Хождение по трупам - Оранская Анна - Страница 10

Не буду оправдываться — но мне так легче было. Уж слишком угнетал вакуум, который казался с каждым днем все более зловещим. И еще казалось, что живу в доме, наполненном невидимым газом, и газа этого становится все больше, он просачивается откуда-то, и не уходит, и душит меня все сильнее, отравляя сознание.

Позвонила Мартену как-то раз — и не знаю, понял ли он, что я выпила, но помню, что сказал, что прекрасно понимает, что мне нужен отдых после такого потрясения и что ждет меня, когда я отдохну как следует. Даже Бейли позвонила — вот уж идиотский поступок, много бы я у него выяснила в своем состоянии, и по телефону, — но его не оказалось, к счастью, молчал мобильный, а перезвонить я забыла. А так только Эд позванивал — и то нечасто — и уверял всякий раз, что все прекрасно, и если я хочу возбудить дело против ФБР, то он готов заняться этим хоть завтра. Но я не хотела — и даже не потому, что знала, что дело это обернется против меня, а потому, что мне на каком-то этапе уже было все равно. Апатия наступила, полнейшая апатия, и нечего было от жизни ждать, и только в забытьи было хорошо и легко.

Я даже не отреагировала, когда Стэйси пропала — как раз семнадцатого отключилась часов в пять, а когда проснулась, было уже двенадцать, начало первого. Не сразу сообразила который час — ну темно и темно — и, только посмотрев на часы, подумала, что странно, что ее нет. Но очередной “драй мартини” и об этом заставил забыть — пьяно заявила себе, что это я ей нужна, а не она мне, и раз не заявилась, то и х…й с ней. Я себя лучше удовлетворю, да и от кокаина надо отдохнуть, хотя не удержалась-таки: втянула в себя две дорожки и, яростно позанимавшись любовью с собой, снова провалилась в сон. А когда и на следующий вечер она не приехала, и на тот, который следовал за этим, повела понимающе плечом: и ты, мол, Брут, Брутиха точнее. И громко рассуждала о том, что удивляться нечему — она же видела, в каком я состоянии каждый день, и, наверное, окончательно убедилась, что у меня какие-то неприятности, и предпочла исчезнуть. Здесь не любят тех, у кого неприятности — их избегают как прокаженных, будто веря, что неприятности есть заразная болезнь, которая может перекинуться на того, кто близок к неудачнику.

Да я вообще обо всем забыла — и последние дней пять даже газет не читала, уверяя себя, что все случилось давно, просто об этом не написали, потому что неинтересно никому, и Ханли сам на меня выйдет, чтобы напомнить, что я должна деньги и ему, и Джо. Даже не сообразила, что звонить ему некуда, потому что мобильный у меня опять новый. И бог знает, сколько бы я пребывала в этой прострации, полностью оторванная от жизни, никуда не выходящая, бродящая целый день по дому в распахнутом шелковом халате на голое тело и босиком, похожая на манекен, одетый с небрежным шиком, — если бы двадцатого утром, спустившись вниз, не заинтересовалась вдруг свежей “Лос-Анджелес пост”. Странен был этот интерес — девица с редким для женщины полумужским именем Роберта, Бобби сокращенно, которая у меня убиралась четыре раза в неделю, в каждый свой приход опустошала почтовый ящик, к которому мне ходить было лень, и выкладывала прессу на стол, а я ее уносила в кабинет, говоря себе, что через час прочитаю непременно, но так и забывала там.

А тут — решила вдруг почитать, видно, почувствовала что-то, хотя инстинкты и приглушены были здорово алкоголем и кокаином. Не сразу, конечно, за нее взялась — зачем торопиться, когда есть более важные дела? Сначала коктейль себе приготовила, и только осушив высокий бокал в три глотка, и сделав второй, и закурив — что такое завтрак и здоровый образ жизни, я уже не помнила и, честно говоря, не знаю, ела ли вообще в эти две с лишним недели, а если и ела, то не помню, что именно, — начала наконец листать. Дошла до единственного интересного мне раздела — криминальной хроники, — проползла по ней, спотыкаясь слабо фиксирующими буквы глазами. Да нет, ничего, что касается Ленчика, — видно, все уже было. Сказала себе, что надо будет прочитать всю стопку, накопившуюся за время моего умственного, так сказать, отпуска, и уже закрыла газету, но что-то вцепилось в слабую память и не отпускало — и раскрыла ее снова, злясь немного на то, что вынуждена теперь все перечитывать, вместо того чтобы спокойно отдыхать, тянуть коктейль и думать о своем.

С третьей попытки только нашла — то слово, которое зацепило. Имя, точнее — Стэйси… И уже увидев его, напрягаясь, прочла крошечную заметку о том, что полиция так ничего и не сообщила корреспонденту газеты по поводу странного убийства актрисы мисс Хэнсон, которая позавчера вечером была найдена мертвой в собственной квартире. 25-летняя мисс Хэнсон жила одна, и труп ее был обнаружен спустя примерно сутки после смерти, и только потому, что пропажей мисс Хэнсон заинтересовалось телевидение, удивленное ее неявкой на работу, ибо мисс Хэнсон ежедневно принимала участие в съемках телесериала. Поскольку съемка оказалась под угрозой срыва, а телефон в квартире Хэнсон не отвечал, одна из снимавшихся в сериале актрис вечером того же дня заехала домой к пропавшей коллеге. Дверь была не заперта, и она обнаружила труп и вызвала полицию.

“…Руководство телеканала, на котором работала Стэйси Хэнсон, сообщило нам, что ему неизвестны мотивы, по которым могла быть убита актриса, — так что остается только гадать, кто расправился с красивой девушкой, сыгравшей две роли в кино и успешно дебютировавшей на телевидении. История и вправду загадочная, особенно если вспомнить, что, как уже сообщалось во вчерашнем номере нашей газеты, на трупе был обнаружен листок бумаги, на котором было отпечатано: 50 000 000 $. Таким образом, можно прийти к выводу, что убийца заранее приготовил листок, который и должен был объяснить причину убийства. Хотя и неясно, кому предназначался этот листок и что должна означать написанная на нем сумма. По мнению полиции, мисс Хэнсон пала жертвой ошибки, убийца принял ее за кого-то другого — хотя Стэйси Хэнсон была задушена в своей квартире, а следовательно, убийца знал, к кому он пришел. Возможно, убийство мисс Хэнсон совершено с целью запутать того человека, кому адресована эта записка, кого-то из очень близких знакомых покойной Стэйси — поскольку сама Стэйси такими денежными средствами не располагала”.

Не поверишь — я даже не поняла ничего сначала. Имя Стэйси не самое редкое, хотя мне лично знакомое, и фамилия показалась знакомой — но я, наверное, только после пятого прочтения поняла, о чем идет речь. И то благодаря тому, что сумма в пятьдесят миллионов тоже была мне очень знакома. Я читала и трезвела постепенно и могу сказать, что была абсолютно трезвой, когда наконец все осознала — что это о моей Стэйси речь, и убил ее Ленчик своими либо чужими руками, чтобы показать мне, что про меня не забыл и недоволен тем, что я исчезла, и что он готов пойти на все. И тут же сказала себе, что этого не может быть, это совпадение просто — даже если предположить, что Ленчик не прятался никуда, не уезжал, следил за моим домом и вычислил Стэйси как наиболее частого визитера, а значит, и наиболее близкого человека, — ну зачем ему ее убивать? Он же не вступал со мной в контакт — да, телефона он моего не знает, но мог бы почтовый ящик использовать, мог бы перехватить меня в городе, коль следит и в курсе того, что я без охраны. И ничего, что я не выходила последние две с небольшим недели — мог бы, в конце концов, письмо мне прислать, это уж совсем просто. Так что все случайно, нелепое совпадение, я тут ни при чем.

И судорожно проглотила остатки коктейля, намереваясь сделать себе еще один, третий уже за утро, когда с удивительной отчетливостью поняла, что он таким образом показать мне пытался, что знает, кто послал к нему киллеров, — и это его ответный шаг, свидетельство, что он мстит кровью за кровь, что он не шутит и что деньги я должна отдать, как только он на меня выйдет. Потому что пустые встречи и разговоры закончились. Или я отдаю деньги — или…

Не знаю, сколько я выпила в тот день — думаю, что очень много, и не пьянела толком, и Стэйси стояла перед глазами, молодая, красивая, начинающая свою карьеру, возможно очень перспективную — и убитая из-за меня. Именно из-за меня — и я не пыталась даже оправдываться тем, что она сама со мной познакомилась, что сама ко мне приезжала и что я ее не зазывала совсем. Наверное, потому так остро все воспринималось, что в первый раз из-за меня кто-то пострадал, причем так пострадал, — я страдала из-за других, это было, в меня стреляли из-за тебя, и чуть не убили, и изменили тем самым навсегда мою внешность и мою жизнь.