Всегда вчерашнее завтра - Абдуллаев Чингиз Акифович - Страница 43

– Обязательно начнется, – подтвердил Савельев.

– Психушки, лагеря, ночные аресты, расстрелы – все заново? – спросил Лозинский.

– Тебе что-то не нравится в нашей работе? – повернулся к нему Савельев.

– Нравится. Наша работа нравится. Только мне совсем не по душе, если повторится все сначала. – Все смотрели на Лозинского. – Просто мне кажется, – выговорил тот, с усилием преодолевая себя, – что возрождать опыт тридцать седьмого года не совсем правильно. Репрессии к добру не приводили. Можно действовать более умными методами. Андропов был гораздо умнее, чем Ежов или Берия.

– Ах, вот ты о чем! – коротко хохотнул Савельев, чувствуя, что спадает напряжение. – Ты у нас чистеньким остаться хочешь. Тебя вид крови пугает. А если сегодня не объявили бы о создании ГКЧП, ты представляешь, чем все это могло кончиться? Страна и так уже на грани разрушения. Мы потеряли почти всех своих союзников, сдали все свои позиции. Ты хочешь, чтобы и дальше так продолжалось?

– Не хочу. И ты сам это знаешь. Но если Горбачев не болен, то это переворот, а перевороты никогда к добру не приводили.

– Горбачев мямля и размазня, – презрительно заметил Савельев, – поэтому его и скинули. Я в этой компании только Ельцина немного боялся, он мужик рисковый. Но теперь и он ничего не сможет сделать.

Начали показывать заседание Государственного комитета по чрезвычайному положению. У сидевшего во главе стола вице-президента Янаева заметно дрожал голос, он путался, нервничал, запинался, срывался, особенно когда его спрашивали о болезни Михаила Горбачева. Его соседи по столу – большая и разношерстная компания людей – почти все время молчали, отводя взгляды в сторону.

– Черт бы их побрал! – нервно произнес Савельев. – Посмотрите, какие кретины нами руководят. Почему они высыпали все разом? Послали бы кого-нибудь одного из своих. Или пресс-секретаря. Нужно признаться, что Пиночет в черных очках смотрелся намного эффектнее, чем Язов со своим убитым видом. Он, кажется, боится содеянного больше всех остальных. С такой кислой физиономией не объявляют о том, что взяли власть в свои руки.

Какая-то журналистка, совсем молодая девушка, спросила, понимают ли они, что фактически совершили государственный переворот. Ей начали долго и нудно что-то объяснять.

– Слизняки! – разозлился Савельев. – Нужно ответить ей быстро и прямо, а не разводить сопли.

Следующий вопрос задал известный журналист, полный, тучный человек, известный своими либеральными взглядами.

– Как вы попали в эту компанию? – спросил он у Стародубцева, председателя образцового колхоза, Героя Социалистического Труда, известного хозяйственника.

– Вы посмотрите, какие вопросы им позволяют задавать! – вставил Семенов. – Как можно разрешать такие вещи!

– Как фамилия этого толстяка? – зло спросил Савельев.

– Кажется, Бовин, – ответил Лозинский, – журналист-международник.

– Они и развалили нашу страну, – нервно сказал Потапчук, – такие, как они.

– Это не пресс-конференция, а настоящее представление, – подвел итог Савельев. – Если они так будут мямлить, уже через пару месяцев их скинут.

– Там просто нет лидера, человека, который мог бы заменить Горбачева. Им нужно было позвать в свою компанию Ельцина. Он единственный мужчина среди этих дохлятиков, – вставил Семенов.

– В любом случае сегодня вечером мы уезжаем, – подвел итог Савельев, – но сначала я позвоню в Москву и узнаю, что нам делать дальше.

Все молча поддержали его решение. Савельев поднял трубку, набрал известный ему телефон Лякутиса.

– Вы уже слышали? – спросил он вместо приветствия.

– Да, конечно. У нас все об этом говорят. Ожидается, что с минуты на минуту нас соберут. У меня есть сведения, что Ландсбергис готов покинуть страну. Решается вопрос о создании правительства в изгнании.

– На Магадане? – грубо пошутил Савельев.

– Что вы сказали? – вежливо переспросил Лякутис. Но Савельев не собирался отступать.

– На Магадане, – повторил он, – они там создадут свое правительство, в полном составе.

– У вас есть ко мне какое-нибудь дело? – спросил Лякутис ровным голосом. Он не хотел начинать разборок и выяснений. Его сильно задела фраза Савельева о Магадане. Он абсолютно не разделял идей Ландсбергиса и, более того, считал их вредными для собственного народа. Он всегда выступал за развитие Литвы в составе Советского Союза, но слова прибывшего из Москвы офицера КГБ о Магадане для национального правительства Литвы ему показались обидными. Как литовец, он любил свою маленькую страну, но расходился с националистами в вопросе о дальнейшем пути ее развития.

Савельев понял, что несколько перегнул палку. Он умел чувствовать настроение собеседника.

– Кажется, я не совсем удачно пошутил, – в виде извинения примирительным тоном заявил он. – Мне нужен срочный разговор с Москвой.

– Я его для вас закажу по внутреннему телефону, – пообещал Лякутис. – У вас есть ко мне еще какие-нибудь вопросы?

– Больше ничего. Я хотел еще раз вас поблагодарить и попрощаться. Сегодня мы выезжаем в Москву. Думаю, теперь у нас прибавится работы и документы можно будет сдать в архив.

– До свидания, – сухо попрощался Лякутис и положил трубку.

«Они все ненадежные сотрудники, эти прибалты, – подумал про себя Савельев, – им нельзя особенно доверять. Хорошо, что в нашу задачу лишних людей не посвящали. Это правильное решение – не контактировать с местными сотрудниками госбезопасности. Половина из них находилась под влиянием местных националистов, а вторая половина занимала нейтральную и выжидательную позицию. Даже самые верные из них, такие, как Лякутис, и то обижаются при напоминании о Магадане. Наверное, у представителей маленьких наций своя собственная утрированная гордость».

– Упаковывайте чемоданы, – приказал Савельев, – сейчас я поговорю с Сарычевым и узнаю его мнение о случившемся. Может, нам еще придется выполнять какие-нибудь другие задачи.

Через пять минут ему дали разговор с Москвой. Местные телефонисты, уже знавшие о случившемся в Москве, почти сразу отреагировали на заказ по междугородному телефону, переданный по внутреннему коммутатору из местного КГБ.

– Слушаю вас, – раздался знакомый голос Сарычева.

– Это я, – торопливо сказал Савельев. – Что нам делать?

– У вас работает шифратор на телефоне? – вместо ответа спросил Сарычев.

– Конечно. Я его уже включил. Здесь нельзя никому доверять.

– Вы уже слышали о создании ГКЧП?

– Да. Ельцина арестовали?

– Это не наше с вами дело, полковник, – строго оборвал Сарычев. – Вам поручена работа в Литве, и вы обязаны заниматься своими вопросами. Что вы намерены предпринять?

– Мы закончили свою работу и готовы выехать. Можете доложить о том, что сегодня мы выезжаем в Москву.

– Сегодня не нужно. У нас скопилось слишком много дел и без ваших документов. А вы ждите в Вильнюсе условного сигнала. У нас не так много людей. Возможно, вам придется временно возглавить местную службу госбезопасности, до прибытия туда оперативной группы из Москвы. Они все там у вас совершенно распустились. Будьте готовы к осложнениям.

– Я все понял. Ждать ваших дальнейших указаний, – по-военному четко ответил Савельев и, все-таки не удержавшись, спросил: – Значит, у вас все в порядке?

– Пока не совсем, – признался Сарычев, – на улицах появились какие-то студенты, у Белого дома собираются толпы людей. Мы пытаемся контролировать ситуацию, но военные ненадежны. Они уже ни на что не способны.

– Понятно, – вздохнул Савельев.

– Ждите наших указаний, – повторил Сарычев, завершая разговор.

Савельев положил трубку и посмотрел на своих сотрудников.

– Он возражает против нашего возвращения. Они там считают, что нам придется работать здесь с местными кадрами.

– Прибалтийское радио передает, что Ельцин выступил с обращением к народу, – вдруг сказал Потапчук, слушавший радио, – он заявил, что все действия ГКЧП незаконны, и требует возвращения Горбачева. Говорит, что руководство России выступает против ГКЧП.