Трудовые будни барышни-попаданки 2 (СИ) - Лебедева Ива - Страница 37

Что бы это значило? Сначала решился, а потом струсил? Непохоже. Такое ощущение, будто дядя-котик выскочил из коляски, едва услышав название трактира. Интересно…

Но гадать загадки не имело смысла. Кучер возобновил движение без моего приказа, и мы уже почти подъехали к заведению.

* * *

Версия о том, что дядя-котик решил избегнуть трактира из-за его одиозной задрипанности, была отвергнута сразу. «Бристоль» оказался чистым и пристойным заведением, с нижним этажом для купцов третьей гильдии с приказчиками и вторым, с более пафосным залом и кабинетами. Я догадалась, как сюда пустили Федьку. Мои разносчики в чистых рубахах и сапогах явно смахивали на менеджемент, пусть и самого низкого ранга.

Перед тем как войти, я расспросила Сережку о случившемся. Они расторговались, причем сбыли остаток товара оптом, но по розничной цене, да еще с приплатой. Решили выпить чаю в ближайшем трактире — увы, им оказался «Бристоль». Понятно, не только чаю, но я, несмотря на прежние приказы и угрозы, относилась к чарочкам с пониманием: хотят подневольные люди немного посидеть как вольные — пусть посидят.

Увы, главной проблемой трактира оказались не чарочки.

— Я решил за Петрушей сбегать, он, верно, тоже все распродал, к нам пригласить, — пряча глаза, говорил Сережка. — Пока шел, не нашел, тут-то все и случилось. Вернулся, а Федьки уже нет. Мне говорят: он сто рублей бумажных проиграл в долг. Бежать хотел, мы не дали и не пустили долг принести, веры теперь ему нет. Пусть сто рублей принесут, тогда его отпустим, а нет — посадим на беляну бревна считать, пустим по Волге, и пусть от Астрахани бурлаком идет, долг отрабатывать, тогда и отпустим.

В «Бристоле» все оказалось не только чисто и вежливо, но и мафиозно. Меня, конечно же, сопроводили на второй этаж за отдельный столик, и половой, едва я принялась объяснять, за чем пришла, кивнул и умчался. Через несколько минут принес кофе, пояснив, что за счет заведения. Потом к столику направился субъект в бархатном жилете, но с красной, плохо выбритой рожей. Приблизился, услышал окрик, вернулся. А еще через пару минут половой поставил вторую чашку, и явился настоящий милсударь. Безукоризненно одет, безупречно выбрит, с такими холеными ногтями, что я застыдилась своего простенького маникюра. Если бы не бегающие крысиные глазки — эталонный кавалер.

Беседу начал непринужденно — сперва о погоде, потом немножко комплиментов моей предприимчивости. Дожидался, зараза, когда я сама перейду к делу.

— Я, обыграл мужика? Сударыня, такое предположение можно вынести, только услышав от такой прекрасной дамы, как вы. Да, игра имела место, но играли… как бы сказать, сударыня. Я бы унизил себя, назвав этих людей своими учениками. Так, сопутствующая стайка. Разве можно запретить людям с восхищением глядеть на других и подражать?

— Ваша свора обученных шулеров, которых вы спускаете с поводков, — уточнила я.

— Если вам нравится так говорить, я не могу лишить вас этого удовольствия, — улыбнулся собеседник, отхлебывая кофе. — Но я же не виноват, что ваш торговец оказался столь нерасчетлив и неудачлив. Ему везло, пока игра шла на копейки и пятаки. К сожалению, он не расслышал, что с этого момента ставки повышены в квадрате. А обвинять игроков во лжи, а потом махать руками и пытаться уйти, не расплатившись… Это само по себе достойно наказания…

— По законам Российской империи, — резко сказала я, — этот человек может быть наказан или государственным судом, или мною.

От такого официоза собеседник опешил, но тут же взял себя в руки.

— Не буду отрицать вашей правоты, сударыня. Но на этом человеке долг, который не принято взыскивать по суду. И дело в том, что сейчас этот человек не у вас. И не в этом трактире. Он может вернуться, чтобы вы воспользовались вашим правом милости или наказания. Но для этого требуется компенсация.

Вот мерзавец! Но, как говорится, «слава Господу, взял деньгами». Отдать, а несчастный Федька, увидев лицо барыни, сам попросит горячих.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Я готова заплатить карточный долг моего человека.

— Похвально, сударыня, — ответил негодяй после короткой паузы, — но я тщательно все обдумал, и, пожалуй, денег будет недостаточно.

Глава 42

Злость маскирует отчаяние. Надеюсь, в моем случае было именно так. Во всяком случае, именно от злости у меня на мгновение потемнело в глазах. Ах ты падаль смердючая! Мало я вас навидалась в свое время, стервятников с наперстками и картишками возле Сенного рынка! Мало вас потрошили рыбы покрупнее… ничего. Справлюсь.

Быстро уходя, я кивнула в ответ на слова «я вас жду». Типа услышала, приняла к сведению, может, и вернусь.

Вот только вернуться я должна была с лампой, керосином и инженером, который расскажет, как нефть — товар, известный князю шулеров, — следует превратить в этот продукт. После того как инженер — в данном случае я, о чем, надо сказать, гнида эта пока не догадывается, поскольку требует правильного человека — все расскажет и запишет, будет подписан документ, что данная «наука», как сказал шулер, передана ему в собственность.

Совсем просто: за свободу Федьки я должна была отдать патент на керосин. Станет ли мерзавец им пользоваться или перепродаст — не имело значения.

Все это шулер изложил мне медленно и неторопливо, пересыпая предложения комплиментами моим торговым талантам. Но в его крысиных глазах читалось удовлетворение: он думал, что поймал меня. Уловил мое желание вытащить своего человека если не любой, то очень высокой ценой. Начал со мной свою партию и решил, что я из игры не выйду.

Под конец добавил:

— Еще, сударыня. Мне известно, что вы не так давно удостоили своим обществом одну достаточно высокопоставленную персону. Скажу прямо и без обиняков: если этот чиновник явится сюда в полицейском сопровождении, я, хотя и потомственный дворянин, позволю себя обыскать. Но он не найдет вашего человека ни у меня в карманах, ни в этом здании.

Так бы и врезала по гладкой морде! Но уж что-что, а держать себя в руках Эмма Марковна Шторм умела всегда. И не сдаваться до последнего тоже умела.

Ты, плесень, знаешь лишь об одном моем знакомце. А про другого не подумал. Или не донесли.

Как я смогу обратиться к капитану-исправнику после того, что произошло утром? Очень просто. Тут не до мелочных угрызений. Извинюсь, расскажу. И уверена, этот не сбежит, едва заслышав название трактира, где окопался супостат.

А иначе что? Отдать патент, забыть Федьку? Ну нет!

— Эмма Марковна, — услышала я вдруг знакомый голос, — вы на меня еще сердитесь?

Я оглянулась, велела остановиться, выскочила из коляски. Конец сомнениям!

— Наслышан про недавний инцидент с собачкой и змеюкой, — продолжил Михаил Федорович, — и могу только засвидетельствовать свое восхищение. Будошника ближайшего слегка прижучил — чего он не вмешался в такое безобразие? Но так как щенок спасен, а вы расстроены, что-то еще приключилось?

— Да, — ответила я и без всякого жеманства поведала историю злоключений Федьки.

Михаил Федорович посерьезнел.

— Тут рота нужна, трактир оцепить, да не только его и обыскать. А здесь полицейское малолюдство. И это полбеды. Беда в том, что, если начну собирать полицейскую команду, через четверть часа сообщат мерзавцу, что по его душу собрались. Ненадежные тут людишки…

Я кивнула и с надеждой глядела на капитана-исправника, а он думал чуть ли не со скрежетом, как старый процессор.

— Вот что, — наконец сказал он, — есть одно средство. Если у вас смелый человек найдется. И будет у меня к вам, Эмма Марковна, дополнительная просьба.

Ни слова о том, что помогать не будет.

* * *

Смелый человек нашелся — Алексей. Михаил Федорович посоветовал его приодеть, но это не понадобилось. Если мои торговцы выглядели приказчиками, то мой управитель — купчиком второй гильдии, а может, и сынком купца из первой. Свою премию на ярмарке он потратил с толком, приоделся — любо поглядеть. С легендой тоже проблем не было: поругался молодец с отцом-купцом — тот не дал жениться на бедной дворянке. Пошел молодец гулять, горе вином заливать.