Упорядоченное - Перумов Ник - Страница 9

– То есть, сейчас пошёл сам не зная зачем? – тихо спросила Аши.

– Наверное, найти тебя. Найти настоящее, – очень серьёзно ответил Ким. – Думаешь, неважное объяснение? Согласен. Но закон дедукции гласит – отбрось всё заведомо невозможное, и оставшееся будет ответом, сколько бы невероятным оно ни выглядело на первый взгляд. И вот… нашёл. Настоящее.

– Найти меня… найти настоящее, – горько откликнулась Аши. – Найти меня, душу разбередить – и что? Уйти, скрыться, исчезнуть? Ты ж ведь знаешь, какой жизнью я живу. И знаешь, что я… – она выразительно тряхнула брачным браслетом.

– Знаю. Как знаю и то, что сердце твоё свободно. Несмотря ни на какие браслеты. Зачем ты его надела – дело твоё и только твоё. Спрашивать, допытываться не стану. А что до жизни… Ты ведь мою знаешь тоже. И знаешь, что жизни наши не пересекутся. Из тебя такая же домашняя хозяйка, как из меня – рачительный домовладелец.

Аши молчала, отвернувшись. Чуть подрагивала рука, стиснувшая эфес.

– Мы оба вышли, не зная, что найдём. Я собирал души болотников. Опасное дело, неприятное дело, и никакого удовольствия я от этого не получал. Ты убивала тех же болотников за деньги и тоже не испытывала никакой радости. Мы делали то, что должны, не остальным, не людям и даже не себе – чему-то в нас, что поднимает и гонит в дорогу. Ради момента истины. Когда мы стоим на краю этой ямы и держимся за руки. Зная, что ничего большего между нами не случится, потому что допусти мы это – всё бы безнадёжно погибло, Аши.

– Зависит от обстоятельств, – криво усмехнулась девушка. Но – не тронулась с места. Так они и стояли, над расплесканной землёй, над белыми костями и жёлтым, тускло блестящим золотом.

«А всё может закончиться совсем не так. Они оба махнут сейчас рукой на всё, на оставшиеся позади какие-то привязанности и обязательства, на обстоятельства и резоны, и, не разнимая рук, пойдут прочь. Чем не выход? Чем не окончание истории? Наверное, в балладе для баронессы оно так и будет…»

Но только не в жизни.

Иногда, когда в балладе гибнут оба, и Он, и Она, слушатели невольно верят, что Там, за Гранью, герои вновь встретятся. За Гранью, но не здесь, на сером болотном мху. Пока все ещё живы.

И они на самом деле стояли, осторожно соприкасаясь самыми кончиками пальцев. Стояли, глядя друг другу в глаза, и на сей раз никто не отводил взора.

– Едем отсюда, – резко и зло наконец бросила воительница, отнимая руку. – За болотником… потом отправлюсь. Сама.

– Да, едем, – с каменным лицом откликнулся сочинитель. – Меня… Корбулон должен ждать.

…Останется нетронут Мёд Поэзии, останутся нецелованными Ашины губы. Сочинитель и истребительница нечисти разъедутся в разные стороны, и только будут кричать, разрывая бесплотные рты в немом вопле, заключённые в бутылочке Кима души болотников.

Но настанет день, когда они обретут свободу.

Когда он найдёт свой Поэтический Мёд.

Крыши академии

В камине гудит пламя, ярится, штурмует сложенные из дикого камня стены, и кажется, что древняя башня аж поёживается от удовольствия – ей нипочём сердитое пламя, только слегка щекочет, наверное. Огонь здесь не простой, магический, питаемый скрещением семи лей-линий…

На таком скрещении и никаких Рун Хаоса не требуется. Бушевать и яриться пламя будет и так.

– Мр-р, – сказал кот, примостившийся на коленях сидящего в кресле у камина чародея. Поднял голову, взглянул на хозяина желтоватыми глазами, в которых читалось что-то драконье. Кошки, особенно знаменитые «страж-», драконам хоть и дальняя, а всё-таки родня.

– Ничего, – хозяин почесал пушистого своего спутника за ухом, и кот благодарно прижмурился. – Просто сидел, вспоминал.

– Гр-р, – проворчал замерший у ног огромный волкодав.

– И ты тоже прав, – усмехнулся чародей. – Не следует погружаться в прошлое слишком уж глубоко.

– Гр-ру-ур. – Пёс повернулся, взглянул в упор и тоже с лёгкой насмешкой, каким бы странным это выражение у него ни казалось.

– Слишком книжная фраза, согласен. Но вообще…

Пальцы волшебника скользили сквозь гладкую и пушистую кошачью шерсть. Гладкую и тёплую, такую тёплую, словно…

Словно кожа на шее, где пульсирует жилка, а волна пушистых каштановых волос туго стянута узлом на затылке. Тёмная заколка, а в ней прячется острейший игольчатый кинжальчик – подсмотрено в какой-то инкунабуле навроде «Древности Чёрных королевств». Так и тянет вытащить эту заколку, запустить пальцы в мягкие пряди, притянуть… но не время. Совсем не время.

Ниже заколки – воротник мягкой свободной курточки со множеством карманов, карманчиков, петель и петелек, где в строгом порядке разложено, развешено и закреплено самое причудливое обзаведение-инструментарий, какой никак на заподозришь у примерной и прилежной адептки почтеннейшей, всемирно знаменитой Академии, единственного места, где учат магии.

А ещё ниже – неумолимо притягивающая взоры девичья пятая точка, донельзя соблазнительно обтянутая мягкими же брючками. Кумушки и матроны на рынке прожгут взглядами – сказать что-то ядовитое будущей магичке они не осмелятся, будут пялиться осуждающе в спину. Ну и пусть – Вениамину наряд его спутницы очень даже нравился.

Под будущим бакалавром, затем, хочется верить, – магистром и даже, чем демоны не шутят, Sciences Magicis Doctor[1], а пока – студентом четвёртого курса Академии Высокого Волшебства, ассоциатом[2] Вениамином Скорре – распахивалась бездна.

Да-да, самая настоящая бездна.

Корпуса Академии являли собой, если посмотреть со стороны, пучок высоченных и острых башен, взметнувшихся к самым тучам. Любой нормальный архитектор, взглянув на сию конструкцию, только поразился бы: «А как она вообще держится?!» – и был бы совершенно прав. Башни вздымались на сотни футов, шпили царапали животы проплывающим облакам; между башнями протянулись мосты и крытые галереи, на иных – возведены самые настоящие дома в несколько этажей. Внизу здания смыкались, и оттого башни казались тощими грибами-опятами, растущими на срезе старого пня.

…Но куда больше того, что внизу, студиозуса Вениамина занимало находящееся наверху.

– Эй! Вен! Карабин закрепил? – прошипели ему сверху с изрядным раздражением. – Ты на что там пялишься?! Крепи давай, да не как в прошлый раз!..

– Креплю, Санди, креплю, не ворчи. – Вениамин волей-неволей отвлёкся от созерцания крепких ягодиц своей спутницы, туго обтянутых брючками.

На этой высоте начинался гладкий участок стены – ни тебе резных горгулий, ни драконьих морд, по которым так удобно взбираться. Голый камень, тонкие швы, куда предстояло вбивать заранее припасённые костыли и подниматься не просто так, а со страховкой.

Это, конечно, плохо. Следы оставлять всегда плохо, особенно такие. Но – ничего не поделаешь. Надлежало одолеть этот участок, добраться до поперечной галереи, пройти по ней, подняться ещё – до торчащего нелепого отростка, словно там когда-то начали строить переход, да так и бросили, сообразив в последний момент, что вести этому переходу некуда.

Влево от тонкой, неведомо как держащейся башни отходил неоконченный мост, на котором, тем не менее, зачем-то возвели аж пятиэтажное строение под островерхой черепичной крышей, с узкими зарешёченными окнами. Со стороны глянешь – тюрьма тюрьмой.

Но тюрьмой сооружение сие отнюдь не являлось, а было заброшенным корпусом кафедры таурмагистики, с библиотеками, аудиториями, пробирными палатами и кабинетами, кладовыми магических компонент и просто кладовыми.

Некогда Академия была куда больше – по числу и студиозусов, и профессоров. Почему да отчего число и тех и других сократилось, Вениамина занимало не слишком. Куда привлекательней казались секреты, оставшиеся в покинутых и заколоченных корпусах, где никто так и не озаботился навести должный порядок. Профессора и правящий Капитул магов ограничились тем, что замуровали входы и выходы, наглухо заперли двери, наложили неснимаемые (якобы) чары и, насколько мог судить Вениамин, это работало. Адептам и в голову не приходило лезть в запретные, закрытые помещения, им вполне хватало имеющихся.