Любовь зла или Как полюбить козла (СИ) - Мусникова Наталья Алексеевна - Страница 4

Я залихватски тряхнула головой, пустила из глаз ещё одну короткую молнию, в этот раз угодившую прямо в щёку начальника стражи, заставив его испуганно отпрянуть и хлопнуть ладонью по начавшим шаять щегольским усикам:

- А хоть бы и так!

В лавке повисла напряжённая тишина, казалось, даже гомон на улице стих и боязливо отодвинулся подальше. Лишь отворилась дверь в жилую часть дома, и в лавку с зажатой в зубах упитанной мышью вальяжно просочился Черномор. Огляделся по сторонам, щуря круглые жёлтые глаза, выплюнул мышь, предусмотрительно придавив её лапой и промурлыкал:

- И что это у нас тут такое пр-р-роисходит? Что за шум, а др-р-раки нет?

- Скоро и драка будет, Черноморушка, - с удовольствием наябедничала я, - сам видишь, эти вот всю лавку мне разгромили.

Кот выгнулся, распушив хвост и оттянув зад, с наслаждением заскрипел когтями по половице, краем глаза наблюдая за мышкой, которая успешно прикидывалась кусочком пыли и грязи и никаких признаков жизни не подавала.

- Морда, - прицыкнула я на обнаглевшего котяру, - сто раз просила не таскать мышей в лавку! Они же грязные!

Черномор сел, изящно обернув хвост вокруг лапок и посмотрел на меня с видом невинно обиженного праведника:

- Между пр-р-рочим, здесь тоже бар-р-рдак. И кр-р-рошечная мышка ничуть не мешает и смотр-р-рится очень даже уместно.

Я смущённо покраснела и отвернулась, не в силах выдерживать этот полный скорбной укоризны взгляд. Даже про начальника стражи с его сворой забыла, а зря. Огнецвет терпеть не мог, когда обращали внимание на кого-нибудь, кроме него.

Носок мягкого, из щегольского светло-песочного цвета кожи, сапога легонько ткнулся Черномору в бок. Кот от неожиданности мявкнул, вздыбился и тут же был крепко схвачен за загривок сильной рукой.

- Отпусти его!

Я рванулась на выручку своему питомцу, но стражники, похабно ухмыляясь, перекрыли мне дорогу.

- Не рыпайся, киска. Ничего твоему побитому молью воротнику не будет. Огнецвет поиграет немного и отпустит.

Я окончательно взбесилась, перед глазами поплыл багровый туман, в ушах набатом забухала кровь, ладони запекло от рвущейся наружу силы.

- Пошли вон, - прохрипела я, раскидывая руки и выпуская два сине-серых смерча, - убирайтесь отсюда, козлы плешивые, чтоб духу вашего здесь не было!

Подхваченные стихией, Огнецвет и стражники вылетели из лавки и, пробороздив носом дорожную пыль, со смачным плюхом рухнули в канаву, в которую все соседи регулярно сливали помои. Когда облепленный грязью начальник стражи, жутко сквернословя и отплёвываясь выбрался из канавы, вид у него был настолько жалкий, что все, кто в это время был на улице (а уж можете мне поверить, собрался почти весь город), не удержались от смеха. Огнецвет вытер лицо, выпрямился во весь рост и, пристально глядя мне в глаза, холодно отчеканил:

- Ты мне заплатишь, ведьма. За всё.

Я никогда не была трусихой, ведьм вообще напугать довольно сложно, но от этой спокойной ярости мурашки галопом пронеслись по спине, точно на меня пахнуло холодом из склепа. Я передёрнула плечами и со стуком захлопнула дверь в лавку. Ничего он мне не сделает, не посмеет. А даже если и посмеет, всё равно у него ничего не выйдет, я смогу себя защитить. Только вот сердце трепетало заячьим хвостом, отказываясь верить словам.

Глава 1

После того, как я выкинула из лавки начальника стражи и его подпевал, есть мне не хотелось совершенно, но тем не менее я тщательно заперла дверь и принялась накрывать на стол. Как любила говорить бабушка: единственной уважительной причиной для того, чтобы не обедать, может быть только смерть. Да и то сначала было бы неплохо перекусить, а уж потом помирать. Она, кстати, именно так и поступила.

- А мняу? – Черномор, чёрной тенью следовавший за мной по пятам всё то время, что я накрывала на стол, мягко потёрся о мои ноги. – А мня едау?

- Подожди, - на очередном повороте я споткнулась о кошака и чуть не рухнула на пол. – Морда! Кому сказала уберись из-под ног!

- Гур-р-рбиянка, - обиделся кот, демонстративно отвернулся и принялся вылизываться. – Вот и помяугай ей после этого.

Мне стало стыдно. И ведь не первый день с Черномором живу, все его уловки наперечёт знаю, а всё равно каждый раз ведусь! Ну не могу я спокойно смотреть в эти большие скорбные, словно всю родню похоронил и даже последнюю мышку оплакал, глаза. А уж когда Морда ушки к голове прижмёт, тут и вовсе себя распоследней сволочью чувствуешь.

- Ладно, сейчас я тебе молочка налью, - я неохотно слезла со стула и потопала к миске, как обычно из угла выползшей на самую середину комнаты. – Морда, я сто раз просила миску не двигать.

Кот с наслаждением поскрёб лапой за ухом, прикрыв глаза до еле заметных щёлочек, затем завалился на бок, нервно стуча хвостом:

- Я проусил не называть меняу Мордой. Это оскор-р-рбительно.

Я показала кошаку язык, благо, стояла к нему спиной и видеть моё лицо он не мог.

- А язык показывать не краусиво.

Ну ничего себе, это что же, у моего питомца новый дар открылся?! Я резво повернулась и заметила с любопытством наблюдающее за нами зеркало. Ага, теперь понятно, кто это меня котишке сдал.

- А я чаво, я ничаво, - зеркало подёрнулось испариной, точно я его в бане держала, - слышу: кричат, гремят, вот и выглянула посмотреть, чаво тут у вас.

- Бардаук тут у нас. И большие непр-р-риятности.

Мне и хотелось бы сказать, что Морда напрасно нагнетает обстановку, да ведьминская чуйка в голос кричала, что меня ждут большие, просто гигантские неприятности. Я отодвинула уже остывший обед, всё равно аппетита нет и не предвидится, и пошла наводить защитные заклинания. Как говорится, у осторожного и беды победами становятся.

После обеда в лавке воцарилась непривычная тишина и спокойствие, посетители обходили мой домишко по большой дуге. Я их не осуждала, связываться с начальником стражи было себе дороже, все знали, что Огнецвет злопамятен и мстителен. Обидно, конечно, после свадеб всегда наплыв клиентов, ну да ладно, денёк другой пошугаются, а потом всё равно не выдержат и ко мне придут. Во-первых, за зельями, а во-вторых любопытства ради.

Дверь приоткрылась так осторожно, что даже не потревожила висящий под притолокой бронзовый колокольчик.

- Господарыня ведьма Семицвета, - раздался приглушённый шёпот Малийки, - вы тут? Я вам блинков с медочком принесла.

Я чуть не расплакалась от такой неожиданной заботы и внимания. Мне-то казалось, что ко мне теперь дня три как минимум никто зайти не посмеет, а тут гляди-ка, Малийка. Век бы не подумала, что у меня такая смелая соседка!

- Вы, господарыня ведьма, не сомневайтесь, мы все как один на вашей стороне, - девушка проворно выставляла на стол пышные блины, золотистый медок в небольшой глиняной мисочке, а к ним ещё запотевший глиняный кувшинчик. – Начальник стражи поступил очень плохо. Может, его околодовали, а? Должность у него ответственная, мало ли, может, злодеюке какой хвост прищемил, вот она на него такую злобность с подлостью и напустила.

Я с умным видом покивала, едва не до крови прикусив язык, чтобы не сказать, что самое главное проклятие Огнецвета – он сам. Ещё, пожалуй, можно смело добавить проклятие родительской любви и вседозволенности. Мальчишка страшно избалован, творит, что левая нога вздумает, а по рогам за свои подвиги не получает. Я вспомнила погром в лавке, и ладони даже запекло от рвущейся наружу ярости. А может, не сдерживать себя, выпустить силу? То-то бы начальник стражи попрыгал! Я прислушалась к клокотавшему внутри гневу. Нет, срываться нельзя. Во-первых, сила слишком большая, я после того, как её выпущу, дня два пластом лежать буду, у меня такое было пару раз. Во-вторых, ударит не только по начальнику стражи (его не жалко), но ещё и по тем, кто с ним рядом окажется, могут пострадать ни в чём не повинные люди. Мало ли, может, Огнецвет девице какой голову сейчас крутит, не страдать же бедной девочке из-за того, что она рядом с распоследним козлом оказалась. И в-третьих, такие вот срывы не поощряются ковеном ведьм, по каждому случаю проверка приезжает, ведьму выпустившую силу чуть ли не по косточкам разбирают, а если что не то, не дай матушка природа, обнаружат, могут и магии лишить. Или вообще пеплом развеять. Одним словом, как ни крути, а выпускать гнев на волю никак нельзя.