Фемида его любви (СИ) - Ельская Ингрид - Страница 14

После укола Алекс перестал стонать и задышал ровно. Поблагодарила Молчуна я под аккомпанемент громкого урчания желудка, который в который раз за сегодня напомнил, что вообще-то тоже нуждался во внимании.

Парень покосился на меня, я стыдливо отвела глаза. Да, не ела весь день. Хорошо хоть в голодные обмороки не падала, хотя у меня и крошки хлебной во рту не было с утра. К Егору я тоже на голодный желудок поехала, о чем теперь жалела. Сейчас я была готова слопать бизона в одного. Целиком и косточки обмусолить. Каждый хрящик погрызть…

Молчун прочитал в моих глазах мечты о святом мясе, прошёл к выходу и в дверях кивнул мне, приглашая за собой. Я подошла к нему, поначалу подумав, что он мне что-то сказать хочет, а потом вспомнила, что парень не мог говорить. Он кивками звал меня за собой.

— Куда ты меня зовешь? Мне нельзя выходить из комнаты, — замотала я головой, испуганно оглядываясь на Алекса.

Я напоминала дрессированную собаку, которой было запрещено покидать пределы вверенного участка. Даже при открытой двери нельзя пресекать черту. Хозяин не разрешал.

Молчун взял с журнального столика листок и быстро стал писать

«Пойдем со мной на кухню. Поешь и вернёшься. Он не проснётся до утра».

— Алекс запретил мне.

«Со мной можно».

Я растерянно затопталась на месте. Есть хотелось ужасно, но я боялась отдаляться от Шурика. Мало ли что на уме у этого Молчуна. А вдруг он сейчас меня оттащит к тем сумасшедшим уркам и они продолжат начатое, а потом скажут, будто я сбежала.

Нет, так рисковать нельзя. Но кушать хотелось больше, чем слушаться Алекса, который, возможно, не проснется до утра...

Я сдалась. Плюнула на запреты и решила, по-быстрому перекусить и вернуться обратно.

Молчун проводил меня до кухни на первом этаже. Пока я разглядывала большое помещение с фиолетовым гарнитуром и залипала на кучу разной техники, парнишка по-хозяйски открыл холодильник и стал рассматривать его богатства. Так и хотелось шикнуть на него со словами: «гони все, что там есть, что ты там копаешься?!», но воспитание мне не позволило. Пришлось молча ждать, пока кормилец решит, что такая, как я, соблаговолю отведать. От шашлыка-то я отказалась. Мне даже стало интересно что он предложит.

Парнишка сделал выбор в пользу бутербродов с горбушей, маслом и сыром. Рядом поставил чай. Зеленый.

Неплохо-неплохо. Я бы, конечно, бизона слопала, а не три тонких бутерброда, но и так сойдёт. Проглотила угощение почти не жуя и жадно припала к горячей кружке, второпях обожгла язык и отставила чай в сторону. Молчун наблюдал за мной с легкой улыбкой. А он милый. Даже шрам сейчас мне не казался таким ужасающим, как в прошлый раз. У парня были добрые глаза. Красивого орехового цвета с искрой озорства, которая едва можно было заметить за его вечной напряженностью в лице. Интересно, как он оказался среди этих людей? Какая у него роль?

— Я допью чай в комнате, — опомнилась и вскочила из-за стола, боясь, что меня кто-то увидит, или Алекс проснется.

Молчун встать не успел, когда в комнату зашли двое мужчин средних лет. Скорее всего они были братьями, потому что были очень похожи: оба светловолосые, голубоглазые, невысокие.

— О, какая красота с босыми ножками! Глянь, Тим! — цокнул один, пугая меня похотливым взглядом.

— Красота-красота, но не по твою честь, — предупредил его Тим. — Это девица Вестника. Не советую к ней приближаться. Даже не смотри на нее. Тоха уже попробовал.

— Она с Вестником? — удивился первый и с любопытством стал меня рассматривать. Похоть испарилась, как только на мне появилось невидимое клеймо Вестника.

В ответ я стала их рассматривать неприязненным взглядом. А кому понравится, когда в его сторону тычут пальцем, как в зверька за решеткой, и еще удивляются, что Алекс посмотрел на такую, как я. Почему они все так удивляются? Что со мной не так-то сейчас? Дело в футболке, моем цвете коже или тут что-то другое?

— Да ладно тебе, не обижайся. Димарик не со зла, — сообщил Тим, заметив мой негатив. — Тебе повезло. Ты под надежной защитой. Даже если расстанешься с Вестником, можешь говорить, что ты его телка и тебя никто не тронет. Пока они справки не наведут, к тебе никто не имеет права прикоснуться, — он подмигнул мне и достал из холодильника бутылку пива, после чего обратился к Молчуну. — Че, пес, охраняешь ее?

Молчун не обратил внимания, будто не слышал.

— Ы-ы-ы… Говорю же, пес, — мужчина махнул рукой и открыл пиво зубами.

— Почему вы его оскорбляете? Потому что он ответить не сможет? — возмутилась я. — Это приятно, думаете? Идите и со своими друзьями так разговаривайте. Только сомневаюсь, что духу хватит. Не каждый такое стерпит и пустит, как у вас принято, другому пулю в лоб!

— А я кажется понял, почему Вестник ее выбрал. Наглая! — хохотнул Димарик.

— Ты чего? Из волонтерского движения, праведница? — моя реакция Тима удивила.

— Не люблю когда обижают тех, кто не может дать сдачи.

— Он меня все равно не слышит. Он же глухонемой, — невозмутимо ответил Тим и прошел к выходу. — Его Вестник в приюте каком-то нашел или выкупил у кого-то. С тех пор этот пес хранит верность своему хозяину. Он знает свое место, так что не расстраивайся за него так. И Алексу привет.

Они оба ушли.

— Ты меня не слышишь? — спросила я, на что Молчун никак не отреагировал. Продолжил внимательно смотреть на меня, ожидая, что скажу дальше. — Ты читаешь по губам?

Получив в ответ тишину, отвернулась от него и едва слышно буркнула:

— Ваш Вестник не парень мне никакой. Он просто мне жизнь спас и силой сюда меня притащил…

Меня прорвало на откровения. Все равно никто не слышит. Себе под нос промурлыкала про все, что произошло за сегодня. И про Егора, и про сбитого мужчину, и про то, как чуть не умерла, про Алекса… Все выложила, как на духу. Когда иссякла, почувствовала, что стало легче.

Молчун сидел позади меня и рассматривал свои черные кроссовки. Вот так и поговорила я сама с собой.

Почувствовав, что я повернулась, парень поднял взгляд, а я увидела классный ракурс и загорелась написать портрет. Я, наверное, напугала парня, потому что резко вскочила и подошла к нему:

— У тебя есть лист бумаги и карандаш? — видя, что меня не понимают, пояснила. — Я бы хотела написать твой портрет. Можно? Я быстро, только мне потребуется бумага и карандаш. У тебя есть?

Молчун не стал возражать. Уже через минуту я с увлечением писала его, запретив двигаться. Портреты у меня получались быстро. Это было моей любимой дисциплиной и хобби. В комнате две полки были битком забиты моим творчеством и все близкие обзавелись собственным портретом. Мои работы висели практически в каждом доме знакомых. Это было моей маленькой гордостью.

Молчуна нарисовала тоже быстро, пообещав ему в будущем сделать самый классный портрет. Я старалась показать максимально его изюминку, словно доказывая окружающим, что он не пес, а вполне привлекательный мужчина с шармом в виде шрама. Мне показалось, что ему понравилось. По крайней мере он улыбнулся.

— Ты классный, — я похлопала его по плечу. — И отлично делаешь бутерброды.

В комнату к Алексу я возвращалась со странным убеждением, что нашла тут себе нового друга.

В спальне было темно. Закрыв дверь я немного постояла на пороге, прислушиваясь. Алекс все еще спал, вокруг было тихо. На цыпочках прокравшись к кровати, я осторожно прилегла на прохладные простыни. Недолго полежав, решила все-таки проверить Алекса и потрогала ему лоб. Он был холодный, как у покойника. Испугавшись в потемках, что Молчун зафигачил ему не тот препарат и Шурик умер, наклонилась к лицу, проверяя дыхание. Дышал.

Когда прилегла рядом, Алекс сгреб меня в охапку и положил к себе на плечо. Млея от его поглаживаний подумала, что он не такой уж и суровый. В нем много ласки, только проявляется она когда разум в отключке.

15

Разбудили меня настойчивые поцелуи. Еще не до конца проснувшись, стала отвечать на требовательные ласки, наощупь ища искушающие к разврату губы и задрожала, когда шершавые пальцы сдвинули кружево и стали ласкать мокрые складки. Ощутив взаимное желание, дыхание Алекса участилось и он стал активнее атаковать мой рот. Властно проникать в него языком, словно трахал меня, пока его пальцы гладили промежность, проникая внутрь и дразнили набухающий клитор. Бесстыже раздвинув бедра, я заелозила в такт в жажде разрядки, тем самым раззадоривая своего утреннего искусителя еще больше.