Завод (СИ) - Ра Юрий - Страница 3

Глава 2 Старт

На ковер Пётр ехал в несколько другом настроении, чем собирался поначалу. Ну да, рассуждал он, барабаня пальцами по рулю, запасной аэродром есть, можно дразнить гусей. Опять же, что мне могут предъявить? Я полностью владею ситуацией, четыре выговора в текущем году как бы намекают на отсутствие методов против Кости Сапрыкина. Кстати, Сапрыкин не Костя, а начальник локомотивного депо Сортировка. И против него тоже нет методов. Новый начальник Сортировки Скрепышев, сменивший пару лет назад Шафороста поначалу не очень понял, куда попал, а потом сразу понял. Флаг ему в руки.

Весной этого года на Сортировке произошло следующее: одним не очень воскресным днем начальник станции шел уверенной походкой и хозяйским глазом осматривал свои владения. Вот на этот хозяйский глаз ему и попался маневровый локомотив, подающий на нефтебазу цистерну. Он точно знал, что никакое топливо в их адрес не прибывало, никаких операций по подаче груза на пути нефтебазы не предстояло. А цистерна груженая — это видно по просевшему рессорному комплекту тележек. Маневры были остановлены по радиосвязи, вся подозрительная деятельность составителя с вагоном была пресечена, Скрепышев вернулся на пост для разбора ситуации. Оказалось, что вагон привёз дизельное топливо и в депо числился уже выгруженным. Маневровый диспетчер просто велел подать «порожняк» на пути нефтебазы, а составитель просто выполнил указание. Как всё просто оказалось. Непросто себя повел только начальник. Во время обеда ему позвонил инкогнито и человеческим голосом предложил встретиться и поговорить, так сказать, разрулить ситуацию. Это было «последним звоночком» в буквальном смысле. Скрепышев посидел на диване полчасика, а потом начал звонить сам. В милицию и заодно уж в КГБ. Пётр знал, как развивалась история не понаслышке, его шеф очень подробно поделился информацией о происшествии, видя в заместителе поддержку и опору.

Следствие было молниеносным и эффективным, прижатые к стенке неопровержимыми уликами злоумышленники сдали всех, признали вину и быстренько сели. Не на диван, конечно, а на более жесткую мебель. Оказалось, что одним темным мартовским вечером к маневровому диспетчеру Сортировки и приёмосдатчице депо подошел водитель бензовоза и предложил вступить в преступную группу. Обычное дело, в Новоузловске водилы регулярно шляются по железнодорожным путям и предлагают людям, отработавшим дневную смену, вступать во всякие преступные сообщества. Убедив новых подельников, водитель побежал к знакомому директору нефтебазы и взял в аренду у него одно из топливных хранилищ. А дальше совсем просто, приемосдатчица проводит по бумагам выгрузку шестидесяти тонн солярки, маневровый диспетчер даёт команду переставить цистерну с путей депо на нефтебазу, водила её сливает в арендованный танк, а потом нанимает еще несколько бензовозов для вывоза топлива в неизвестном направлении. В это время в локомотивном депо никто не замечает пропажу шестидесяти тонн солярки. Сколько раз хитрый водитель проделывал этот трюк? Естественно, один. И сразу попался.

Конечно, всю троицу посадили. И конечно, организатору и мозгу банды дали больше всех — шесть лет. Конечно, после такого громкого дела в депо провели ревизию, по итогам которой ничего криминального не нашли. Говорят, когда начальник Отделения знакомился с неофициальными результатами проверки, он долго беседовал с ревизором один на один, все материалы сжег, а ревизора отправил на заслуженную пенсию. А Скрепышеву за допущенные безобразия объявили выговор. Почему не Фролову? Потому что вылез со своей никому не нужной информацией начальник, а не зам. Ладно, проехали.

Уже Тула за боковыми окнами мелькает. Она как-то быстро поменялась в условиях нового демократического государства, это было особенно заметно тому, кто бывает тут не очень часто. Самым ярким признаком для Петра стала не встреченная по пути фигурная ограда сквера перед магазином музыкальных товаров. Фролов всегда был уверен, что она чугунная. А она оказалась силуминовая, что было видно по характерным обломкам, торчащим вокруг. Буквально за одну ночь молодые и инициативные туляки в несколько кувалд снесли всю решетку и увезли в неизвестном направлении. Искать бесполезно, потому как ни один милиционер не знает, куда тащат цветмет с его территории, не делятся такой информацией со служивыми. Буквально все знают, кроме носящих серые фуражки, для них это тайна за семью печатями и тремя проплатами. Общее ощущение от города было тоже не сильно радостным. Не то осень в этот раз не шибко золотая, не то дворники перестали получать зарплату.

А уже в кабинете НОДа Фролову показали зиму. Оказалось, что со всеми своими встречами и новыми активностями, он слегка потерялся. Потерялся и оторвался от оперативной обстановки на вверенной ему станции. Что есть, то есть — не знал, как прошла сегодняшняя ночная смена, сколько вагонов сейчас на станции, какая средняя длина поезда на текущий момент нарастающим итогом. Короче, распустился, потерял берега, перестал соответствовать занимаемой должности, в конец обнаглел…

И тут взрослого мужчину торкнуло, потом напрягло и сразу отпустило. Фролов понял, что его достали, достали окончательно и бесповоротно. Потом он понял, что не думает это всё, не чувствует внутри, а транслирует своим собеседникам. Как-будто со стороны Пётр наблюдал, как он орет на первых двух лиц Отделения Дороги, как сгребает со стола какие-то бумаги и запускает в полет, как не сдерживает эмоций, слез, соплей и ругательств. Все шесть лет борьбы и сжатых кулаков вылились в истерику, достойную столичной сцены. Очень странное ощущение было при этом, с одной стороны Пётр понимал, что может прекратить орать в любой момент, а с другой — пусть, так даже лучше, и смотрится забавно. Хлопая дверью в кабинет НОДа, Фролов думал только об одном — как бы сейчас не заржать! Было бы совсем неуместно смеяться на глазах у секретаря и прочих работников после такого выхода из кабинета. Пусть начальникам докладывают, что съехавший с катушек Фролов убежал прочь, теряя достоинство, ленты и булавки. За рулем автомобиля сидел уже совсем другой человек спокойный и собранный перед началом нового этапа в своей жизни.

В Новоузловске Петра встретила та же осень и та же демократия. Стоящий по соседству парк рановато для этой поры лишился листьев, а стадион — забора. Удивительное дело, думал Фролов, двадцать лет назад этот стадион строили после основной работы в трудовом задоре те, кто сейчас его ломает, вывозя на тачках, вынося на плечах всё, что может пригодиться в хозяйстве. Люди изменились или правила игры? Неужели так всегда и везде — одни и те же люди всегда способны на подвиг и предательство, самоотдачу и воровство. Надо просто внятно им разъяснить: вот это можно, а то нельзя. Сегодня грабим и воруем, а завтра спасаем и защищаем. Блин, да люди ли мы после этого? Люди. И других не было никогда. И не будет? Получается, пропаганда не зло, а необходимость? Выходит, надо ежедневно дуть в уши, чтоб народ точно знал, что хорошо, а что плохо. «Остановите Землю, я схожу» — в очередной раз в голове раздалась издевательская фраза. Хотя, куда деваться с подводной лодки, совершенно непонятно.

-Какой-то ты сегодня другой. Что-то случилось?

— Лена дорогая, предлагаю сначала добить ужин, а потом обсуждать серьезные вопросы. Как пацаны?

Почему-то Пётр не был готов совмещать вечернюю трапезу с обсуждением смены места работы. Вот потом да, после ужина, наигравшись с сыновьями, сильными и упрямыми лосями-четырёхлетками, полными сил и энергии. Когда дети улягутся спать, когда вся посуда будет перемыта, когда… А потом уже оттягивать было некуда.

— Я написал заявление о приёме на работу в Чермет на должность начальника службы эксплуатации железнодорожного цеха. И заявление об уходе с работы на Сортировке.

— Опаньки. Не скажу, что неожиданно, но резковато, не находишь? А со мной посоветоваться никак?

— Есть вопросы, по которым я с тобой обязательно посоветуюсь. А есть такие, на которые ищу ответы самостоятельно. По-моему, мы уже обсудили этот момент давно. Не начинай даже.