Да, я счастливчик, и что с того?! Том 1 (СИ) - Романов Илья Николаевич - Страница 24

Да никуда моя рыжая краля не денется. Она от одной моей фамилии потекла, встретимся еще. А вот фотографа можно и упустить ненароком. Будем разбираться с проблемами по мере их поступления.

Пока пересекал зал, выхватил кубики из кармана и потряс в кулаке. Достигнув захлопнувшейся двери, остановился и бросил их на ладонь.

Шестерка и тройка.

А знаете, я парень не гордый. Мне хватит! Или оставить?.. Сука…

Дилемма возникла такая, что я застыл на месте, слушая, как ботинки этого чмошника стучат за проклятой дверью, а их хозяин в настоящий момент удирает от меня всё дальше и дальше. Кровь набатом била в ушах, а я смотрел на пару игральных костей во влажной от пота ладони и думал, упуская драгоценные секунды.

Глава 13

– А, к черту! – спрятал кубики и, распахнув дверь, влетел в еще один коридор.

В последний момент увидел, как спина фотографа скрылась за поворотом, и устремился туда в надежде, что мне вообще не придется запускать цепь событий, сжирающую ману. Может, и своими силами удастся нагнать. Протупил знатно, каюсь, но ведь не всё еще потеряно!

Однако наши кошки-мышки сильно затянулись. А всё потому, что сраная мышка знала в этой академии каждую норку, как свои пять пальцев, в отличие от меня. Всякий раз, когда я сокращал расстояние между нами, неизвестный находил способ ускориться вновь. Нет, так дело не пойдет!

«Монеткой», запускавшей двигатель моей способности, теперь оказался восковой апельсин из вазы с такими же ложными фруктами, найденной на тумбочке в одном из пустынных коридоров. Замахнулся и бросил вперед, ожидая, что одно лишь это действо приведет меня к тому, что погоня каким-то непонятным образом перевесит в мою пользу.

Причем сосредоточился при этом настолько, что впервые почувствовал энергию маны, пульсирующую в теле. Так же отчетливо, как ощущал пульсацию крови, бегущей по венам. Липовый апельсин летел во время сего прихода, как в замедленной съемке. Клянусь, видел на нем каждую вмятинку, каждое пятнышко, словно смотрел откуда-то со стороны. Не собственным зрением, не со своей колокольни.

Время будто бы остановилось, окружающие меня звуки убавились на несколько тонов. В целом мире существовали только я и восковой апельсин, отправленный мною в свободный полет. Так же медленно, словно нехотя, на его траектории постепенно возникало препятствие в виде приоткрывающейся двери.

И как же смачно этот фрукт прилетел в лоб выходящей из комнаты бабке! Неожиданный приход всё еще не отпускал меня, и я во всех неприятных подробностях увидел, как дряблая кожа старческого лица заколыхалась от внезапного столкновения. Как от удивления поднимаются брови, приоткрывается рот…

Да, выглядело это эффектно, но, в конце концов, я всего-навсего бросил в какую-то бабку искусственным апельсином. Такая вот лирика.

Из режима слоу-мо вышел, как по щелчку пальцев. Голова кружилась, сердце отбивало бешеный ритм, а в горле пересохло.

Вот мы смотрим друг на друга. Атмосфера между нами накалилась настолько, что мне показалось, как воздух в коридоре потяжелел и нагрелся на несколько градусов.

– Прошу… прощения? – выдавил я, а восковой фрукт тем временем лениво катился по полу, и остановился, уткнувшись в мои ботинки.

У меня даже фотограф из головы вылетел, потому что намечалась заварушка похуже.

Бабка прищурилась, сжала и без того сморщенные губы. Понятия не имел, кто она такая, но если позволяет себе с такой физиономией пялиться на человека с голубой кровью, но она либо не понимает, кто я такой, либо вообще бесстрашная. Первый вариант был бы для меня предпочтительнее.

– Ты… – процедила она сквозь зубы, и я опасливо попятился, – …думаешь, что если родился с серебряной ложкой у одном месте, то можешь позволять себе любые вольности? Внучок…

Помотал головой и попятился еще дальше.

– Видала я всяких отщепенцев средь отпрысков княжичей и графьев, чтоб им пусто было, – злобно протараторила она и сделала уверенный шаг ко мне. – Вазы бьють, по коридорам носятся аки демоны, по углам прелюбодействують. Но чтоб нападали посредь бела дня на бедную Агафью Петровну, заняться больше нечем потому что…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Дрожащими руками она вынула из кармана передника свисток, приложила к губам и с такой силой в него засвистела, что я аж согнулся пополам и уши зажал. Барабанные перепонки грозились лопнуть, как мыльные пузыри.

Она всё продолжала свистеть, и я уж думал покинуть поле боя с позором. Освистанный в самом прямом смысле этого слова!

– Агафья Петровна! – раздался крик моего внезапного спасителя, и старушка, вынув свисток изо рта, нехотя обернулась на голос. – Опять вы за свое!

Спасителей у меня было несколько, и все в темно-синих мундирах местной охраны.

– Было совершено вооруженное нападение, – доверительно сообщила им бабка, тыча в апельсин возле моих ног. – Работайте свою работу. Не мне же ее за вас делать. Любой проступок должен быть наказан по чести и справедливости! – назидательно вскинула она указательный палец и, не дожидаясь ответа, пошаркала дальше по своим делам.

Охранники уставились на меня, я – на них, а после просто развел руками, мол и что это была за херня такая? Что это за террористка старая и как мне теперь избавиться от этого звона в ушах?

– Вы расскажете, что здесь произошло? – нарушил тишину один из трех мужчин, скептически поглядывая на «орудие преступления».

– И заранее просим прощения за Агафью Петровну, – извиняющимся тоном добавил другой. – Это наша старшая уборщица. Вы, видимо, первый год здесь…

– Это всё – досадное недоразумение, – ответил я, поднял наконец-то с пола долбанный восковой апельсин и положил его обратно в вазу. – Понимаете, этот удар предназначался не ей. Если бы вы видели убегающего отсюда студента… вот ему.

– А не тот ли это парень, которого мы по дороге сюда нашли? – почесал затылок третий из прибывших на сигнал тревоги охранников.

– Который споткнулся об ковер и влетел головой в тумбочку? – подсказал второй.

– Скорее всего, он, – важно кивнул я.

Цепь случайностей сработала, как надо. Вот только предположить не мог, что одним из ее звеньев станет бешенная старуха, пересекаться с которой в стенах академии больше не было никакого желания.

Пришлось немного приврать, чтобы объяснить, что между нами произошел легкий, ничем не примечательный конфликт, а фруктом я в неприятеля запустил, скорее, в шутку. Не хотелось упоминать настоящую причину всего произошедшего, пока не разберусь с делом самостоятельно. Если кто-то точил на меня зуб и хотел использовать эти фотографии для слежки или компромата, сперва нужно узнать, кто именно, а уже потом делать определенные выводы.

По окончанию разговора узнал, что горе-фотограф сейчас прохлаждается в медицинском пункте. Башкой он об тумбочку приложился знатно, но с меня все взятки гладки. Ничем я не мог этому поспособствовать, будучи прижатым Агафьей Петровной к стенке, так им показалось. И я с такими доводами, разумеется, согласился.

В медицинский пункт меня любезно проводили, напоследок пожелав приятного дня. Но день окажется действительно приятным, если в течение него я больше не встречу Полиночку, что пока еще было под большим вопросом.

Здесь пахло лекарствами и формалином, белоснежные стены слепили глаза. Первая комната была уставлена стеклянными шкафами с инструментами и препаратами, у окна стоял письменный стол, заваленный бумагами. Во второй располагались койки в несколько рядов с тумбочками из светлого дерева и ширмами подле каждой. Занята из них была лишь одна. Та, возле которой сейчас суетилась медсестра. Туда я и направился.

– Добрый день, – улыбнулся я женщине. – Друга вот пришел навестить…

Краем глаза увидел фотоаппарат, одиноко стоящий на тумбочке. Неплохо было бы проверить, что он там наснимал.

– Добрый день, – обернулась ко мне медсестра. – К сожалению, ваш друг еще не пришел в себя.

Она сидела на краешке койки, опустив руки на голову пострадавшего. Ладони ее излучали слабое золотистое сияние. Магичит. Светло-русые волосы были собраны в небрежный пучок на затылке, а лицо обрамляла пара пружинистых локонов. Белый халатик показался мне чуть короче норм приличия и в данный момент немного приоткрывал кружево края белых полупрозрачных чулков.