Никто не узнает (СИ) - Никандрова Татьяна Юрьевна - Страница 51

— Сигарета есть? — с надеждой кошусь на приятеля, который, в отличие от меня является заядлым курильщиком.

— У меня-то есть, — его глаза сужаются в легком прищуре. — А тебе зачем?

— Прошу, давай без занудства, — я протягиваю ему раскрытую ладонь, в которую он, многозначительно хмыкнув, вкладывает сигарету и зажигалку.

— Ты же знаешь, Гольдман, я хороший друг, — без ложной скоромности выдает Эдик. — Могу повременить с вопросами. Но только до завтра.

— Спасибо и на этом, — посылаю ему благодарную улыбку, а затем устремляюсь на балкон, чтобы вспомнить старую вредную привычку.

Оказавшись на свежем воздухе, я зябко ежусь. На дворе уже июнь, но вечера все еще прохладные. Да и ветер сегодня разошелся. Гудит и скачет по крышам, словно озорной выпивоха. Треплет кроны деревьев и заигрывает с облаками, шутливо дергая их за седые бороды.

Делаю глубокий вдох и окидываю взглядом раскинувшийся передо мной городской пейзаж. Москва в сумерках, конечно, хороша, но уж слишком много в ней искусственного света. Мне бы хотелось видеть чуть больше мрачной естественности и теней. Чтобы было под стать моему настроению.

Обхватываю губами фильтр сигареты и, чиркнув зажигалкой, безуспешно пытаюсь прикурить. Едва коснувшись имитатора горения, пламя предательски гаснет. Раз за разом. Не знаю, в чем, дело: то ли руки отвыкли от этого простого действия, то ли разгулявшийся ветер проказничает, но сколько я ни стараюсь, ничего путного не выходит.

— Помочь? — звучит за спиной.

От услышанного меня пронзает стрелой высоковольтного напряжения. Прямо от затылка до пяток прошибает. Опять его голос. Где-то здесь. Совсем близко.

— Конечно, — оборачиваюсь и, придерживая пальцами сигарету, шагаю к Богдану.

Парень подносит к моему лицу зажигалку, и я на мгновенье замираю, невольно залюбовавшись его красивыми длинными пальцами, прикосновения которых до сих пор отзываются в теле фантомным экстазом.

Короткий оранжевый всполох, неглубокая затяжка и вздернутые уголки губ в знак благодарности за оказанную услугу — вот и истекло время нашего мимолетного сближения. Спонтанного, но совершенно незабываемого.

Богдан отходит к периллам, поджигает свою сигарету и, со смаком затянувшись, устремляется взглядом вдаль:

— Выходит, ты развелась?

— Да, — вздыхаю я. — Разбитого, как говорится, не склеишь.

— Склеить можно все — было бы желание, — отзывается он, выпуская в вечернюю прохладу молочное облачко дыма. — Как работа? Пишешь?

— Пишу. В августе как раз новинка должна выйти.

— Круто. О чем?

— О страхе.

— О страхе? — Богдан поворачивается ко мне, и его лицо вопросительно вытягивается.

— Ну да, главный герой боится жить, рисковать, следовать за мечтой. А потом расплачивается за это.

— Довольно пессимистично, — усмехается парень.

— Скорее, реалистично, — в тон ему отвечаю я.

Он молчит. Ничего не отвечает. Глядит на город, распростертый перед нами, и неспешно выдыхает никотин. Такой спокойный и такой красивый. Повзрослевший мальчик из прошлого. Родной и вместе с тем невообразимо далекий.

Опускаю глаза на свои руки и замечаю, как они слегка дрожат. Сигарета почти закончилась, и толстый кусок серого пепла мрачным довеском висит на ее конце. Когда он осыплется, мне нужно будет вернуться в ресторан. Побороть неуместное желание побыть с Богданом наедине подольше и вернуться.

Время стремительно иссякает, подгоняя сказать что-то по-настоящему важное. Что-то стоящее и имеющее смысл. Но в голове на удивление пусто. Хваленое красноречие впало в анабиоз. Да и нужны ли мне сейчас слова? Разве смогут они передать хотя бы десятую часть того, что я сейчас чувствую?

Вряд ли. Поэтому лучше даже не пытаться.

— Я слышала, у тебя бизнес в гору пошел, — озвучиваю то, что читала в светской хронике. — Ресторан, своя линия одежды… Это впечатляет.

Не то чтобы я специально собирала информацию о Богдане, просто избежать ее во время пролистывания новостной ленты было невозможно: популярность парня росла с каждым днем, и он, очевидно, не собирался останавливаться на достигнутом.

— Да, — тон у него будничный. — Я же говорил, что не хочу всю жизнь скакать по сцене. Еще пара-тройка лет, и я окончательно уйду за кадр.

— Не будешь скучать по музыке?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Музыка всегда будет со мной. Из этой сферы я уходить не планирую. Просто буду работать немного в другом формате.

Пепел, скопившийся на моей сигарете, наконец срывается вниз, разлетаясь по ветру маленькой белой вьюгой.

Вот и все. Время вышло.

— Я рада за тебя, Богдан, — вскидываю на него глаза, и он тоже поворачивается ко мне лицом. — Все сложилось как нельзя лучше, правда? Карьера у тебя пике, да и Ассоль замечательная девушка.

Он опять мочит. Даже на формальное «спасибо» не расщедривается. Смотрит так напряженно и остро, что, наверное, вот-вот прожжет дыру у меня во лбу. А у самого взгляд черный-черный, будто пеленой затянут. Даже страшно немного.

Сбрасываю окурок и, поправив лямки платья, отлипаю от перилл. Кажется, наш диалог исчерпался, но это даже к лучшему. Не придется придумывать благовидные предлоги для того, чтобы уйти в помещение.

— Хорошего вечера, — выдавливаю остатки вежливости и устремляюсь к дверям, в которых как раз показалась небольшая компания молодых людей.

Я все сделала правильно. Может, не идеально, но вполне достойно. Мне не в чем себя упрекнуть. Абсолютно не в чем.

А что до этой ноющей боли в сердце… Так она пройдет. Пройдет когда-нибудь. Обязательно. Просто надо потерпеть.

Еще чуть-чуть. Еще немного.

Глава 53

— Ну что, к тебе едем? — приподнимая подол платья перед тем, как сесть в машину, интересуется Ассоль.

— Давай, — пожимаю плечами, распахивая перед ней дверь.

Мне без разницы, куда ехать: к ней или ко мне или. Вообще не колышет.

Огибаю машину и сажусь рядом с девушкой, кивком головы дав водителю сигнал, что можно трогаться.

— Хороший вечер, да? — улыбается Ассоль, переплетая наши пальцы. — Пока тебя не было, Пичугин такие уморительные истории рассказывал. Оказывается, в прошлом месяце он ездил в командировку в Венгрию и…

Голос подруги стремительно смазывается и уплывает, превращаясь в жужжащий фоновой шум. Я не разбираю ее слов, не вникаю в их смысл, потому что сейчас мне нет никакого дела до Пичугина и его командировочных баек. Все мысли, словно пчелы, узревшие мед, слетелись к событию, которое на весь вечер выбило меня из колеи.

Карина здесь. Вернулась из Штатов в начале года, а я узнаю об этом вот так — поздно и случайно.

Нет, конечно, я был в курсе ее развода. Читал желтые статейки, в которых муссировались подробности раздела имущества и прочие малоприятные вещи. Но вот о Каринином возвращении в Россию там не было сказано ни слова. Журналисты, как всегда, в своем репертуаре — всякую ерунду вдоль и поперек полощут, а о важном забывают упомянуть.

Мы с ней не виделись почти два года. Два долбанных года, которые были, вероятно, самыми тяжелыми за всю мою жизнь. И это несмотря на то, что карьера у меня перла, а заработок увеличивался в геометрической прогрессии.

Все говорили: «Бо, ты звезда! Наслаждайся жизнью! Лучшего момента для этого не будет!». Я кивал в ответ, опрокидывал в себя очередной стакан пива и кисло улыбался, внутренне недоумевая, какого черта мне так хреново? Ведь правы же они, правы! Родители здоровы, бабки есть, девочки вокруг — красивые и податливые. Почему бы мне не светиться от счастья и не кайфовать от происходящего?

Со стороны все было зашибись, а вот внутри картинка совсем не блистала глянцем. Шитые-перезашитые душевные раны хоть и понемногу затягивались, но все равно периодически простреливали острой болью в самый неподходящий момент.

Бывало, стоишь на сцене после концерта — толпа аплодирует, свистит, одобрение выражает… А у тебя улыбка к губам прилипла, пластиковая такая, неестественная, и ты челюсти разжать не можешь. Потому что, если разожмешь, там такая гримаса вылезет, что всех зрителей к хренам собачьим распугает.