Урга и Унгерн - Толмачёв Максим - Страница 70

Я немедленно выехал к Михайлову для уточнения информации, предоставленной вездесущим Оссендовским. Михайлов, Блонский и еще несколько офицеров к моменту моего прибытия уже вели оживленную беседу. Никто не ожидал, что начатые Чултун-бэйсэ переговоры, в успехе которых уже не оставалось сомнений, будут сорваны прибывшими в город большевиками. Было совершенно непонятно, стои́т ли за красными эмиссарами армия, или кипучая деятельность явилась результатом их личной инициативы. Напряжение прошлых дней снова вернулось в город. По Улясутаю теперь ходили вооруженные патрули обеих враждующих сторон, что могло спровоцировать кровавые стычки и погромы, Михайлов и его офицеры готовились к массовым арестам.

Чултун-бэйсэ все эти тревожные дни выезжал на переговоры к комиссару Ван Сяоцуну, предостерегая его от кровопролития. Силы двух противоборствующих сторон были теперь примерно равными, с учетом того, что Михайлов с помощью Блонского сумел произвести мобилизацию большей части рабочих русских и иностранных фирм в свои ряды. Кроме того, за Михайловым готовы были пойти и прибывающие в город монголы, которых местные князья посылали на помощь в борьбе с ненавистными китайцами.

Все разрешилось неожиданно. Из Ван-Хурэ вернулся отправленный мною гонец. Вести с собой он привез обнадеживающие. Оказалось, что в монастырском городке Дзаин-Шаби, который расположен недалеко от Ван-Хурэ, китайскими солдатами был убит русский капитан Барский. В городке начались русские погромы. Узнав об этом, Казагранди с отрядом в пару сотен немедленно выдвинулся туда. Он разбил китайцев, освободил Дзаин-Шаби, провозгласил там новую власть и арестовал попутно корейского коммуниста, который ехал из Москвы в Корею и вез с собой золото и пропагандистскую литературу. Мой казак не застал Казагранди в Ван-Хурэ, зато встретился там с бароном Унгерном. Тот неожиданно прибыл из Урги в части Казагранди с проверкой. Получив мое сообщение о том, что Улясутай практически наш, барон был чрезвычайно этим доволен. Он обещал для укрепления власти и наведения порядка в городе выслать своего человека с небольшим военным отрядом.

Я немедленно сообщил Михайлову о том, что из Дзаин-Шаби силами Казагранди были выбиты китайцы и скоро сюда прибудет человек с отрядом от барона Унгерна. Эта новость мигом облетела город… Думается мне, без Оссендовского и тут не обошлось. Комитет большевиков был арестован русскими офицерами. Салтыкову удалось сбежать, а вот Фрейман и примкнувшие к нему Канин и Пузиков были расстреляны. Новаку Михайлов дал возможность убраться из города на запад. Ситуация резко изменилась, власть китайцев в городе была теперь иллюзорной. Возобновились переговоры Ван Сяоцуна с Чултун-бэйсэ, теперь уже при активном участии Михайлова, Блонского, меня и все того же проныры Оссендовского. Шли переговоры долго и закончились лишь 11 апреля. Основным пунктом соглашения с китайскими комиссарами был вопрос о признании Ван Сяоцуном прав сайда Чултун-бэйсэ на управление Сайннойонханским аймаком. Таким образом, вся власть в Улясутае переходила теперь к монголам. Следующим согласованным пунктом договора являлся уход китайского гарнизона вместе с вооружением из города в Китай. Со своей стороны, сайд гарантировал полную безопасность жизни и имущества всем покидавшим Улясутай китайцам, включая купцов и промышленников. Документ был подписан комиссаром Ван Сяоцуном и его советником Фу Сяном, со стороны русских подписи проставили полковник Михайлов, Блонский и я. Свои подтверждения на документе оставили и монгольские князья, после чего Чултун-бэйсэ скрепил соглашение своей именной печатью.

Китайцы начали активно готовиться к уходу из города. Всего за пару дней до отбытия китайских войск выяснилось, что их табуны были похищены прямо с кочевий. Это вселило в гаминов панику. Таинственная пропажа добавила нервозности, а тут еще гонец с востока доставил мне депешу от полковника Доможирова, с которым я познакомился в ургинской тюрьме. Он был рад тому обстоятельству, что со мной все в порядке, и обещал очень скоро прибыть с отрядом и предписанием от барона Унгерна. Руководствуясь этим предписанием, он настрого запретил выпускать китайцев из города. Я немедленно передал послание полковнику Михайлову.

– Очевидно, твой Доможиров не знает еще, что ситуация решилась мирным путем. Отправь назад гонца и сообщи, пожалуйста, о том, что комиссар Ван Сяоцун сдал город. Мы не имеем права нарушать договор, подписанный столькими уважаемыми людьми. Я потороплю китайцев с выступлением и помогу им найти верблюдов взамен похищенных лошадей. Ты уж со своей стороны, Кирилл Иванович, сделай одолжение, не спеши с гонцом и в послании постарайся толково изложить суть дела.

Я пообещал посодействовать в решении вопроса. Гонца с ответом задержал на пару дней, составил письмо с весомыми доводами о том, что ни в коем случае не стоит нарушать достигнутое соглашение. Такое же точно письмо я подготовил и для барона Унгерна.

Рано утром 16 апреля 1921 года в сопровождении монгольского чиновника китайцы выдвинулись из города. В тот же день от Доможирова экстренной эстафетой пришел приказ о немедленном разоружении и аресте китайцев. В выражениях полковник не стеснялся, грозил суровой карой Михайлову и другим офицерам. Судя по скорости, с которой доставили приказ, Доможиров со своими бойцами был уже где-то рядом с городом.

Этого приказа Михайлов ослушаться не посмел. Вдогонку китайцам был послан отряд из двух сотен всадников под командой поручика Стригина. Настигли обозы верстах в шестидесяти на юго-западе от Улясутая. Караван был разгромлен, часть китайцев перебита, другие сумели спастись бегством, остатки были отконвоированы в город. Имущество, отнятое у китайцев во время налета, Стригин разделил между русскими офицерами Улясутая, включая и полковника Михайлова.

Чултун-бэйсэ, узнав о столь вероломном нарушении договора, настоял на встрече с Михайловым. Он требовал немедленно отпустить плененных китайцев и вернуть награбленное имущество и оружие. К сожалению, полковник Михайлов не послушал слов умудренного сединами старца. Он предложил решать все вопросы с Доможировым, который, судя по депешам и с моих слов, был наделен соответствующей властью самим бароном Унгерном. Узнав у гонцов, что Доможиров, объединившись с монгольскими отрядами Хун-Болдона, стоит теперь в монастырском комплексе Нарабанчи, старый сайд немедленно отправился туда, взяв с собой представителей русской и китайской торговых палат да пару вооруженных монгольских офицеров в придачу.

В городе беспорядков не было. Патрули ушли с улиц, над зданием русского консульства я приказал поднять российский флаг. Вестей от Чултун-бэйсэ не поступало уже больше трех дней. Монголы, обеспокоенные его судьбой, готовили вооруженный отряд для отправки в Нарабанчи. Я уговорил Блонского успокоить монголов, пообещав, что сам отправлюсь в монастырь и отыщу улясутайского сайда. Собрал своих казаков, взял местных проводников-улачи и выехал из города, а в пригороде меня неожиданно настиг Оссендовский. Он наотрез отказался возвращаться в Улясутай, и мне пришлось смириться с ним, оставив его при себе. Невзирая на глубокий снег, мы умудрялись преодолевать по сотне верст в день, меняли коней, ночевали в кочевьях и двигались дальше. На третий день затемно мы прибыли наконец в Нарабанчи. Настоятелем монастыря был в ту пору хутухта Джелиб Джамсаран, с которым Оссендовский, по его словам, был знаком и даже дружен. На подъездах к монастырю в направлении к нам двигалось несколько всадников. Заметив наше приближение, они развернулись и галопом поскакали в сторону Нарабанчи.

Хутухта встретил нас весьма тепло. Поднес мне хадак, который я с поклоном принял. Из его рассказов стало ясно, что с самого приезда в Нарабанчи Доможиров не успевал протрезветь. Буйный во хмелю, он со своим отрядом чинил всякие несчастья. Угон скота, конфискация монастырской утвари, расстрелы и грабежи… доможировцы не брезговали ничем. Оказалось, что прибывший несколько дней назад Чултун-бэйсэ с представителями двух торговых палат были арестованы и ожидали своей участи в полевом лагере Доможирова, разбитом у подножия монастыря.