Завод (СИ) - Ра Юрий - Страница 23

— Не делай вид, что не в курсе. Ты же тоже собрался в облаве участвовать?

— Вы про собак? Так все другие отказались. Город сказал — не их территория, вы слились — охрана труда не ваш профиль. А у нас случаи нападений участились. Идиоты. Сначала подкармливают «своих» собачек, а потом удивляются.

— Люди вообще стараются не думать.

Глава 12 Дела семейные

Фролов понял, что безопасники планируют и дальше смотреть на положение с собачьими стаями на заводе со стороны. Дурацкая история — в разных цехах работяги подкармливают щенков, которые вырастают в целых волкодавов и сбиваются в своры. Причем, собаки начинают отрабатывать пайку, всячески демонстрируют лояльность к «своим» и гоняют «чужих». Дошло до того, что мимо соседнего участка пройти стало опасно. Особенно отличились грузчики. Когда Пётр пытался объяснить, какую проблему они вырастили для завода, те сначала пытались доказать, какие собачки милые и безопасные, а потом начали волками смотреть на вредного Фролова, пригрозившего выселением четвероногих блоховозов на небо. Но начальнику эксплуатации было плевать на взгляды — его стрелочницы и составители страдали, уже произошла пара случаев. К счастью, по зимнему времени пострадавшие отделались рваными ватными штанами.

— Юрий Николаевич, я правильно понимаю, что вы не будете препятствовать отстрелу собак на территории завода?

— Правильно. Мы ничего не заметим. Надеюсь, люди не пострадают. Сам не из этого палить будешь? — Кивок на Зик-Зауэр, лежащий на столе.

— Мелкан возьму, — и Фролов убрал пистолет в кобуру под мышкой, не забыв вставить в рукоять магазин.

— Как оружие на территорию проносить будете?

— Через шлаковый полигон. На тепловозе провезем. Обратно также.

— Хорошо. Кто у вас там главный, начальник локомотивного депо? Скажи ему, что со мной вопрос согласован.

— Принято.

— Теперь по твоему вопросу. Который уже не совсем твой. Сам к цыганам не ходи, есть кому провести переговоры. Но имей в виду, если они удила закусят и попытаются к тебе сунуться напоследок…

— Понятно. Вы их прессанете, а дальше, как пойдет. Я сам по себе. Когда планируете беседу с ромалами?

— А тебе зачем знать?

— Чтоб раньше вас не браться за них. Вы же допускаете, что эта публика первый звонок пропустит.

— Да чего ты резкий такой, а! Не лезь теперь, Пётр. Если второй звонок пропустят, мы третий им сами организуем. И первый уже был в твоём исполнении. Не делай вид, что там оно само сгорело, уже не поверю.

— А я что, я ничего. Случись что, буду отрицать категорически. И это, я пойду уже, наверное? Раз всё мы проговорили, точки над «И» расставили.

— До свидания, Фролов. И помни, теперь ты должен. Должен быть патриотом своего предприятия и сторонником управленческой команды.

Неприятная концовка разговора, но Пётр примерно такого и ожидал в самом лучшем раскладе. В худшем начальство оставляло его один на один с проблемой или даже увольняло. Чтоб потом никто не связывал жертву межэтнического конфликта, а скорее криминальной разборки с Черметом. Так что Фролов понимал, что по нынешним понятиям он действительно, что называется должен.

Вечером за семейным ужином глава семьи проинформировал свою боевую подругу о благоприятном развитии ситуации, но с нюансами:

— Так что, военное положение у нас отменяется?

— Нет, Ленок, пока цыгане не уберутся из посёлка, будем жить как в осаде.

— А потом…

— А потом будем ходить сторожко, как по лесу. Не по тому, который тут, а по настоящему, где медведи водятся. И кому попало двери открывать не будем. И детей научим. Кто его знает, что в головах у этих.

— Фролов, это всё хорошо, но ты понимаешь, как рисковал? По краю прошли.

— Еще не прошли пока. И да, понимаю. Но по-другому было нельзя, ты не представляешь, какой тут мог вырасти рассадник всякой гадости. Не буду повторяться.

— А тебе как всегда больше всех надо. Потише жить не пора попробовать хотя бы?

— Так надо было. Закроем тему.

Лена как умная женщина и грамотный манипулятор интуитивно понимала, когда можно продолжать выносить мозг, а когда опять табуретка в щепки. Её муж был типичным мужчиной, что бы он о себе не думал, достаточно управляемым и заботливым. Посему чай пили супруги молча и вполне мирно.

В начале апреля в кабинет Фролова очень неожиданно позвонил мужчина с очень знакомым голосом, настолько неожиданно, что Пётр сначала не нашел слов:

— Добрый день. Могу ли я услышать господина Фролова?

— Э-э-э, то есть да-а-а.

— Пётр, ты что ли? А чего мямлишь, словно не узнал! Привет!

— Здравствуй, отец.

— Я сегодня мимо вас еду. Давай к вам заскочу! Не против?

— Не против. Заезжай. А ты на чём?

— На колесах. Диктуй адрес.

— Не, на карте нашей улицы нет, не найдешь. Подруливай к центральным проходным Чермета к восемнадцати, а оттуда поедем к нам домой.

— Вот ты хитрован! Решил отца в качестве такси использовать? Ну да ладно, прокачу с ветерком. — Голос отца, сто лет не слышанный излучал оптимизм и бодрость. Но никаких чувств в душе Фролова он не затронул. Может у этого тела и были когда-то сыновние чувства, но та петрушка, какая приключилась в его мозгах в далеком уже восемьдесят пятом их погасила.

Впрочем, воспоминания о родителях при всей их информативности не несли намёка на какую-то теплоту после отъезда Петра в институт. Вылетел как птенец из гнезда, и был сразу вычеркнут из жизни мамы-папы, занявшихся устройством собственной личной жизни. В меру их сил и по отдельности. Мать еще как-то пыталась поддерживать видимость родственных уз, в основном посредством писем и открыток, а отец и вовсе ушел в режим молчания. А тут проявился, не сотрешь. А главное, где телефон узнал? Разве что у бывшей жены. Ей Пётр писал про смену места работы и жительства, присылал номер рабочего телефона.

В восемнадцать-десять Пётр уже стоял на автостоянке перед заводоуправлением и крутил головой, выискивая знакомое лицо. То есть не любое, а конкретное лицо родителя. На улице было еще достаточно светло. Или уже достаточно светло, если иметь в виду прибавку длительности весеннего дня. Ага, вот и знакомая фигура двинулась в его сторону — щуплый мужчина невысокого роста, чем-то напоминающий воробья. Да уж, солидности отец за эти годы так и не прибавил.

— Еще раз здравствуй! Ты чего опаздываешь?

— Ни чуть.

— Ты сказал, в шесть вечера встречаемся, аль забыл уже? Сейчас шесть-десять, между прочим.

— Я сказал, подруливай к восемнадцати. Почувствуй разницу, отец.

— Ладно, я на тебя не в обиде. Пошли, вон моя машина! Эх, прокачу.

Отец широким жестом показал припаркованный неподалёку синий «Опель-Вектра» весьма свежий на вид:

— Во! Купил в Германии, гоню домой. Правда задолбался немного уже. Муторно. Отойди, я сейчас вырулю или садись уже.

— Постой. Чего отходить, задом сдай а потом сразу выруливай направо — нам в ту сторону.

— Да тут понимаешь, фигня какая, задняя скорость не включается никак. Я уже всё перепробовал. Машине пять лет всего, новая, можно сказать. А мозги это-самое, как десять лет в браке состоим. Утомила не хуже твоей матери. Задняя скорость не врубается, инжектор барахлит, печка ерундит. Не доеду я таким макаром до Златоуста. Найди мне гараж, чтоб можно было денек постоять в тепле повозиться с машиной. Подшаманю и поеду дальше.

— А, тогда всё ясно.

— Что тебе ясно?

— Зачем в гости заехал. Вон на ручке скоростей кольцо видишь?

— Ну вижу. И что?

— Поднимаешь пальцами вверх и включаешь заднюю. Это ж надо было ухитриться от Германии до Тулы без задней скорости доехать.

— О как! А ты откуда знаешь? У самого хоть права есть?

— Есть. Поедешь вон за той белой «Нивой». Только зад мне не помни, я медленно поеду.

— Ух ты, у тебя машина?

— Что ты удивляешься, у тебя тоже машина. Да покруче моей.

— Да ну, я её дома перепродам. Жить на что-то надо. Поехали уже. С семьёй познакомлюсь твоей.