Враг Самогеты (СИ) - Пушкина Анна - Страница 33

– Пусть сама говорит.

Важно было убедиться, что наша провожатая знает, каким путем мы пойдем, в узких туннелях никто, кроме нее, не ориентируется. Я присматривалась к гномихе. Турея ничего интересного не подсказывала, обычное свечение незрелого отрока. Взросление часто протекает болезненно, особенно если твои сородичи уверены, что пользы от тебя немного, и первого готовы отдать на съедение тварям. Впрочем, для нас это, скорее, удача, можно не ожидать подвоха или ножа в спину. Кто знает, что там, в этих крошечных головках, творится. В глубоких пещерах ничто не мешает изворотливым гномам от нас избавиться, завести в свои лабиринты, и поминай как звали.

Трантина сначала говорила тихо, но, убедившись, что никто ее не перебивает и все внимательно слушают, заговорила уверенней:

– Пойдем туннелем, который выведет нас к залу Всюдублеск, тихонько пересечем его, дальше по галерее Павших и снова в туннель, а там недолго до ближайшего охранного рубежа.

Звучало не слишком сложно, но на всякий случай я переспросила:

– Ты уверена, что не потеряешься в ваших темных туннелях?

Она решительно кивнула. Все же характер в этой малявке есть, и, возможно, впервые ей представится возможность его показать. Трантина нас еще удивит, иногда характеру надо время, чтобы раскрыться.

Седобородый дослушал, что-то бубня своему ворону, забрал свежее мясо у оборотней и, не прощаясь, пошел прочь. Трантине ничего не осталось, как последовать за ним, обещая вернуться за нами ранним утром. Около снятой с петель двери старый гном остановился и начал быстро что-то нашептывать. Дверь залилась белым светом, вспыхнули руны, и через миг она вернулась на место, словно и не лежала на земле никогда.

– Эй, гном, – окликнул его в спину князь-болтун.

– Чаго? – ответил седобородый, оглянувшись.

– Мясо для ваших детей и для нее, – Мор указал на нашу провожатую, – чтобы утром она вернулась к нам сытая и отдохнувшая.

Разглядывая шрам князя-говоруна на пол-лица, седобородый сердито буркнул:

– Не думай, что ты тут что-то решаешь, эти горы – наша земля.

– Ага, вижу, только чего-то вы не очень справляетесь с ее охраной.

Вот точно балабол. И что за Дух его за язык вечно тянет? Не хватало нам еще перед походом по гномьим туннелям с этими же самыми гномами повздорить.

– Доброй ночи! – крикнула я, вмешавшись, не специально обнажив клыки при кривой улыбке. Улыбаться красиво я никогда не умела.

Гном смерил меня недовольным взглядом, ничего не ответил и скрылся в темном туннеле.

– Это что сейчас было, орочья дипломатия? Не думал, что она существует.

Такую же кривую улыбку с клыками, которая быстро превратилась в оскал, я продемонстрировала и князю-болтуну.

И пока перепалка не переросла во что-то большее, между нами встрял драгон.

– С-савтра идти, вс-сем надо отдохнуть.

Рассудительный тон ящера охладил мой пыл. Я покосилась на князя: спрятать его труп в темных пещерах будет легче, чем где-то тут.

После этой небольшой сцены никто в лагере особо языком не чесал, сказывались усталость и напряжение. Все занялись своими делами. Сетсей вызвался отправиться на дежурство первым. Оборотни принялись готовить на огне наш ужин. Повеяло ароматом жареного мяса, и голод обострился настолько, что сбил с мыслей. Чтобы отвлечься, принялась наблюдать за Алгердой и Худым Эллом, устанавливавшими две походные палатки. Никогда не видела магических палаток, орки используют походные кожаные, которые цепляются веревками к копьям и легко продуваются всеми ветрами. А если стоянка долгая, то шатры понадежнее делают. Зачарованные предметы, как эти палатки, в пустошах Хангар – явление редкое. Худой Элл достал два тряпичных мотка, совсем небольших по размеру, сильно встряхнул, отчего мотки вмиг расправились и приняли нужную остроконечную форму, осталось лишь колышками вбить, чтобы ветер не унес. Слышала, что в таких палатках тепло даже морозной ночью. Когда-то давно, будучи еще сама отроком не старше Трантины, совершая учебные походы, я тряслась по ночам от холода и мечтала очутиться в такой палатке. В груди защемило, и я тряхнула головой, прогоняя тоску по орде, по своему народу, по отцу.

Вскоре все собрались вокруг костра и молча, с аппетитом вгрызаясь в жареное мясо, ели. Чавканье перебивалось лишь негромкими переговорами Мора с Худым Эллом. Они обсуждали, что магу следует делать, когда мы уйдем. Волки согласились остаться с Эллом, пока мы не вернемся. Втроем они должны вернуться к гномьему перевалу и ждать нас там. Худой Элл за это время перебросит парочку магов из деревни оборотней, и в случае чего они обеспечат нам отход. Все верно, я поступила бы так же, будь это мои воины. Непроизвольно вспомнились Глара, Рекштар и Дрокул, мой отряд. Тоску по ним я решила заесть еще одним куском мяса.

Плотно поужинав, мы разошлись на ночлег, нас с голубоглазкой подселили в палатку к княжне, она не стала возражать или сделала вид, что ей все равно. Все оборотни перекинулись волками и спали на улице. Сетсей, князь и Худой Элл должны были сменять друг друга в карауле. Я вызвалась тоже, но меня проигнорировали. Не надо так не надо, лучше высплюсь. Начинаю понимать, отчего человеческие женщины такие неженки. Размышляя об этом, я укрылась одеялом и провалилась в сон почти сразу. Но спалось погано. Потеряла счет, сколько раз я проснулась за ночь, прислушиваясь к шорохам. Треск костра, ветер в верхушках сонных деревьев, все спокойно. Обе княжны крепко спали. Чего-то нервы шалят. Убедившись, что все в безопасности, я снова проваливалась в сон, и так каждый раз. Одно хорошо: палатка, и правда, удобная и теплая.

В который раз я опять проснулась, стало заметно светлее. Мучиться от некрепкого сна устала и поэтому тихо выбралась на свежий воздух. Небо только-только начинало светлеть. Первым я увидела развалившегося около костра задумчивого князя. Плохой из него караульный или слишком самоуверенный. Заметив меня, он лениво зевнул и протянул кружку с чем-то горячим. Над напитком причудливыми формами поднимался пар. Выглядел князь-болтун так же погано, как и мой сегодняшний сон, вероятно, тоже плохо спал. Молча я взяла кружку и пригубила. Напитком оказалась просто подслащенная горячая вода, чтобы согреться. Что за дрянь? Хмыкнув, я вытащила из своего кармана остатки скрученной смеси зерен горького дерева. Последнее, что осталось от припасов, остальное утонуло с дорожным мехом на болоте. Раскрошив остатки сухой смеси пальцами, насыпала в свой напиток и вопросительно посмотрела на кружку князя. Он подозрительно покосился на порошок, наверное, размышляя, хочу я его отравить или нет, но все же решился и протянул кружку. Порошок зерен горького дерева быстро смешался с водой, и я с наслаждением втянула носом терпковатый аромат, ощущая, как душа, придавленная усталостью, начала просыпаться.

Мор глотнул и… одобрительно кивнул. О, золото всей орды! Промолчал! Заставить этого князя молчать даже приятнее, чем пустить ему кровь.

Так, в окружении утренней тишины, всматриваясь в багрянец, расползающийся на горизонте, попивая напиток горького дерева, мы и стояли, пока не начали подтягиваться остальные.

– О-о-о, пахнет хорошо. Чего это там у вас в кружках? – спросил сонный Ортос и принюхался.

Не сговариваясь, мы с князем допили содержимое большими глотками и молча разошлись, каждый в свою сторону.

Завтрак состоял из вчерашнего мяса. Голубоглазка попыталась отказаться, но я лишь настойчивее пихнула самодельный вертел из палки ей в руки и смерила хмурым взглядом.

– Надо есть.

– Да-да, помню, хороший воин хорошо кушает, – зевая, ответила она, но вертел все же взяла и без аппетита принялась откусывать от него маленькими кусочками. Дожевывая уже невкусное отлежавшееся, жесткое мясо, я присмотрелась к ней через турею. Видеть ее ауру после того, как она развязала между нами веревку, я больше не могла, но даже несмотря на это ничего необычного не рассмотрела. В ее случае отсутствие любых изменений – это уже хорошо. Значит, она пребывает в спокойствии духа.