Приятель фаворитки. Царственный пленник - Хоуп Энтони - Страница 46

– Еще раз благодарю! – повторила она. – Становится темно, милорд; благодаря вам, я буду сегодня спать спокойно. Спокойной ночи! Простите, что я не могу оказать вам гостеприимства ввиду болезни матери. Если вы остановитесь в гостинице, к вам отнесутся со всем должным вниманием, и я могу легко послать туда к вам, когда будет надо.

Кэрфорд подошел к ней и, склонив колено, поцеловал ее руку, что было ему милостиво позволено.

– Я сделаю все на свете, чтобы получить свою награду! – пылко воскликнул он.

– Я прошу только то, что вы мне сами предложили, – холодно ответила Барбара. – Если это – что-нибудь вроде договора, милорд…

– Нет, нет! – возразил Кэрфорд, снова схватывая ее руку, но она была быстро отдернута, и Барбара с поклоном прошла мимо, даже не оглянувшись ни разу.

Кэрфорд, не получив даже ночлега, ошибясь в расчете увезти свою даму и будучи замешан в рискованное предприятие, которое ему очень не нравилось, даже без надежды получить за то желанную награду, должен был искать убежища в гостинице, как ему посоветовала Барбара. Не одно крупное проклятье сорвалось с его губ, когда ему пришлось со своими слугами впотьмах тащиться в гостиницу и будить уже спавшего хозяина. Не скоро удалось добудиться того, после яростного стука в дверь. Наконец их впустили, а я пошел домой.

Должен сознаться, я следил за ними и не мог успокоиться, пока не увидел своими глазами, куда девался Кэрфорд; и, как оказалось, я поступил правильно. Следить за своим соперником со страстным чувством ревности и потом, вместо того, чтобы спокойно спать в своей удобной постели, бродить всю ночь под окнами своей возлюбленной – было вполне естественно, и меня поймет каждый, кто бывал сам в таком положении.

Хотя когда-то, в этом же самом парке, я мечтал о другой, но ведь в сердце бывают свои резолюции, как и во всяком государстве, а после дней смуты прежний властелин возвращается обратно. Много было приверженцев у короля Карла, которые, однако, не были против Кромвеля в свое время. Поэтому я не вспомню злом узурпатора своего сердца, хотя истинная его королева и должна была вернуться на свой престол снова.

«Однако Кэрфорд все-таки не получит ее, – решил я. – Теперь мне приходилось держаться в стороне, пока другой штурмовал крепость, на которой я жаждал поднять свой флаг, но победы я ему не уступлю. Ссору затеять нетрудно, и для этого нет надобности назвать ее причину. Мы можем поспорить из-за несогласия политических взглядов, из-за карточного хода, из-за покроя платья – в предлогах недостатка не будет».

Мне стоило большого труда не вызвать его сейчас же, хотя бы за вторжение в мою родную деревню, но благоразумие взяло верх. Враг скрылся за дверью гостиницы, а я пошел к дому, чтобы с рассветом быть снова на своем посту.

Мне пришлось проходить мимо дверей пастора. Он стоял у своего порога и курил длинную трубку, что позволял себе только по вечерам. Не желая расспросов, я хотел проскользнуть мимо, но он заметил и окликнул меня:

– Куда вы, Симон?

– В постель!

– Отлично. А откуда?

– С прогулки!

Его глаза встретились с моими; он разогнал рукою дым от своей трубки и продолжал:

– Любовь, Симон, это – девственная немощь духа. Она открывает смертному рай на земле.

– Вы заимствуете свои мысли от поэтов.

– Нет, это они заимствовали их от меня, да и от каждого, у кого есть сердце в груди. Что это, Симон, вы уже покидаете меня?

– Уже поздно, и не время заниматься поэзией.

– Должно быть, вы уже достаточно занимались ею сегодня, – улыбнулся пастор. – Стойте! Что это такое?

На дороге послышался стук лошадиных подков, и минуту спустя из темноты вынырнули фигуры двух всадников. Сам не зная почему, я поспешил скрыться за дверью пасторского дома. Мои нервы были напряжены, и я вследствие приезда Кэрфорда не удивляясь ждал дальнейших событий. Пастор вышел на дорогу и стал всматриваться в подъезжавших незнакомцев.

– Как называется это место? – спросил ближайший всадник.

Громкий голос с иностранным акцентом заставил меня вздрогнуть.

– Это – деревня Гатчстид, к вашим услугам, – ответил пастор.

– Есть здесь гостиница?

– На расстоянии полумили отсюда есть очень порядочная.

– Благодарю вас!

Больше я не мог сдержать себя и, оттолкнув пастора, выбежал на дорогу. Всадники тихим шагом направились к гостинице.

– Спокойной ночи! – крикнул пастор им или мне, или кому – уж я не знаю, и скрылся за своими дверями.

Я был в высшей степени взволнован: там, в гостинице, был Кэрфорд, а здесь, на дороге, – тот самый господин, которого так удивило мое знание французского языка в гостинице Кэнтербери… Кэрфорд и де Фонтелль! Зачем оба они здесь? Как друзья или как враги? Если как друзья, то врагом буду я, если как враги, то в их борьбу вмешаюсь и я. Я не понимал такого странного совпадения, а мои предположения заставили меня громко, хотя бессознательно рассмеяться.

– Что это такое? – обернувшись в седле, спросил по-французски де Фонтелль своего слугу.

– Кто-то смеется. Какой странный смех! – робко ответил тот.

Я отступил в тень изгороди, когда де Фонтелль обернулся, но его смущение и суеверный страх слуги дали мне мысль подшутить над ними. Я рассмеялся еще громче.

– Господи, спаси нас! – вскрикнул слуга, набожно перекрестившись.

– Это – какой-нибудь сумасшедший, вырвавшийся на волю, – недовольно отозвался де Фонтелль. – Поедем дальше.

Сознаюсь, это была мальчишеская выходка, но я не мог противиться искушению; приложив руки ко рту, я крикнул во все горло: «Он идет!». Проклятие послышалось со стороны де Фонтелля. Я отбежал на середину дороги и снова засмеялся. Француз придержал лошадь и не двигался с места. Может быть, он вспоминал.

– «Он идет!» – снова гаркнул я и побежал с громким смехом по дороге.

Де Фонтелль не преследовал меня, и я добежал до своего дома и, задыхаясь от быстрого бега, с торжеством воскликнул:

– Теперь-то уж я буду нужен ей!

Через несколько минут я был в постели.

IX

ЗАМЫСЕЛ КЭРФОРДА

Я, конечно, не берусь обсуждать поведение великих мира сего. Такого намерения я не имел, рассказывая свою скромную историю: их будет судить История. Многие говорили, что герцогиня Орлеанская привезла с собою Луизу де Керуайль в Дувр с намерением вызвать именно то, что действительно случилось. Сам я думаю, что она действовала неумышленно или под влиянием чужих советов, может быть, из-за государственных соображений. В равной степени не думаю я, чтобы она желала причинить зло Барбаре Кинтон, к которой была привязана, и в таком смысле я принимаю письмо, посланное с де Фонтеллем в Гатчстид. В нем герцогиня осторожно говорила о том, что произошло, жаловалась на коварство мужчин и на свою недальновидность; что теперь, будучи предупреждена, будет осторожнее и сумеет оградить как свою честь, так и честь тех, которые доверяются ей. Она написала, что де Перренкур (как и герцог Монмут) сам раскаивается, сожалеет о происшедшем и поклялся не беспокоить ее друзей. Поэтому она просит милую мисс Кинтон, которую так любит, вернуться, ехать с нею вместе во Францию и быть там до приезда герцогини Йоркской и еще дольше, если она того пожелает и если ей позволит отец.

Так гласило письмо; казалось, оно было искренне, и все-таки я опасался довериться ему. Если даже герцогиня была искренна, то насколько она могла противодействовать де Перренкуру? Он раскаивается и сожалеет – наверное о том, что выпустил Барбару из рук, и перестанет это делать, как только она снова окажется в его власти.

Каково бы ни было содержание письма, де Фонтелль, храбрый и честный, считал свое поручение почетным. В Дувре он не был и ничего из происходившего там не знал. Он приехал в Гатчстид открыто и верил, что приглашение делает большую честь той, кому пишет герцогиня, желающая ее общества и сумеющая хорошо вознаградить за него. Де Фонтелль знал и видел не больше этого, но подозревал, что оборотная сторона его поручения могла быть иною и что ее можно поставить в упрек человеку высокой чести. Моя ребяческая выходка на дороге – крик: «Он идет!» – ничего не сказала ему. Припоминая то, что ему напомнили мои слова, он, вероятно, отнес их к какому-нибудь недоброжелателю короля, не сочувствующему его действиям, но отнюдь не счел эта приключение чем-нибудь относящимся к его настоящему поручению. Поэтому, узнав о присутствии в гостинице джентльмена, побывавшего в Манор-хаузе (Кэрфорд не назвал своего имени), он ничуть не удивился, не имея повода бояться кого-нибудь или скрывать свой приезд.