Игры мажоров. "Сотый" лицей (СИ) - Ареева Дина - Страница 54

— Никуда ты сейчас не поедешь, — решительно говорит Макс и берет меня за руку, — ты простудишься. Тебе нужно переодеться.

— Но как я попаду в квартиру?

— Поехали ко мне. Высушишь волосы, платье повесим на сушилку. А потом поедем к твоей Ларисе.

— Спасибо, Макс! — с искренней благодарностью обнимаю друга и чувствую как напрягаются его мышцы.

Торопливо отстраняюсь. Каменский тоже помнит о черте, которую не стоит переходить.

Мы приезжаем к нему домой, и я сразу бегу в ванную. Ныряю под душ и сквозь шум воды слышу в коридоре возню и голоса, звучащие на повышенных тонах. Похоже, я схожу с ума, потому что в одном из них мне чудится голос Никиты.

Удар, потом еще один, и громкая ругань.

Срываю с вешалки полотенце, обматываю вокруг себя и выбегаю в коридор.

Дальнейшее кажется мне плохим сном, настоящим кошмаром, потому что я вижу стоящих друг напротив друга Макса и Никиту. У Никиты разбита губа, Макс хрипло дышит, упираясь в стенку.

Слышу себя будто со стороны и ненавижу за это дурацкое «Максим, что здесь происходит?»

Я прекрасно вижу, что происходит — эти двое готовы убить друг друга. И еще вижу происходящее глазами Никиты.

Я в квартире Макса, завернутая в полотенце. Что он должен думать? На лице Никиты отчетливо видны все его мысли. И меня передергивает от этого презрительного и брезгливого выражения, которым он окидывает меня с ног до головы.

А мое сердце стонет и рвется к нему, стучится о ребра, пытаясь пробиться и вырваться наружу. Только чтобы с ним. Чтобы рядом.

— Все, я понял, — Никита отбивает руку Макса и распахивает дверь. — Я просто хотел сам увидеть.

Вновь стреляет брезгливым взглядом, вытирает рукавом кровь и выходит на площадку, с силой захлопывая за собой дверь.

Глава 34-1

От обиды на несколько минут слепну и глохну. Погружаюсь в полную темноту, где нет ни света, ни звуков. Ничего. Только боль изнутри выкручивает так, что хочется выть как раненое животное.

Все равно, как это будет выглядеть со стороны. И наплевать, что подумает Макс.

Никита не захотел со мной встретиться, не посчитал нужным увидеться и поговорить. И через полгода появляется, чтобы обвинить меня... в чем? В предательстве?

Но я и так в его глазах бессовестная лгунья. Для меня это мало что меняет.

И все равно больно.

В себя прихожу от того, что Макс испуганно трясет за плечи. Я сижу на полу в прихожей, привалившись спиной к стене.

— Маша, Машенька, что с тобой?

— Что ты сказал ему, Максим? — спрашиваю и не узнаю собственного голоса. Глухой, сиплый, утробный. — Ты сказал, что я теперь с тобой?

— Он сам так подумал, — хмуро отвечает Макс. Садится рядом и тоже приваливается спиной. — Я просто не стал отрицать.

— Зачем? — не то, что бы мне интересно. Само спрашивается, на автомате. Я прекрасно знаю, зачем.

— Потому что я хочу этого, Маша. Ты знаешь, как хочу.

— Я не люблю тебя, Макс, — говорю, закрывая глаза и пытаясь унять рой цветных точек, — только как друга.

— А его значит любишь? — сквозь зубы шипит Каменский. — Он тебе хоть раз позвонил за полгода? И вдруг вспомнил.

Вместо ответа пожимаю плечами. Ползу по стенке вверх.

— Я пойду, Макс.

Он ловит мою ладонь и дышит шумно.

— Извини, Маш. Меня просто накрыло, когда Топольский вломился, — встает с пола и тянет меня за руку. — Подожди, я умоюсь и тебя отвезу.

Самым правильным сейчас было бы уйти, но я не хочу ссориться с другом из-за Никиты. Макс прав, если бы Топольский хотел, он легко мог бы меня найти. Достаточно позвонить отцу и взять мой номер телефона.

Мы больше не говорим о Никите. Пьем чай, я надеваю еще влажное платье, и Макс везет меня к Ларисе в ее загородный дом. Та охает и причитает, дает мне ключи, и когда я вхожу в свою квартиру, за окнами уже начинает темнеть.

Может, было бы правильно пригласить Каменского в гости, он явно этого ждет, но общения с меня на сегодня достаточно. Хочу остаться одна.

Закрываю дверь, и внутри словно отключается источник питания. Сил хватает только чтобы принять душ, засыпаю на неразобранной кровати в мамином махровом халате.

Просыпаюсь поздно, еле заставляю себя одеться и выйти в магазин купить еды. Завтракаю, не чувствуя вкуса, хотя по времени у нормальных людей обед. И уже ближе к вечеру укрепляюсь в мысли, что я должна это сделать.

Я не могу уехать, оставив все вот так, не поговорив и не выяснив. Зачем-то Никита искал меня, если добрался даже до Макса? У отца спрашивать не захотел, решил найти через друзей.

Еще вчера меня останавливала глупая гордость. Сегодня не осталось ничего кроме осознания, что все это время мы с Никитой успешно соревнуемся в умении причинить друг другу как можно больше боли.

Забиваю в приложение адрес Топольских и вызываю такси. Чем бы ни закончился сегодняшний вечер, я буду знать, что сделала все что могла.

Прошу таксиста подождать на случай, если мы с Никитой уложимся в одну-две фразы. Подхожу к дому с колотящимся сердцем, звоню в домофон.

— Ты все-таки пришла, Маша? — говорит женский голос. — Что ж, входи.

Дверь открывается, и я вижу на пороге дома невысокую женщину. Догадываюсь, что это тетка Никиты и та самая тварь, которую мама считала подругой.

— Я пришла к Никите, — смотрю исподлобья, не трогаясь с места, — позовите его.

— Никиты нет, у него прощальная вечеринка. Мы завтра улетаем. Проходи, нечего торчать на пороге, — сухо говорит Ермолова. Мама говорила, что она вернула себе девичью фамилию. — И хватит уже ломаться, разве тебе не любопытно вживую посмотреть на злодейку?

Краска бросается в лицо, потому что она права. Это недостойное, болезненное любопытство, но мне действительно интересно на нее посмотреть. Вхожу в калитку и делаю еще несколько шагов. Ермолова сама спускается с крыльца мне навстречу.

Вглядывается в лицо и кивает.

— Вылитая Дашка, а глаза Шведова. Теперь ясно, почему он тебя узнал.

Меня начинает трясти.

— Как вы могли? — голос предательски срывается и дрожит. — Она ведь считала вас подругой, а вы...

— А я обеспечила твое появление на свет, деточка, — холодно обрывает меня гадина. — И отца тебе нормального подогнала. Если не будешь дурой, станешь богатой наследницей.

— Мне не нужны его деньги.

— Тогда, дура, если не нужны. Никита тебе, я так понимаю, тоже не больно нужен.

Звуки застревают в горле, я беспомощно открываю и закрываю рот, а Ермолова продолжает жестко хлестать словами:

— Ты меня обвиняешь, а я всего лишь боролась за свою любовь. Мне плевать было на остальных и на то, что обо мне скажут или подумают. Дашка с годами смотрю тоже этому научилась. Лихо так пошла по головам.

— Где он? — прорывается отрывистое, от Ермоловой начинает банально мутить.

— Ты уверена, что тебе стоит туда ехать? Кто знает, что ты можешь там увидеть. Или кого.

— Где он? — повторяю сцепив зубы.

— «Пигмалион». Ночной клуб.

Молча разворачиваюсь и направляюсь к такси. Ермолова окликает.

— Маша! — не оборачиваюсь. Она все равно кричит. — Маша! Подумай хорошенько, прежде чем заглядывать по вип-кабинетам.

По дороге в «Пигмалион» меня продолжает трясти. Как мама могла общаться с этой холеной стервой? Ведь Ермолова и тогда была мажоркой, она намеренно использовала маму. Наивную дурочку, которая поверила в их дружбу.

Возле «Пигмалиона» отпускаю такси. Отсюда недалеко до дома, Андрей снял квартиру в центральном районе. Но в клуб меня не пускают — мне еще нет восемнадцати.

Вряд ли в компании Топольского все совершеннолетние, но правила устанавливаются не для того, чтобы их соблюдали мажоры.

Внезапно меня осеняет. Я ведь могу попросить охранников позвать Никиту. Пусть он выйдет, мне только нужно сказать ему, что это неправда. Что между мной и Максом ничего нет.

Я только скажу и уйду. Сразу становится легко.

Восприятие мира понемногу улучшается. От одной мысли, что я сейчас увижу Никиту, внутренности обдает жаром.