Проклятие чёрного единорога - Преображенская Евгения - Страница 10

У Леилэ даже голова закружилась, так часто она ею вертела в попытке оглядеть все и сразу.

– Некрасиво, а порой и опасно пялиться на окружающих так бесстыдно, – сделал замечание Мат Миэ. – Помнишь, что я говорил про взгляд?

Девочка кивнула:

– Взгляд привлекает внимание! Смотреть нужно из-под опущенных век и самым краешком глаз.

Леилэ очень старалась использовать боковое зрение, но оно не позволяло рассмотреть все в подробностях, поэтому маленькая ученица все чаще хитрила, скрывая неуемный интерес не от прохожих, а от собственного наставника.

Она была в восторге от кораблей и товаров, которые они привозили, от заморских гостей в причудливых одеяниях, от загадочных странников, прячущих лица, от веселых и приветливых горожан. Бейрамор не был похож на унылые людские городишки и селения, через которые они с Матом проходили раньше.

Пожалуй, девочка согласилась бы остаться здесь и подольше, чтобы как следует все изучить, но у Мата Миэ имелись свои соображения. Эльф дал ученице время до захода солнца, наказав ей слушать мелодию витали города, наблюдать и запоминать, а сам исчез. Обрадованная его уходом и немало проголодавшаяся, Леилэ незамедлительно проследила за движением толпы и направилась изучать базар.

Торговые ряды тянулись целыми улицами! Если в порту было многолюдно, то здесь от шума и ароматов у маленькой странницы заложило уши и нос. Девочка старательно выполняла упражнение, данное наставником, но общая мелодия рынка оказалась чересчур крикливой и шумной. Куда интереснее Леилэ было разобраться в отдельных ее нотах; к примеру, в пестроте языков, на которых здесь общались.

Поначалу от многообразия произношений у Леилэ в голове все смешалось и запуталось. Но потом девочка представила, что она слышит не слова и буквы, а мелодии. И дело пошло живее.

Ранее Мат уже рассказывал ей, что все языки мира Сия родились от семи древних праязыков, на которых говорили еще сами боги. Праязыки он называл отцами семейств. Семьи состояли из сыновей, у сыновей были внуки и правнуки.

– Каждый отец носит имя одного из богов: Ота, Элибир, Добур, Калос, Альтир, Падар и Тад, – говорил эльф. – Некоторые отцы такие старые и дряхлые, что утеряли голоса. От них произошли многие названия и имена, однако в первоначальном виде немые языки используют только ученые и маги. Моих северных сородичей говорить научил бог О́та Беловолосый. Оти́йский используют за Аркхом, а за последние столетия он утратил голос… Онемел и его брат – язык нелюдей, который придумал бог Пада́р.

Отец Альти́р Сказочник породил семейство человеческих языков всего Северного континента Вариаса. Сам Альтир утратил звучание и стал называться древним[2]. Но в Свободных королевствах за горами Аркха общаются при помощи его многочисленных северных сыновей и внуков. А люди Энсолорадо вот уже две тысячи лет говорят на его энсолорийском отпрыске. В разных частях Единого королевства встречаются младшие альти́рские внуки: наречия и диалекты. Важную роль в разговорах играет не только произношение, но и жестикуляция. Южане активно размахивают руками прямо перед лицом собеседника. Северяне проявляют сдержанность. В длину Энсолорадо так велика, что жесты, которые на западе означали дружелюбие, на востоке вполне могут принять за оскорбление.

– А мое имя? – поинтересовалась Леилэ. – К какой семье относится «лиса»?

– Твое имя придумал Элиби́р Мудрый, – ответил Мат. – На элибирском говорят эльфы Юга. Творение отца Элибира столь прекрасно, что сохранилось до нынешнего времени!

Теперь, вышагивая вдоль торговых рядов, девочка заметила, что и люди с Южного континента часто используют элибирский, разговаривая друг с другом. Но если эльфы пели как соловьи, то люди скорее каркали и стрекотали.

– Элибир и его братья Добур и Калос породили всю семью Эльжануба, в том числе и человеческие языки, – вспомнила она слова наставника. – Правда, люди сильно упростили древние знания.

Гномы, цверги и другие нелюди Северного королевства общались при помощи сыновей Та́да Угрюмого. Тада́йский не отличался многословием, но каждая фраза отражала множество значений. Этот язык Леилэ почти не понимала. Его рваная, прыгающая мелодия напоминала ей невнятное бурчание и вызывала смех.

Девочка бродила по улицам, прислушиваясь к разговорам, разглядывая людей и нелюдей. По сравнению со здешними жителями Леилэ в своей потертой зеленой курточке и истоптанных сапожках выглядела словно дикий лесной зверек. Она не желала заплетать косы, так и ходила с растрепанными волосами.

Не обратив ни малейшего внимания на витрины с ювелирными изделиями, у которых вздыхали другие девочки, Леилэ протиснулась сквозь толпу мужчин, окруживших оружейную лавку. Начищенный металл сиял на солнце привлекательнее всяких бус и колечек.

Какого только оружия здесь не продавали! На витрине можно было увидеть кривые сабли, боевые молоты, серпы и секиры из Свободных королевств, длинные мечи с двойным изгибом и пламенеющими лезвиями – с Южного континента.

Мат выдавал своей ученице кое-какие лузы – монеты Энсолорадо с изображением солнца с семью лучами, – но обычно их хватало лишь на сладости да на мелкие вещички. И даже о самом простеньком мече она могла только мечтать.

Впрочем, чудеса случались время от времени. Чуть ранее девочка потратила две медные лузы на гребень для волос, украшенный резными цветочками незабудок. А в придачу к нему улыбчивый эльф-продавец с необыкновенными для эльфов рыжими кудрями вручил Леилэ карманное зеркальце.

Это был поистине царский подарок! Даже самое крохотное зеркальце такой чистоты и блеска стоило гораздо дороже гребня, а может, и меча… На оправе из черепашьего панциря была выгравирована надпись, из которой видны остались лишь три слова на древнеальтирском: Кайкэс, Мутэс, Сурдэс.

Но у оружейной лавки чуда не повторилось. Девочка разочарованно отвела взгляд от мечей и принюхалась. Запах свежей выпечки манил Леилэ не меньше, чем блеск клинков. В пути ей редко удавалось полакомиться сдобными булками, а уж в своем мире о свежем хлебе из настоящей пшеницы она только читала.

Леилэ прошла мимо навесов, в тени которых продавали разноцветные ткани, гончарные и деревянные изделия, фрукты и овощи, мясо и рыбу, и наконец оказалась перед хлебной лавкой. Здесь она накупила золотистых пирогов и глазированное яблоко.

Увидев это, Мат наверняка отругал бы ее за прожорливость. Почему-то он считал, что человечьим девочкам полезно оставаться полуголодными. Но эльф был далеко, а Леилэ ужасно хотелось булочек. Особенно ей не терпелось попробовать пирожки с настоящей, выросшей под землей картошкой! В конце концов, она же не транжирила лузы на браслеты и бусики, а значит, имела право насладиться чем-то другим!

В центре Бейрамора на холме возвышались величественные золотые купола храма Единого. Ниже шли дома с пестрыми разноцветными крышами, где проживали богатые купцы и ремесленники. По окраинам ютились скромные, но опрятные, выкрашенные белой краской мазанки рыбаков и крестьян. От самого храма к морю спускались улицы, между которыми, словно зеленые щупальца какого-нибудь гигантского морского гада, стелились фруктовые и цветочные сады. Туда-то со всем своим богатством, завернутым в бумагу, и побежала Леилэ.

Оказавшись в саду, девочка выбрала себе одно из самых укромных местечек: достаточно высокое, чтобы любоваться морем, и в то же время подальше от натоптанных тропинок и шумных детских компаний, которых она побаивалась. Удобно устроившись в раскидистых ветвях старой яблони, Леилэ принялась было за пирожок, как вдруг внизу увидела мальчика.

Он появился будто из ниоткуда и был таким худеньким и белокожим, что больше походил на какого-нибудь призрака. Да и одет мальчик был странно: в облегающие штанишки и синий камзол, расшитый золотыми звездами.

Не заметив Леилэ, он сел под облюбованной ею яблоней и уставился на море.

– Эй! – сердито крикнула ему девочка на всеобщем языке.