласна, Фролов. Ты не потянешь. И вообще, не твоя поляна, как ты выражаешься в таких случаях.

— Так что, просто подарить идею? Без какой-либо коммерческой выгоды?

— Ну… пусть Стецько проставится тебе.

— Несерьёзно. Я даже больше скажу — грустно!

— Что, тогда зажмешь идею?

— Нет, покажу Сашке. Пусть пользуется. Глядишь, и мне когда-нибудь чем-нибудь поможет. Как говорят англичане: делай добро и кидай его в воду. Оно не тонет.

— Фролов, или ты что-то путаешь, или твои англичане. У нас говорят, что не тонет нечто другое. Не добро, а совсем другая субстанция.

— Ой, не начинай! Это просто пословица, смысл ты уловила. И вообще, мне завтра на работу, давай спать ложиться. А тебе вообще за детьми ехать.

В отличие от некоторых других женщин, теряющих абсолютно всякую самостоятельную мобильность с приобретением автомобиля, Лена умела путешествовать по городу и даже за его пределы сама. То есть общественный транспорт не был отвергнут и напрочь забыт. Когда надо было куда-то ехать, супруга смело садилась в маршрутку или автобус. Кстати, еще и по этой причине некоторые подчиненные считали Петра жестким человеком. Когда его просили об отгуле, потому что надо свозить жену с детьми в больницу или еще куда, он поднимал бровь и вопрошал: «У нас что, автобусы отменили? Сама доедет, небось совершеннолетняя» Ему было непонятно, почему другие жёны настолько зависимы от колес своих мужей, когда Ленка как Вжик носится по области с детьми под мышкой.

При этом сурового руководителя нимало не смущало, что сам он ездит везде на машине, хотя мог бы сэкономить и пользоваться общественным транспортом. «Вот тут интересный момент, — вдруг подумал Фролов, одним глазком заглянувший в мою писанину — А правда, что мешает жене выучиться на права и тоже стать мобильной-автомобильной?» он покрутил эту мысль в своей голове, пока крутил баранку в направлении Чермета и счёл её удачной. Даже вонь шлакового отвала, мимо которой он сейчас ехал, не сбила его с этой мысли. Зато под влиянием сероводородного амбре внезапно Пётр вспомнил подробности того самого «черного вторника». «Блин, «черный вторник» ЕЩЁ не случился! В той реальности он был в октябре, а не летом! Летом был дефолт девяносто восьмого! Вот и посмотрим, будет ли что-то похожее этой осенью. Если да, то и дефолт вполне вероятен» — решил для себя наш герой. Он примерно представлял, как можно крутануться, зная наверняка про это потрясение. Да чего тут представлять-то?! Взял кредит в рублях, купил баксы, как рубль обвалится, вернул кредит, получил профит.

Воняющий шлаковый отвал представлял собой длинную железнодорожную ветку, на несколько километров, уходящую от цехов. По высокой-высокой насыпи туда-сюда сновали тепловозы с прицепленными шлаковыми ковшами. В порядке, существующем только в голове мастера отвала, и по его указке составители выливали пышущую жаром розовую огненную жидкость под откос, где она и застывала. Видок был тот еще — словно стоишь рядом с действующим вулканом. Воняло примерно также, а еще частенько и грохотало поблизости, словно жерло вулкана выбрасывает из себя каменные бомбы. Грохот издавал кран-копер, ломающий в мелкий щебень застывшую лаву подвешенной на тросе гирей.

Прошли те наивные советские времена, когда всё, что не чугун или не задействовано в процессе его выплавки, выбрасывалось на свалку. После приватизации Чермета какая-то «светлая» голова придумала, что шлак тоже можно продавать. Раздробленный копрами до фракции щебня, он грузился в вагоны или самосвалы и продавался всем желающим. Лёгкий и дешёвый, в первую очередь он использовался для отсыпки дорог. И прежде всего там, где надо было сильно сэкономить. То есть идеальный материал для того, чтобы построить и сбежать. Есть у шлакового щебня при всей его дешевизне один недостаток, мелкий такой, но существенный — он очень непрочный. Например, засыпанный в автодорогу, через год он полностью рассыпается в пыль и категорически отказывается наполнять ямы. Мелкодисперсная пыль и грязь становится просто частью того дермища, в котором возятся и тонут проезжающие машины. Но шлаковый щебень покупают, есть устойчивый спрос, а значит он производится и продаётся на Чермете. Ничего личного, просто бизнес.

Фролов с облегчением открыл окошко «Нивы», миновав шлаковый отвал и поехал дальше в сторону Нижних проходных завода, рядом с которыми находилась бытовка их цеха. По графику сегодня именно Фролов проводил утреннюю планерку с дневной сменой, контролировал выход рабочих на посты и следил за порядком в бытовках. Впрочем, кроме него за соблюдением дисциплины никто и не следил вообще. Считалось, что все рабочие взрослые люди с высокой ответственностью и умением самоорганизовываться. Ага, прямо так и есть. Он еще с армии помнил пословицу про солдат, которые по словам офицеров «маленькие мальчики с большими яйцами». Память об армейской службе убеждала его в правоте этого постулата, а опыт управления коллективом — в том, что мужчины всегда мальчики. Просто у них отрастают пузаны, появляются морщины и седина. А в остальном те еще мальчишки.

Вот сегодня, чисто в качестве иллюстрации Фролов отловил Копанёва. Молодой составитель, уволенный за пьянку на работе, всегда был тем еще раздолбаем, весёлым, бесшабашным и беззлобным, но совершенным ребенком по поведению. Вот скажите, нахрена этот два месяца назад уволенный кадр приперся в раздевалку к своим бывшим коллегам? Пробирался на территорию завода тайными тропами, чтоб не остановила охрана, рисковал быть задержанным с бухлом и без пропуска зачем? Зачем нарываться на пинки от ЧОПовцев или даже полдня в наручниках? Не поверите, всё ради счастья бухнуть в сырой вонючей раздевалке с пришедшими с ночной смены составителями! Ему что, не пилось вне территории завода? Или боялся, что не соберет компанию? Да по нынешним временам только побултыхай пузырём водки — набегут со всех сторон. Тем более в Криволучье, которое населяют сплошь работяги. Нет, ему хотелось именно тут, именно с друганами.

Фролов никогда не применял силу при решении трудовых конфликтов, он, во-первых, не был уверен, что справится с противником в тех ситуациях, когда противников несколько. На заводе руководитель всегда в меньшинстве перед рабочими. Во-вторых, он подозревал, что в такое непростое время, заряди он в репу провинившемуся работяге, тот побоится давать сдачи. И выглядеть это будет уже совсем по-скотски, как во времена крепостничества. Зря что ли деды Зимний брали? То есть не конкретные деды Фролова, а деды вообще, про которых «былинники речистые ведут рассказ». Что бы кто бы сейчас не начал рассказывать про честных купцов, заботливых помещиков, попов-подвижников, в семнадцатом году громыхнуло не случайно, довели народ власть придержащие. А Фролов не будет, он умный.

Копанёва Пётр вывел за рукав и выставил из здания бытовки, мол дальше сам куда хочешь и как хочешь, а народ ты подставил.

— Кого это я подставил, командир?

— Вот тех своих собутыльников несостоявшихся.

— И что теперь им будет?

— На премию накажу, или на половину.

— За что? В смысле, не надо, Пётр Семеныч. Я же виноват, а я и так уже уволен.