Связано с любовью (СИ) - Брай Марьяна - Страница 15

Я зажгла три свечи, стоявшие в чулане и отправилась в ванную – ополоснуться и переодеться в ночнушку. Приятно было находиться в чистой комнате, с полным животом, и для полной картины хотелось помыться. Дверь я как всегда, приперла шваброй.

Проснулась я рано утром от голосов на улице – в окна бил яркий солнечный свет. Как я могла пропустить приход мамаши? Сколько времени? Я подскочила и быстро надела платье и носки. В доме стояла тишина, внизу никого не было, в комнате матери тоже было тихо. Я открыла дверь – она лежала на кровати и чуть слышно дышала.

С одной стороны, мне это все было на руку – заболела, значит не сможет выносить мне мозг, заставлять идти в церковь, да и с домом повременит. Но с другой стороны… Передо мной был живой человек.

Я подошла к ней, аккуратно взяла за руку. Она открыла глаза. И рука, и лоб ее были такими горячими, что казалось, она должна сгореть за пару часов.

– Мама, ты болеешь? – превозмогая свое отвращение к тому, чтобы называть ее мамой, тихо спросила я.

– Я вчера заснула в церкви, и под утро меня нашли там на утренней молитве. Привезли домой.

– А врач? Тебе привозили врача? – то есть, плохо ей стало еще там, и заснула она сидя, но только под утро решили от нее избавиться? Это тот самый капеллан, что прихватил ее денежки? Сейчас я была зла на этих незнакомых мне людей, а не на свою сумасшедшую мамашку.

– Коли Богу угодно, я и так вылечусь, - прошептала с огромным трудом она, и рука ее безвольно упала. Я решила не тянуть время и сбегала до дедушки, что заведовал в домах хозяйством. Он как раз собирался идти к нам с дровами – летом они нужны только для готовки и большой охапки хватало на неделю – готовили раз в день, а подогревали все на небольших щепках вместе с чаем.

Дала ему серебряный и попросила привести врача. Дед аккуратно положил дрова и заторопился низко кланяясь – явно был доволен.

Пока никого не было, я решила раздеть ее, убрать лишнее с постели, надеть свежую рубашку. То, что я принимала за полноту, оказалось странной скруткой из простыни в районе живота. Лаура была тощей, и тощей она была не всегда – так похудеть, чтобы отвисла кожа можно только очень быстро. Значит, отец еще следил за тем, чтобы мы нормально питались, а оставшись одна, она полностью ушла в свою веру.

Я нагрела воды, поменяла под ней постельное, обтерла ее мокрыми полотенцами, и накрыла теплым одеялом. Теперь кровать была похожа на кровать, а не на гнездо.

Когда несла грязное белье, из него вывалился серебряный, возле ванной еще один. Я положила кучу в ванной, и аккуратно принялась перебирать тряпки. В той самой скрутке я и нашла пятьдесят серебряных. Она очень туго завернула их в край простыни, замотала рулетом и привязывала к себе. Сказать, что мне сейчас хотелось пойти и отдубасить ее этой простыней – ничего не сказать. Чего она боялась? Что я потрачу эти деньги? Для чего она их хранила, отдав, судя по весу, не менее тысячи серебряных?

– Мисс Элистер, - раздалось снизу, и я отложив монеты, и накрыв их тряпьем, поспешила вниз. Там стоял чуть полноватый, невысокий джентльмен. Именно так хотелось его назвать: тренч, хоть на улице тепло, шляпа – цилиндр, залихватски подкрученные усы.

– Мистер…. – замялась я, давая понять, что не знаю его имени, хотя, наверно, должна была, потому что он назвал мою фамилию.

– Барт. Эмиль Барт, милая Рузи. Как же ты выросла! Прими мои соболезнования – я поздно узнал о смерти твоего отца, - он искренне как-то погрустнел, снял шляпу, тренч, и искал глазами куда бы их пристроить. Я приняла его вещи и разместила на вешалке. Только потом я поняла – чего он оглядывался – он искал служанку.

– Мистер Барт, мама… она горячая, и, по-моему, бредит, - начала было я, но он улыбнувшись начал подниматься по лестнице:

– А когда она не бредила, милая? Я давно говорил Барнабару, что пора устроить ее в «веселый дом», но он слишком любил свою жену, и надеялся, что она станет прежней, - доктор вдруг замолчал, словно его отрезало, и не поднявшись еще по лестнице оглянулся на меня. Его брови были опущены, только подчеркивая маску недоумения на лице, глаза сужены. Как будто он только сейчас понял, что что-то не так…

– Рузи, а ты? Ты как себя чувствуешь? – он спустился с лестницы ко мне, взял за локоть и отвел в кухню.

– Нормально, мистер Барт, - я не знала, как себя вести. Я понимала, что он заметил отличие, и, скорее всего, это был тот самый близкий семье человек, которого я собиралась искать.

– Ты была сегодня в церкви? – он спросил таким тоном, будто интересовался выпила ли я перед завтраком уксус, как делала это всегда.

– Нет, я давно там не была. Я долго лежала без памяти, а потом лечила ребра – у меня болела вся грудь. Я не собираюсь в церковь, я плохо помню свое прошлое, мистер Барт, память возвращается, но медленно…

– На что вы живете? Отец оставил вам содержание?

– Нет, вернее, он оставил не содержание, а сундук с серебром, - я усмехнулась про себя, потому что звучало это так, словно мы говорили о пиратах, - А моя мать отдала все церкви.

– Так на что же вы живете? – он указал на кашу, молоко и конфеты…

– Я продала свои волосы, доктор, - я сняла платок, и он округлил глаза.

– Я знал, что нужно проверить вас, но не думал, что все так плохо, девочка. Прости меня, я был очень занят похоронами и своим горем – мою семью тоже задела смерть – сын разбился в дороге, - он опустил голову собравшись было заплакать, но глубоко вдохнул и встал. – Идем, посмотрим, что с твоей мамой.

Я знала, что доверять здесь нельзя никому, но этот человек просто не мог оказаться врагом. Я выдохнула и с трудом сдержалась, чтобы не прижаться к нему, не обнять со всей силы.

Глава 8

Доктор Барт быстро осмотрел Лауру, дал ей какое-то питье, благодаря которому она заснула, и велел отправить служанку в аптеку, но потом осекся:

– Рузи, детка, сходи сама, вот по этому листку тебе дадут все, что нужно. А еще… - он порылся в карманах, и вынул один серебряный, - вот, этого достаточно. Прозрачную жидкость пить по ложке три раза в день, а темную – только на ночь. А еще, нужен бульон, только вот, думаю, она не станет его пить.

– Мистер Барт, да, она не станет, и… у меня есть немного денег, спасибо, что вы пришли. Я могу угостить вас чаем и поговорить? – отодвинув его руку с монетой, я посмотрела ему прямо в глаза.

– Да, идем, я должен помочь тебе, девочка. Я обещал твоему отцу, - он сложил свой саквояж, посмотрел внимательно на спящую Лауру и пошел следом за мной на кухню.

– Мистер Барт, я не знаю что мне делать с ней, потому что она, как мне сказала служанка, собирается отдать дом церковникам, а нас… нас обеих заслать в монастырь. Знаете, я не хочу в монастырь, - я опустила глаза, и сейчас действительно почувствовала себя девочкой – беспомощной и нуждающейся в поддержке.

– Я отправлю к вам сиделку, при ней будут лекарства, которые успокаивают, только вот, боюсь, эти люди могут прийти сюда.

– Из церкви?

– Да. И даже солдаты не помогут в этом случае – церковь все делает якобы для блага, и если они уже знают о доме, которым могут завладеть так легко… Они не оставят вас в покое. Я готов оформить опеку на тебя, если заберу твою мать в «веселый» дом.

– Давайте попробуем пока оставить ее дома, хотя бы до того момента, когда она вылечится, - я представляла, чем может оказаться это заведение, тем более время как раз подходящее для того, чтобы лечить людей льдом, током и другими пыточными принадлежностями.

– Через два года тебе не нужна будет опека, вот тогда, думаю, самое время будет исполнить ее мечту – отдать ее в монастырь. Его стены сильно отличаются от больницы, где принимают подобных, но церковь вцепится зубами в такой куш – он обвел глазами стены, давая понять, что говорит он о доме. – Я право удивлен, что ты не на ее стороне, чего и боялся отец.

– Она не сумасшедшая, доктор, она просто очень слабая женщина, и легко идет на поводу. Только вот… и в этом я тоже сомневаюсь – она носила на себе пятьдесят серебряных в то время, когда дома нет ни крошки еды. Она хотела, чтобы я ходила в церковь, и заманивала тем, что там меня накормят.