Урга и Унгерн - Толмачёв Максим - Страница 7

Проснулся посреди ночи от цокота копыт и людских криков. Выскочил из юрты и увидел, как ярким пламенем горит храм. Все тонуло в дыму, вокруг раздавались вопли, топот, однако всадников нигде не было видно. Пламя охватило дацан со всех сторон, балки его трещали и гудели. Ветер поднимал в небо огромный столб ярчайших искр и белого дыма. Дым был едким, он резал глаза и обжигал лицо, пахло горящим деревом, палеными волосами и горелым мясом. Юрта за моей спиной вспыхнула, я упал на землю, потому что ноги подкосились. Но вместо земли погрузился в теплую липкую и густую кровь, захлебнувшись ею от неожиданности. Сердце мое в ужасе сжалось так сильно, что грудь пронзила боль. Это была не живая, телесная, нервная боль, а какая-то душевная, перемешанная с ужасом и отчаянием. Я проснулся в холодном поту, в налипшей на меня крови из сна, пропитанный дымом и страхом. Но я уже был не там. Я теперь находился в юрте, двери которой были распахнуты навстречу приветливому утреннему солнцу. Старик в странной шапке внимательно смотрел на меня, перебирая четки из птичьих черепов. Он сидел напротив, увешанный многочисленными амулетами. Это был тот самый старец, которого я видел вчера рядом с Джа-ламой. Я зачем-то полез в карман за очками, дрожащими руками пытался водрузить их на переносицу. Дурной сон вроде бы прошел, но сердце все еще страшно колотилось в моей груди. Хотелось поскорее выбежать наружу, к солнцу. Я вскочил на ноги и, спотыкаясь, метнулся прочь из юрты. Вокруг было полно народу: ламы в ярких одеждах и разнообразных головных уборах, ряженые в страшных масках демонов, многочисленные кочевники, приехавшие на праздник. Сутолока была неимоверная, раздался гул огромных труб ухыр-бурэ, оповещающих о начале Майдари-хурала. Толпа увлекла меня за собой по направлению к храму, возле которого толчея постепенно утихала и люди выстраивались в процессию. Время от времени все останавливались и читали молитвы, затем людской поток двигался дальше. Из храма вынесли фигуру Будды, сидящего на троне со спущенными вниз ногами. Потом было бесконечное кружение вокруг храма, символизировавшее «Круговращение Майтреи», который придет в наш мир, чтобы очистить его от скверны.

Считается, что, до тех пор пока Майдари, как его называют в Халхе, находится на небе Тушита, представляющем буддийский аналог рая, в мире не нарушится шаткое равновесие. В соответствии с учением махаяны, Будда Майтрея, паря над миром, проповедует другим богам учение дхарму в ожидании времени, когда наконец сможет спуститься на землю. До него Будда Шакьямуни тоже находился на небесах Тушита и перед тем, как переродиться на Земле, возложил корону на голову Будды Майтреи. В сутрах говорится, что с приходом нового Будды на земле воцарятся радость и безграничное счастье, люди будут жить 84 тысячи лет, править миром станет чакравартин – правитель-буддист, могучий и справедливый. Фигура Будды на троне является объектом поклонения, и все верующие стремятся дотронуться до нее. Поэтому вокруг повозки с троном – множество лам с нагайками и ташурами. Они нещадно бьют легкомысленных зевак, осмеливающихся прикоснуться к божеству. Перепутать этого Будду с другим невозможно, любое изображение или божественная фигура, сидящая на троне со спущенными вниз ногами, – это Майдари. Позже ламы впрягут в повозку фигуру зеленой лошади и приехавшим гостям разрешат приносить к трону свои дары. Вечером казначей дацана честно поделит все подношения между ламами. Празднества и пляски, молитвы и угощения продлятся до глубокой ночи.

Я решил не оставаться в Дэчинравжалине еще на одну ночь, слишком уж много событий, пугающих меня, произошло в этой священной долине, которая по аналогии с раем буддистов носила священное название Тушита. Взяв обещанного проводника, корреспонденцию и провиант, я отбыл в Кобдо…

Бурдуков замолчал. В темноте не было видно его лица, и лишь по частому сопению, переходящему в тихий храп, я понял, что мой новый знакомец заснул.

Рерих

Проснулся я по привычке затемно. Обнаружил, что на нарах рядом с Алексеем Васильевичем сидит человек в черной шинели железнодорожника. На вид был он постарше Бурдукова, лет, наверное, под пятьдесят, борода клинышком. Собеседники о чем-то перешептывались, но, заметив, что я проснулся, разговор прекратили. Бурдуков жестом подозвал меня к своим нарам, я принял приглашение и присел на край. На незнакомце была вовсе не шинель, а черное пальто; торчащий воротник сорочки казался несвежим. Хотя какая уж тут санитария… Воды для гигиенических процедур в этой тюрьме не выдавали совсем, а судя по ощущениям, еще и не топили. Стояла такая стужа, что не возникало и мысли о мытье холодной водой.

– Вот позвольте представить вам, Кирилл Иванович, Владимира Константиновича.

– Рерих, – представился незнакомец, – меня тут все зовут по фамилии, не сочтите за фамильярность, так быстрее и проще. Фамилия стала мне тут и именем, и кличкой.

У незнакомца был приятный голос, кроме того, он постоянно улыбался, что сразу расположило меня к нему.

– Ну и вы можете звать меня по имени – кстати, Алексей Васильевич, к вам это тоже относится, мы ведь с вами ровесники, да и выкурили уже, можно сказать, наш брудершафт.

– Вот как? Выкурили?! – оживился Рерих. – И как вы нашли, Кирилл, выкуренное?

– У меня нет опыта в таких делах, я, знаете ли, курильщик без стажа, но ощущения были самые замечательные, жаль, что нельзя повторить…

– Ну отчего же нельзя, – шире заулыбался Рерих и достал из-за пазухи мятую папиросу.

– Идемте тихонечко в угол, – прошептал, оживая, Бурдуков, и усы его заговорщицки зашевелились.

Курили, жадно втягивая дым, глядя по сторонам. Уже после первой затяжки голова моя закружилась, а в пальцах рук начались покалывания.

– Вы так не задерживайте в себе, – посоветовал Рерих. – Натощак, да еще и с непривычки, вас может очень серьезно накрыть.

– Рерих дело говорит, – подтвердил Бурдуков, однако сам выдыхать не торопился.

Его очки запотели от дыма в студеном помещении, но Алексей Васильевич откинулся назад, опершись на мокрую стену, и протирать их не спешил.

– Моя специальность – агробиолог, – произнес Рерих, выдыхая дым тонкой струйкой, как бы смакуя его на выдохе. – Представьте себе, среди степных эндемиков я обнаружил не открытый доселе вид конопли. Он мал ростом, невзрачен, как все степные растения на первый взгляд… Но очевидно, именно от этого вида произошла известная нам по аюрведическим и тибетским трактатам конопля индийская. А уж она-то хорошо знакома европейцам еще со времен раннего Средневековья. Я добирался сюда с экспедиционным корпусом через Китайский Туркестан. В долине реки Чу киргизы угостили меня удивительным растением, относящимся к виду Cannabis sativa. Я не преминул собрать семян в коллекцию и уже здесь, в Урге, высадил этот чудесный куст для расплода… Однако он не прижился. Позже я пытался высадить и Cannabis indica, пришедший в виде вяленых «шишек» с караваном из Тибета, но и тут меня ждала неудача. Местность Халхи суровая, растения гибли в процессе вегетации… Представьте мою радость, когда я обнаружил этот уникальный вид эндемического Cannabis чуть больше года тому назад.

– Да уж, – произнес я с трудом, меня накрывало очень плотно, но нить разговора я еще не потерял. – Вещь сильнейшая!

– Ох нет, – улыбнулся Рерих, – Cannabis mongolica – так я назвал этот вид – содержит совсем немного алкалоидов, а потому в курении он бесполезен… Однако уникальность его заключается в том, что, в отличие от своих двух собратьев, он обладает свойством автоцветения, ему, видите ли, безразличны климатические условия и прочие факторы, он, как растение-кочевник, цветет независимо от всего этого, причем может плодоносить до нескольких раз в год!

– А какой же смысл в таком цветении? Вы же сами говорите, что курить его бесполезно?

Меня начало немного отпускать, я попытался поменять позу, но, пожалуй, делать этого не стоило – новая волна, нахлынув, накрыла меня с головой.