Всегда вчерашнее завтра - Абдуллаев Чингиз Акифович - Страница 16

– Понимаю, – задумчиво ответил Алексеев, – я вас понимаю.

– Ничего ты не понимаешь, – разозлился генерал. – Присягу дают один раз и не изменяют ей даже во имя самых лучших побуждений. Бывший глава разведки ГДР Маркус Вольф лично знает имена сотен и тысяч своих агентов в ФРГ, а также множество советских агентов. Он до сих пор не выдал ни одного из них. Ни одного! Его пытаются судить уже в который раз, снова и снова находя любые абсурдные обвинения. Достаточно согласиться на предательство, и он станет богатым, обеспеченным до конца своей жизни человеком. И его, конечно, оставят в покое. Но он не раскрыл еще ни одного имени. Поэтому ты лучше к Крючкову не цепляйся. Дохлый номер. Он тебе все равно не скажет ни слова. Ни про Савельева, ни про его группу.

– Тогда придется искать двух других офицеров, – подвел итог Алексеев.

– Это, безусловно, надежнее, – кивнул, соглашаясь, генерал. – Но учти, Николай, у нас с тобой очень мало времени. Практически мы идем след в след. За архивом, который, по идее, должен находиться у Савельева, уже охотятся.

– Кто? – удивился Алексеев. – Откуда они знают?

– Хороший вопрос, – заметил генерал. – Очевидно, кто-то решил проявить активность еще до нашего подключения к этой операции. Этот неизвестный, наверное, выдал большую сумму денег и поручил розыск документов одному из самых лучших аналитиков в мире.

Алексеев засмеялся.

– Это наше типичное преувеличение. Лучшие аналитики встречаются только в книгах.

– И в жизни, – сухо оборвал его генерал, – кто-то уже успел нанять Дронго.

– Как Дронго?.. – удивленно поднялся с места Алексеев. – При чем тут он?

– Вот это я и хочу выяснить, – приложил руку к переносице генерал, – иначе мы можем опоздать, и все документы достанутся совсем другим людям. Сегодня днем звонил связной Дронго, пытавшийся осторожно уточнить, что нам известно о группе Савельева. Звонок мы, конечно, засекли, но времени у тебя очень мало. Нужно быть готовым к любой провокации, к любой неожиданности. А что касается этого Дронго… – Локтионов помолчал, потом вдруг добавил: – В общем, Николай, я тебе не завидую.

Глава 10

– Что произошло? – спросил Дронго. – Почему у вас такой странный голос?

– Я поставил дешифратор, хотя не уверен, что он поможет, – признался Владимир Владимирович. – В общем, по твоему делу в ФСБ сейчас работает целая группа. Ее возглавил сам генерал Локтионов. По-моему, они не очень довольны моим звонком. Сделай вывод и больше мне не звони.

– Понял, – мрачно сказал Дронго.

– Ничего конкретного по группе Савельева уточнить не удалось. Все сведения строго засекречены. А все мои попытки хоть что-то узнать наткнулись на вежливый отказ. Тухлое дело. Никто ничего не хочет вспоминать.

– Состав группы не так важен. Мне нужны данные по Германии, – напомнил Дронго.

– Ничем не могу помочь, – виновато ответил Владимир Владимирович. – Ты ведь понимаешь, это зависит не только от меня. В общем, извини, но на этот раз я, кажется, бессилен что-либо для тебя сделать. А вообще Савельев и Семенов давно уже покойники, так, во всяком случае, записано в их личных делах.

– Уже то, что вы сообщили, тоже довольно существенно. Спасибо вам. – Дронго положил трубку, взглянул на часы. Теперь нужно быстро уходить. Если дешифратор не сработает, оперативная группа ФСБ прибудет сюда минут через десять-пятнадцать, а объясняться с ними, доказывать, что ты не верблюд, достаточно сложное дело. Трудно мотивировать, почему он интересуется сверхсекретной группой полковника Савельева, работавшей на литовском направлении летом девяносто первого. Похоже, он поступил правильно, решив сотрудничать с этим «ликвидатором». Потапчук единственный, кто может привести его к Савельеву. Если последний еще жив.

На сборы ушло не больше пяти минут. Он всегда был готов покинуть любое помещение, помня о том, что зубную щетку или лишнюю рубашку можно купить, а вторую жизнь одолжить уже невозможно. Через пять минут он уже отходил от своего дома, втайне надеясь, что сотрудники ФСБ не станут ломать двери его квартиры, убедившись, что там никого нет. Обычно в таких случаях они выставляют засаду и ждут, когда хозяин дома придет к себе, чтобы его задержать.

Эту ночь он провел в гостинице. На следующий день утром он уже стоял у книжного магазина. Подъехал автомобиль, в котором находились Потапчук и его племянник. На этот раз машину вел племянник, а сам Потапчук, переодевшись в костюм и теплый плащ, сидел на заднем сиденье. Дронго занял место рядом с ним.

– Вы не указали мне вчера время встречи, – ухмыльнулся Потапчук, – решили проверить, помню ли я наши правила?

– Нет, – искренне ответил Дронго, – я был и так убежден в этом. Вы же профессиональный сотрудник КГБ. За столько лет эти правила автоматически становятся режимом поведения. Если агент при встрече назначает следующее свидание на завтрашний день и не оговаривает время, значит, оно должно произойти в тот самый час, когда состоялось первое свидание. Так, по-моему, учат всех разведчиков в мире.

Племянник удивленно оглянулся.

– Не оглядывайтесь, молодой человек, – посоветовал Дронго, – это мы с вашим дядей играем в «казаков-разбойников». Правда, на этот раз не ясно, кто мы сами: казаки или разбойники? Вы убрали микрофоны из квартиры вдовы?

– Конечно, – кивнул Потапчук, – рано утром сам побывал в доме под видом водопроводчика. У них действительно краны барахлят. Тогда и убрал.

– Хорошо, – кивнул Дронго, – но когда вернемся, я еще проверю.

Когда они уже проехали центр города, Потапчук заметил:

– Лозинский раньше жил в Харькове, но потом сменил адрес и уехал в Киев. Я его адрес знаю, он оставлял его мне на всякий случай. Видимо, тоже догадался, куда исчез Савельев с документами. Наверное, сейчас он в Европе большие деньги за них получает.

– Вас что-нибудь в жизни, кроме денег, волнует? – строго спросил Дронго.

– А вас? – вскинул на него серые глаза Потапчук. – Раньше у меня была работа, служба, моя родина, жена, семья. Сейчас у меня ничего не осталось. С работы меня выгнали, моей прежней организации больше не существует, над моей присягой смеются, мою работу проклинают. А от всей родины остались Ростов-папа и Санкт-Петербург вместо Ленинграда. – Он помолчал и вдруг с неожиданной злостью добавил: – Меня после смерти жены вообще, кроме денег, ничего в этом мире не интересует. Пропади все к чертовой матери! Если газетчики пронюхают, чем именно я занимался в КГБ, они такой репортаж выдадут – весь мир читать будет и на меня пальцами показывать. Сукиным сыном меня выставят. Поэтому я и хочу много денег, чтобы уехать из этой обосранной страны. Нечего мне здесь больше делать.

Дронго отвернулся, чтобы не вступать с ним в дискуссию. Потом спросил:

– Давно Лозинский переехал?

– Года два назад. Он все время звонил мне, беспокоился, не объявился ли Игнатий Савельев. Наверное, тоже боялся.

– Он мог убить Лякутиса?

– Лозинский? – удивился Потапчук. – Конечно, не мог. Тихий такой был, вежливый, всегда извинялся. Нет, только не он.

– А кто? – повернулся к нему Дронго.

Потапчук не смутился.

– Да любой из остальных троих членов нашей группы. Или Савельев, или Семенов. – Он видел настойчивый взгляд Дронго. И поэтому ответил на его немой вопрос, добавив: – Или я. Но я этого не делал.

– У вас нет предположений, где может скрываться Савельев? – спросил Дронго.

– Нет. Кабы знал, разве я бы с вами сговорился? Сам бы нашел и прищучил его. Мне он нужнее вашего. Вам только свой интерес позабавить, а мне еще жить хочется. Я ведь не старый, мне не так много лет.

– А люди, которых вы убивали, им жить не хотелось? – покачал головой Дронго.

– Вы мне здесь гуманизм не разводите. Знаю я ваш гуманизм. На вас небось кровушки тоже немало. Нечего из себя ангела строить. Вы в ООН работали. Там вас «голубыми ангелами» называли, а на самом деле вы такие же убийцы, как и мы, только с международными паспортами.