Между Сциллой и Харибдой (СИ) - Вонсович Бронислава Антоновна - Страница 69

— Да она же старая уже, — шипела Эрнандес вроде бы тихо, но так, что слышали не только те, кто рядом, но и до меня доносилось. — И что Рауль в ней нашёл? Не иначе как некоторые талантливы в приворотной магии.

Ей кто-то тихо возразил, что, если бы я была талантлива в приворотах, до этого возраста не дожила бы незамужней. Это прозвучало даже обидно. Каких-то двадцать пять лет — а меня уже считают перестарком на местном брачном рынке. Повезло, что хоть кто-то заехал к моим увлечённым магией родителям, а то я так и сидела бы дальше в девках. И дважды повезло, что это оказался теофренийский принц. Именно эти мысли проступили сейчас на лице Эрнандес, которая пренебрежительно бросила:

— Подходящего жениха не заезжало. К ним же никто не ездил, потому что они ненормальные.

Тут моя так называемая тётушка, которая до этого старательно игнорировала все выпады, притворяясь, что их не замечает, не выдержала и развернувшись, почти маршевым шагом подошла к Эрнандес.

— Что вы там говорили про моего брата и его семью, сеньорита? Не повторите?

— Конечно, нет, — заметила я, встав с тётей рядом. — Сеньорита Эрнандес труслива и может только тявкать издалека. Иначе она бы давно поделилась своими подозрениями с отцом и потребовала проверить. Или поделилась, а ей посоветовали не нести чушь? Нужно будет спросить лично у сеньора Эрнандеса при встрече.

Подруги Эрнандес сделали вид, что они не с ней, и отхлынули так быстро и синхронно, словно неоднократно это отрабатывали. И то правда, отец Эрнандес занимал высокий пост, но он ничуть не выше поста короля или королевы, которой я могу стать. Так зачем заранее портить отношения с будущей правительницей?

— Вы меня неправильно поняли, — испуганно заблеяла побелевшая Эрнандес. Причём, как мне показалось, испугалась она больше не меня, а того, что с ней сделает отец, когда узнает. — Я говорила совсем о другой сеньорите.

— Неужели? — тётя столь сурово поджала губы, что даже мне стало страшно, что уж говорить об Эрнандес, которая окончательно сдулась и выдавливала из себя слова уже дрожащим голосом.

— Именно так. Но если по недоразумению вы приняли это на свой счёт, приношу глубочайшие извинения.

— Мы подумаем, — сухо сказала тётя и развернулась к выходу.

Я пошла за ней, но не устояла и на прощание бросила Эрнандес:

— Сеньорита, в вашем возрасте уже пора научиться держать язык за зубами, а то вы составите проблему не только для вашего отца, но и для будущего мужа.

Посмотрела она на меня зло, но промолчала. И я думала, что этот мелкий инцидент так и забудется, но нет — тётя никак не успокаивалась, всё вспоминала и злилась. Даже начала сочинять письмо отцу незадачливой девицы. Но отправить не успела — вечером к нам явился лично сеньор Эрнандес, довольно представительный мужчина в возрасте. Уж не знаю, кто ему донёс, точно не любимая дочурка, но там и без неё хватало зрителей. Сеньор извинялся куда искреннее и многословнее. Боялся, наверное, что после свадьбы, которая должна была состояться уже на следующий день, я буду иметь достаточный вес, чтобы потребовать убрать отца наглой девицы с хорошего места. Озвучивать подобные мысли я, разумеется, не стала, но визитёр каким-то шестым чувством о них догадался и неожиданно сказал:

— Мария Виктория слишком глупа, чтобы понять, что Его Величество Луис никогда бы не одобрил брак Его Высочества Рауля, если бы не считал это лучшим вариантом для Теофрении.

— Почему вы так решили, сеньор? — опешила я от столь грубой лести.

— Потому что для нашего короля благополучие страны стоит на первом месте. Всегда. Вне зависимости от желания окружающих. Он и детей воспитал в том же духе.

Тут я дипломатично промолчала. Не выдавать же случившееся с Марселой? Да и что касается нашей с Раулем свадьбы, король наверняка посчитал, что принц может получить возможность жениться по своему усмотрению в качестве награды за всё, что мы с ним натворили.

— Не смотрите так скептически, сеньорита. Королю было предсказание.

— Предсказание? — невольно заинтересовалась я, вспомнив почему-то Теодоро, который тоже собрался жениться на Марселе по предсказанию. Но потом, видимо, решил, что под предсказание больше подходит Эстефания. — Какое же?

— То самое. — Он выразительно подвигал бровями, но поскольку не увидел на моём лице ни проблеска понимания, продолжил куда понятней: — Которое даёт каждому королю главная провидица Пфаффа. Точно не знаю, что именно она предсказала Его Величеству. Слухи разные ходят, так что вам лучше непосредственно у Его Величества и спрашивать.

Он торопливо увёл разговор в сторону, словно боялся сболтнуть что-то лишнее, и опять принялся многословно извиняться. Я бы предпочла продолжения разговора о предсказании, которое показалось мне важным, но сеньор мастерски уходил от вопросов и возвращался к извинениям. В конце концов тётю его извинения растрогали, она согласилась их принять, и сеньор Эрнандес ушёл почти счастливым. Мне он показался куда приятней дочери. Но увы, и куда менее болтливым — вытащить из него что-то нужное было практически нереально, зато зубы он заговаривал мастерски.

Остаток дня прошёл относительно спокойно. Тётя всего лишь раз десять забежала проверить, не случилось ли чего с моим свадебным платьем, не запылились ли жемчужное ожерелье и серьги и не помялись ли на туфлях бантики. Последние помяться никак не могли, потому что их там не было: отказалась я и от бантиков, и от пряжек. И от большого количества оборок на платье, которое попросила сшить максимально строгого фасона, насколько это было вообще возможно для свадебного. Строгость искупалась изящной вышивкой и кружевами, и платье было прекрасно. И я в нём себе ужасно нравилась.

Понравилась я и Раулю, с которым мы встретились на следующий день в Храме. И не просто понравилась — он на какое-то время даже застыл, не в силах оторвать от меня взгляд. Возможно, для кого-то моя внешность была куда хуже внешности Эстефании, но уж точно не для моего жениха.

Он взял меня за руку, и священник, облачённый в дорогое одеяние, начал церемонию. Проходила она за закрытыми дверями, даже близкие родственники не допускались. Считалось, что в такой момент перед Двуединым должны стоять только пара и те, кто проводит божественную волю. Было их немного, от силы человек десять, которые выполняли роль церковного хора, в нужных местах подхватывая речитативом слова основного ведущего этого мероприятия.

В конце церемонии на нас внезапно пролился столб тёплого обволакивающего света. Я сразу подумала, что он наверняка виден и снаружи, и укоризненно посмотрела на Рауля, который уже выглядел, как Сиятельный.

— Ты уже сняла иллюзию? — прошептал он. — Мы же договаривались вместе по сигналу, перед открытием дверей.

— Я не снимала. А вот ты снял, — так же тихо ответила я. — Не хотели же устраивать дополнительные эффекты.

Проводивший церемонию священник на наши разговоры не обращал внимания, он в молитвенном экстазе смотрел исключительно в потолок и что-то восторженно бормотал.

— Но я тоже не снимал. И этот странный свет…

— То есть к нему ты не имеешь отношения? — недоверчиво спросила я.

— Зачем бы мне это делать?

— Меня порадовать? — предположила я, хотя уже окончательно уверилась, что Рауль тут ни при чём.

Неужели Альварес? Они с Ракель в последнее время усиленно интересовались всякими визуальными эффектами. Ракель я всё рассказала, поскольку считала её подругой, а теперь не была обременена герцогской клятвой. Она, как только услышала о нашем договоре с Эстефанией, возмутилась и завела привычную песню о том, что всегда знала, что все Сиятельные сволочи, но это и для них перебор. Но внезапно сообразила, что Сиятельных почти не осталось, а те, что остались, не такие уж и плохие. Она недолго помолчала, принимая свалившуюся реальность, потом неожиданно дала клятву о неразглашении и сказала, что есть Сиятельность от Двуединого, а есть Сиятельность от демонов, а поскольку у нас с Раулем первая, то она — во благо. Вот, видно, и решили всем остальным показать, что наша Сиятельность подарена Двуединым. Но устраивать это, не согласовав с нами, было плохой идеей.