Игры мажоров. "Сотый" лицей (СИ) - Ареева Дина - Страница 27

Хочу похвастаться обложкой для второй части нашей истории. Она будет 18+, потому что наши детки чуть подрастут))) Название не говорю, потому что в нём жирный-жирный спойлер!

Глава 17.1

— Как это? — возмущенно восклицает Милка. — Почему Топольский с Заречной? А как же я?

— А вы у нас… — Коваль заглядывает в блокнот. — Уварова, верно?

— Да, — отбрасывает волосы за спину Милка, — и мы с Никитой пара. Почему вы поставили его с Заречной?

— Вы слишком хорошо танцуете, — спокойно отвечает Коваль, — на вашем фоне этот молодой человек будет смотреться не слишком выигрышно.

Он отворачивается от разозленной Милены и улыбается мне. А я ничего больше не вижу кроме Никиты, который подходит и становится рядом.

Влад просит тех, кого он отобрал, остаться в зале, остальных — на выход. И это у него получается совсем необидно — он всех подбадривает, сыплет шутками. С девочками делает селфи и раздает автографы, так что даже надувшаяся поначалу Алька по итогу уходит счастливая и довольная.

— Ну что, — Коваль окидывает прищуренным взглядом оставшиеся пары и потирает руки, — начнем?

Все это время я ощущаю на себе взгляд Топольского. Он поворачивается ко мне и протягивает руку, другой рукой обвивает талию, и я замираю.

Мне кажется, все вокруг замирают, даже Коваль. Или это просто остановилось время? Не знаю, я как будто во сне. Начинаю двигаться, дышать, пытаюсь прислушиваться к Владу. И при этом упорно избегаю смотреть в глаза Никиты.

А он, напротив, глаз с меня не сводит. Я не вижу, чувствую, потому стараюсь слушать музыку и представлять, что я сама, что никакого Топольского здесь нет.

— Мария, отлично, — хвалит меня наш тренер, — а вот партнер твой не дорабатывает. Придется тебе его подтянуть до следующей тренировки.

Он хлопает в ладоши, и я поспешно отхожу от Никиты, пряча руки за спину. Так и не решаюсь посмотреть Топольскому в глаза, тороплюсь поскорее пробраться к выходу. Но он не идет за мной, я чувствую его взгляд, просверливающий спину, и выбегаю из зала.

Дома поменьше мелькаю у мамы перед глазами, почти весь вечер сижу над уроками. В голову ничего не лезет, приходится перечитывать одно предложение по нескольку раз. И когда пиликает телефон, хватаю его, даже не глядя на абонента. А вдруг Никита?

«Ваше задание: в среду вы будете просить деньги у прохожих на центральном проспекте. Предлог любой, сумма должна выйти не меньше, чем…»

Удаляю сообщение и кладу телефон обратно на стол. Ну хоть никого не придется бить, уже хорошо. В худшем случае меня сдадут в полицию, в лучшем, просто пошлют.

Начинаю раздумывать, под каким предлогом просить деньги. Возможность надеть на себя лохмотья и побираться отметаю сразу. Может, попробовать петь или читать стихи? Жаль, я не играю на скрипке или на гитаре, можно было бы сыграть. Или если бы умела рисовать, то рисовала бы портреты за деньги.

Но никакими особыми талантами я не обладаю. Ладно, до среды время есть, что-нибудь да придумаю.

За размышлениями время незаметно проходит, и когда мама заглядывает в комнату, чтобы узнать, почему я не ложусь, выясняется, что уже почти одиннадцать вечера.

— Быстро мыться и спать! Завтра снова будешь как зомби, — сердито выговаривает она, а я с удивлением обнаруживаю, что уже почти три часа не думаю о Топольском.

***

На следующий день по дороге в столовую меня окликает Никита.

— Заречная, стой.

Алька, держащая меня под руку, останавливается первой. Я тоже неохотно торможу.

— Подойди, — он смотрит исподлобья.

Только собираюсь сказать, чтобы он шел к черту, как вовремя вспоминаю, что он элитный, а я — его аут. И мне огрызаться не положено.

— Ты помнишь, что после уроков остаешься на репетицию?

Пожимаю плечами. Ну помню, дальше что? Топольский цедит сквозь зубы:

— Жду тебя в спортзале. И чтобы без опозданий, поняла? — он пытается демонстрировать равнодушие, но получается плохо.

Вдруг приходит на ум, что наверняка у меня получается еще хуже, потому лишь молча киваю. Топольский уходит, а я некоторое время смотрю ему вслед, пока Алька не дергает меня за локоть.

— Пойдем, Маша. Я есть хочу.

— Пойдем, — вздыхаю и заставляю себя сдвинуться с места.

После уроков как могу стараюсь оттянуть тот момент, когда мы с Топольским останемся один на один. Коваль дал задание поработать над техникой, мы будем тренироваться без него. И у меня холодеет спина, когда я представляю, что мы будем только вдвоем.

Долго мою руки в туалете, протираю очки, перетягиваю хвост. Снова мою руки и промакиваю влажной салфеткой лицо. Дальше тянуть некуда, иду в зал.

Никита уже там. Хоть внешне он спокоен, но я чувствую кожей, как воздух между нами звенит, будто здесь пролегает высоковольтный кабель.

Стараюсь не встречаться с Топольским взглядом, а он по обыкновению смотрит в упор.

— Мы будем танцевать в тишине или ты подпоешь? — пытаюсь острить, но Никита лишь ухмыляется.

— Подпою.

Достает телефон, включает музыку, кладет гаджет на подоконник.

— Такая сойдет?

Молча киваю. Все равно, лишь бы на три доли, для вальса.

— Ну давай, учи, — Топольский снова ухмыляется, но я стараюсь не вестись. Знаю, каким он может быть, когда хоть на миг сбрасывает маску хамовитого наглого мажора. Помню.

Одна рука обвивает мою талию, вторую Никита протягивает мне, и когда я вкладываю в нее ладонь, в воздухе ясно слышится треск электрического разряда. Между нами искрит в полном смысле этого слова.

— Ай! – отдергиваю руку. — Ты бьешься током!

— Да, я под напряжением, — серьезно кивает Топольский, и я краснею до самых ушей.

И что он такого сказал? Да ничего особенного, он просто меня троллит, а я поддаюсь.

Собираюсь с силами, и мы начинаем кружиться по залу. Я громко считаю вслух, так легче сосредоточиться и сохранять над собой контроль.

Никита несколько раз наступает мне на ноги, я возмущенно ойкаю, и он каждый раз прижимается ко мне все сильнее и сильнее. В конце концов я не выдерживаю и останавливаюсь.

— Никита, ты стоишь слишком близко, надо соблюдать дистанцию. Мы не должны друг другу мешать.

— А ты мне не мешаешь, — его голос звучит знакомо хрипло, пальцы смыкаются на талии, и я понимаю, что сейчас произойдет.

Я хочу сопротивляться, я не должна позволять ему меня целовать. Но не могу. Не могу упираться, да и как это сделать, когда руки сами тянуться к затылку, запускаются в волосы, а губы раскрываются навстречу?

Никита приникает к моим губам, и тут меня простреливает. Нельзя, нам никак нельзя. Вырываюсь из его рук, но он держит крепко. А потом срывается, и я в страхе отшатываюсь. Никогда его таким не видела. Взбешенным и злым.

— Почему? Почему ты меня все время динамишь, Маша? Почему? — он встряхивает меня, и я двумя руками хватаюсь за очки. А Никита толкает меня к стене и вдавливается всем телом, удерживая за запястья.

Я полностью обездвижена, прямо надо мной нависает тяжело дышащий Топольский.

— Потому что ты мажор, — выпаливаю ему в лицо, — ты избалованный деньгами и богатыми родителями. Ты привык к тому, что тебе можно все, потому что за тебя всегда впишется папа-депутат!

— А если он не мой отец? — выдыхает Никита мне возле уха, опаляя шею горячим дыханием, и до меня не сразу доходит смысл. А когда доходит…

— Что? — мой голос срывается, и раздается лишь невнятное сипение. — Что ты сказал, Ник? Андрей Топольский не твой отец?

Это звучит совсем жалко, но мне плевать. Разве такое может быть? Разве мне может так повезти?

— Да, Маша, — Никита переводит дыхание и ослабляет хватку, — мои родители меня усыновили. Я им не родной. Так что я не настоящий мажор, а поддельный.

Глава 18

Маша