Игры мажоров. "Сотый" лицей (СИ) - Ареева Дина - Страница 37

— Я тоже Маше предложил сбежать, — хмуро сказал Никита. — Жаль, что она не согласилась.

Топольский растерянно почесал подбородок.

— Куда это вы сбегать собрались? С ума сошли, нашлись тут Монтекко с Капулетти…

— Ладно, пап, не начинай, — перебил сын, — не сбежали же. Мама согласилась?

— Да, — Андрей попытался успокоиться, хотя руки чесались надавать подзатыльников нахохлившемуся Ромео, — она согласилась. Даже обрадовалась, тот ее жених был, как ты выражаешься, полный отстой. Мы подали заявление и месяц продержались — никому ничего не говорили. А потом расписались и поставили родителей перед фактом. Они, конечно, подняли крик, требовали, чтобы мы развелись, но я снял квартиру, забрал туда Яну, а потом выяснилось, что она беременная. И нас оставили в покое.

— Значит… — перевел дыхание Никита, — значит ты ее не любил? И меня ты ей сделал только чтоб тебя не посадили? Ты поэтому не даешь мне видеться с Машей, чтобы и я вот так… тебе назло?..

Он отвернулся, впившись пальцами в подлокотники. Топольский ошеломленно уставился на сына.

— Нет, что ты, конечно же нет! Ты неправ, сынок!

— В чем я неправ? В том, что родился? Да, извини, протупил! — Никита дышал глубоко, через рот, и Андрей прекрасно понимал почему. Чтобы не заплакать.

Перед глазами встала Янка. Любил ли он ее? Они оба тогда были дезоринтированы, сбиты с толку сложившимися обстоятельствами. Яна с радостью согласилась на его предложение, и первое время они были заняты исключительно конспирацией.

О чувствах никто не думал, или по крайней мере, не говорил. Они схватились друг за друга, как за соломинки для утопающих, и их первый раз случился неожиданно для обоих.

Отцы Топольские и Ермоловы орали и матерились, Янка расплакалась. Андрей взял ее за руку, сказал ее отцу, чтобы не смел орать на его жену, и они уехали на съемную квартиру. Яна продолжала плакать, и Топольский ее утешил. Как считал нужным.

Любил он ее? Скорее, его крыло от ответственности за нее и ребенка, когда она сказала о беременности. Но потом, особенно когда стал расти живот, Андрей совершенно точно испытывал к жене нежность и влечение. У них просто было совсем мало времени.

Он подошел, встал за креслом и положил руки на плечи Никиты. Содрогнулся от того, как напряжены мышцы парня и попытался сказать как можно более убедительно.

— Нет, ты не прав, сынок. Мы с Яной, может, поначалу и не были влюбленными, но наш брак совершенно точно не был фиктивным. Ты понимаешь, о чем я, — он крепче сжал плечи сына. — Мы были молодыми, Янка мне еще в школе нравилась. Меня никто не принуждал жить с ней вместе, я сам так решил. И ты получился случайно, мы с ней залетели. А когда я узнал, что у меня будет сын, я был рад, правда. И если бы твоя мама была жива, я думаю, у нас была бы нормальная семья, Никита. По крайней мере, я бы для этого сделал все от меня зависящее.

Глава 24

Всё, я вернулась))) Готова получить порцию заслуженных люлей, отгребти по полной от любимых читателей и дописывать эту историю. Самой обидно, что осталось реально немного, но там самая кульминация, а её надо писать не в том цейтноте, в котором я находилась. Было слишком много работы над текстами. Теперь я полностью здесь. Продолжаем!

Никита

Сижу как прибитый, все ещё проецирую то, что произошло с отцом на себя. Смог бы я жениться из протеста? И как бы я себя вел, если бы у меня родился ребёнок?

Не знаю. На Мышке бы женился, хоть сейчас. Если бы это нам как-то помогло. А на другой девушке? От которой меня вставляет, но не больше, смог бы? На Милене. Нет, точно не смог.

— Пап, а ты когда-то любил? По-настоящему? — спрашиваю. Он задумчиво трет подбородок.

— Ну, влюблялся, конечно. Особенно по молодости.

— Не влюблялся, пап, а любил. Как я Машу.

Лицо отца принимает серьезное выражение.

— Как ты Машу? Тогда да. Вот как раз сейчас люблю.

— Ты? — даже привстаю в кресле. — Сейчас? И кого же?

Он не отвечает, но мне и не надо. Я уже понял. Настроение и так дно а при упоминании ее еще хуже делается.

— Я понял, Дарью, — не спрашиваю, утверждаю.

Отец кивает, отвернувшись.

— Ясно, — говорю, хотя мне не ясно ничего. — Зачем ты тогда нас с Машкой прессуешь? Потому что она тебе не дает?

— Никита! — одергивает отец. — Это другое совсем. У вас выпускной класс, а ты оценки свои видел? И Даша со мной согласна.

Даша, Даша… Бесит. Встаю и поправляю ремень на джинсах.

— Ладно, мне пора.

Отец делает движение, чтобы меня удержать, но на полпути останавливается.

— Ты куда, Никита?

— Пойду попрощаюсь с… тетей, — выметаюсь из комнаты и почти бегу по коридору.

Черт, как же мне теперь отвыкнуть от этого «мама»? Нет у меня ее, и не было никогда. Никто не виноват, никто…

Меня не брали их детдома, не похищали у настоящих родителей, не находили на улице в коробке. Никакого такого трэша. И деды с бабками у меня настоящие, родные. Обе пары. Отчего же тогда так триггерит?

Оттого что меня обманывали. Отняли право знать правду. Вот от этого бомбит.

Дверь в спальню тетки приоткрыта, но я все равно стучу. Так было всегда, она же сама меня научила. И ловлю себя на мысли, что это правильно. Они с отцом тоже ко мне стучаться.

— Заходи, Никита, — окликает меня тетка, и мне внезапно становится легче.

Она меня не видит, но знает, что это я. Она все равно чувствует меня, потому что хорошо знает. И она родная сестра моей мамы.

Рывком открываю дверь.

— Ты что-то хотел? — она спокойная и уравновешенная. Как всегда. Как все это время. И это тоже странно успокаивает.

— Да… тетя, — пауза в этот раз выходит совсем короткой. Как же она годно вписывается в роль сестры моей мамы! — Я хотел сказать, что мне не надо время. Я даже рад, что ты моя тетя.

Она понимающе кивает и, кажется, тоже вздыхает с облегчением.

— Но я хочу знать, что такое сделал отец, от чего его чуть не посадили? — говорю с напором, и в ее глазах как будто мелькает страх.

— Андрей тебе не сказал?

Отрицательно качаю головой. Она поджимает губы и тоже качает головой.

— Прости, Ник. Не могу. Он должен сам рассказать.

— Ладно, проехали, — соглашаюсь, — ты если не уедешь, приходи на осенний бал в лицей. Я тебя со своей девушкой познакомлю.

— Приду. Обязательно, — она явно тронута. Подходит и обнимает меня с намного большим теплом, чем раньше. — Я специально задержусь в городе.

Черт, как круто было бы, будь она моей теткой все это время! Обнимаю в ответ, мы прощаемся, и я выхожу во двор. Машина мне не светит, значит еду на такси.

Набираю Мышь. Она отвечает сразу.

— Маш, поехали тебе платье выбирать.

— Ну, Никит, — в голосе упрек, — мама же сказала, что…

— Забей, Мышка, — прошу вкрадчиво, — это же наши деньги. Я их как учредитель выиграл, когда на тебя поставил.

— Так отложи, тебе самому понадобятся!

— Я заеду через полчаса, Маша, — даже слушать не хочу.

— Только не к подъезду, — сдается она, — я скажу маме, что иду к Альке.

— Ок, — говорю и отбиваюсь.

Мышка не готова как я забить на родительские запреты. Пока жду такси, думаю, стоит ли говорить ей, что я узнал о родителях.

Она так обрадовалась, когда узнала, что я не мажор, что меня усыновили. Я ведь не обманывал ее, я сам так думал. Почему-то для нее мажоры реал кринж.

С досадой пинаю ступеньку. Черт, наши отношения и начались только после того, как я рассказал ей про письмо, которое нашел у отца в сейфе. Выходит, если я скажу, как есть, то она снова меня пошлет?

Я на такое не подписывался.

Решения приходит сразу. Пока не буду говорить про результаты теста. Голик отдал мне запечатанный конверт, он сам сказал, что не видел заключение. И я ему верю, Севка хоть и аут, нормальный. Многие элитные те еще душнилы, а и он, и Каменский норм.

Значит, Севка не сдаст, а больше Маше знать правду не от кого.