Голубая ива - Смит Дебора - Страница 42

Она затрепетала, когда он взял ее руку и положил себе на грудь. Сердце его бешено колотилось.

— Боже мой, Лили!

Он медленно повернул голову и посмотрел на нее. Смягченный. Взволнованный. Примиренный.

— Лили, — повторил он, на этот раз очень нежно.

Они словно впервые видели друг друга, борьба с обеих сторон закончилась.

— Послушай, — вдруг начала она. — Не могли бы мы притвориться — только на эту ночь, — что на свете ничего не существует, за исключением того, что произошло сейчас?

— Было бы лучше, если бы ты ушла.

Она сжала губы, борясь с желанием уговорить его, крепко сжала его руку, отстранившись, и села на постели. Ее обнаженная спина переливалась словно свежевспаханное поле на солнце. Девушка не сомневалась, что он не сводит с нее глаз.

У Артемаса перехватило дыхание.

«Пусть уйдет. Ради нее же».

Лили скользнула на край постели, стала спускать ноги. С мягким шорохом он неожиданно схватил ее за руку.

— Нет, — хрипло выдохнул он. — Не уходи.

Слезы полились по ее щекам. Она обернулась и упала в его протянутые руки, погрузилась в горячие объятия. Он, дрожа, пробегал пальцами по ее спине. Она шептала его имя.

Время остановилось. Они опустились на постель, глядя друг другу в лицо, целуясь, изучая друг друга. Он дотрагивался до нее с такой нежностью, что все, что было до этого, разом померкло; Лили купалась в его любви.

Его плоть уже больше не была оружием; он показал ей, как снимать презерватив, и когда, изумленная очередным открытием, она наивно коснулась довольно твердого кончика, он, вздрогнув, весело рассмеялся.

Она неистово склонилась и поцеловала его. Он снова вздрогнул, но отнюдь не от дискомфорта: самая естественная вещь в мире — попробовать языком. Мускусный запах возбудил ее, и она, обхватив плоть губами, слегка укусила; он непроизвольно выгнулся и приподнялся; она затрепетала, осознав, что он подсознательно хотел именно этого.

— Слишком много, — прошептал он, ероша одной рукой ее волосы, а другой поддев подбородок. Он страстно целовал ее лицо. — Слишком уж хорошо. Сейчас все поймешь.

Он с превосходной небрежностью перевернул ее на спину и прильнул посасывающими поцелуями к ее груди, губы совершенно произвольно гуляли по ней, девушка от наслаждения раскрыла рот и изогнулась. Он постепенно переключился на ее живот, затем чуть ниже; одновременно он ласково, но настойчиво развел ее ноги. Неожиданно он приник губами к возбужденному средоточию ее женственности, и она закричала от наслаждения, но почему-то борясь и взрываясь.

Она сходила с ума от благодарности, жаждая излить ему свои чувства и притянув его голову, поймав своими губами, неистово ласкала его. Они упали вместе, слившись в единое целое.

— На этот раз больно не будет, — полувопросительно сказала она.

— Я не позволю, — обещал он с нежностью. Он вздрогнул, придя в себя. На этот раз уже она склонилась над ним, целуя его, обнимая, лаская.

Он подсунул под ее очаровательную попку обе руки и устремился вперед. Медленно изучая ее взгляд, он искал признаки боли или страха. Ни того, ни другого не было.

Они перестали обращать внимание на ритм, который теперь лишь сдерживал их. Он знал то, что должен почувствовать, она — нет. По-видимому, он понял это, и экспериментировал, чтобы удовлетворить ее любопытство, — сначала двигался медленно, затем очень быстро, и, вдруг замерев, наблюдал за ней, в то время как она, медленно изогнувшись, предавалась необычным ощущениям.

— Продолжай, — довольно прошептала она. Он поцеловал ее. — Продолжай, — повторила она, крепко вцепившись в него, запрокинув голову, полузакрыв глаза.

Артемас метался между вожделением и заботой, все еще сдерживаясь и боясь, что добавит чересчур к этой новизне. Но даже в тусклом свете он прочел экстаз на раскрасневшемся лице, заметил ошеломляющую концентрацию в ее затаенных, полузакрытых глазах. Руки, обхватившие его бедра, обессиленно упали, в то время как все ее тело напряглось, она, дрожа, прильнула к нему, сводя его с ума крепостью, видом, запахом и, наконец, глубоким гортанным стоном. Он никогда никого не хотел так сильно, никогда ни к кому он не испытывал такой благодарности, и, самое главное, он никогда не чувствовал такой бескорыстной заботы о его собственном удовольствии.

Он что-то выкрикнул — не важно что, она одарила его нежным возгласом счастья, взяв его лицо в свои руки, — потом он просто растворился в ней и забылся ощущением счастья.

Прошло много времени, прежде чем чувства уступили место словам.

— Что я говорил? — наконец спросил он.

Он щекой привалился к ее груди, поигрывая пальцами в ее пушке. Она коснулась его скул, лба, откинула влажные волосы с виска.

— Ты говорил: «Я хочу, хочу, Боже», а еще звал меня.

У Артемаса вдруг пересохло в горле, он приподнялся и заключил ее в объятия. Ее глаза так и сверлили его, наливаясь слезами. Она спряталась у него на груди.

— Я ненавижу некоторые вещи в тебе, — прошептала она прерывающимся голосом. — Я всегда их буду ненавидеть.

Он закрыл глаза.

— Я знаю.

Мир между полусном и сознанием был заполнен печалью и эротическим отчаянием. Они продолжали касаться и удерживать друг друга. Заря уже догорала. Лили вновь склонилась над ним, лаская его грудь, соски, живот, потом, откинув одеяло, двинулась вдоль бедер, дошла даже до ступни, потом тем же путем возвратилась и коснулась, немного задержавшись, его плоти.

Он открыл глаза. Ее грудь неясно вырисовывалась в слабом утреннем свете; густые волосы, рассыпавшись поверх одного плеча, скрывали ее лицо, ее мысли. Она провела кончиком пальца по крохотной капельке жидкости. Артемас приподнялся на локте и откинул ее волосы.

Лили, взглянув на него, приложила пальчик к губам и облизнула его. Он думал, что сердце его вот-вот разорвется на части от отчаяния.

— Я хотела сохранить частичку тебя.

Не было никакого смущения, никакой намеренной лжи или провокации. Она имела в виду именно то, что сказала.

Он на мгновение лишился дара речи. Провел тыльной стороной ладони по ее щеке. Слезы брызнули у него из глаз. Она неторопливо нашла один из пакетиков и вскрыла.

— Так хорошо? — спросила она, справившись самостоятельно.

Он кивнул.

Она опустилась на колени, подвела себя к его вершине, прикрыв глаза, сосредоточилась. Она злилась на себя за то, что сказала ему минуту назад. Артемас обнял ее за плечи. Но нет, он не должен двигаться. Наслаждение пришло немедленно и непроизвольно. Нежный стон. Дремота, которая последовала за этим, стала чудесным убежищем. Наконец ее дыхание замедлилось, руки ослабли. Он позаботился, чтобы она не соскользнула с постели, нащупав одеяло, укрыл ее, разглаживая края и подтыкая под нее. Собственные пальцы казались ему толстыми и неловкими от волнения, лаская ее шею, он почувствовал пульсирование тонкой жилки, и от этого прикосновения у него захватило дух.

Лили обернулась уже в дверях. Комната была окутана предрассветным серебряным туманом. Артемас спокойно спал. Прижимая к себе футболку и трусики, она боялась окончательно утратить рассудок. Ей не хотелось проводить последние несколько часов в борьбе.

Вздрогнув, она махнула рукой, словно прощаясь. Надо поторопиться, чтобы сделать задуманное, иначе он проснется.

«Прощай», — эхом отозвалось в голове.

Сгорбившись, пытаясь удержать боль внутри себя, она попятилась в холл. Склонясь над клочком бумаги, она тихонько заплакала. Внутренний голос подталкивал ее. Лили выскользнула из дома.

Он проснулся от яркого солнечного света. Она ушла?!

Артемас сел, недоуменно глядя на пустое место рядом. Прислушался, пытаясь уловить хоть какой-нибудь звук в доме. Тишина.

Он натянул джинсы и, надев кроссовки, быстро осмотрел комнаты наверху и внизу, потом выскочил наружу и побежал к амбару. На сеновале ее не оказалось. Он уже все понял, но не хотел этому верить.