В ожидании апокалипсиса - Абдуллаев Чингиз Акифович - Страница 21

Глава 17

В «Евровиллидж» он вернулся поздно ночью, портье сообщил, что ему звонили весь вечер. Дронго поднялся к себе в номер, отключил телефон и лег спать.

Постель ему уже поменяли, и в комнате ничего не напоминало о Марии Грот. Исчезли окурки ее сигарет и полупустая банка апельсинового сока, стоявшая на столе. Словно такого человека никогда и не существовало.

Осталось только воспоминание о счастливой ленинградской девушке со светлыми волосами, весело смеявшейся над его шутками.

Утром его разбудил портье. Извиняясь, он вручил ему срочную телеграмму. Видимо, Олег Николаевич был в ярости, если решился на такой необычный шаг. Дронго, дав сто франков портье, пошел спать снова. В телеграмме было указано место встречи.

Ровно в два часа дня Дронго вышел из метро на станции «Брокери». Напротив станции, справа, в небольшом уютном кафе его уже ждал сам Олег Николаевич. Дронго перешел улицу и сел за его столик, поставив рядом свой чемоданчик.

– Здравствуйте, хорошее место для встречи вы выбрали. Это самая оживленная улица в Брюсселе, – сухо заметил Дронго.

Подскочивший официант принес чашечку кофе и два маленьких бисквита.

– Где вы были весь день? – в ярости спросил полковник.

– Гулял. Вы знаете, здесь отличный воздух.

– Хватит издеваться, – разозлился Олег Николаевич.

Дронго, попробовав кофе, поставил чашечку на стол.

– Значит, так, – размеренно произнес он по-русски, – у вас в запасе один день, чтобы убраться из Брюсселя. Немедленно. Ваш идиотизм стоил жизни Марии Грот.

– Как вы смеете! – зашипел по-английски полковник.

– Повторяю, убирайтесь отсюда. Все, что надо, вы мне сейчас расскажете. И сделайте, пожалуйста, так, чтобы я больше не видел вашей физиономии.

По красивому молодому лицу Олега Николаевича пошли пятна. Он сжал кулаки, но, сдерживаясь, промолчал. Прикусил нижнюю губу почти до крови и несколько секунд выжидал. Затем выдавил:

– Значит, так, первое – Эдит Либерман встретилась с Филиппом Стенюи. Тот передал сообщения англичанам. Он, кстати, уже полностью работает на них. Я думаю, что они уже сегодня возьмут Либерман. Теперь второе, э… тело Марии Грот мы спрятали в лесу, примерно в пятистах метрах от того места, где она покончила с собой. Пистолет убрали, будет лучше, если там не будет ваших явных отпечатков. Ее труп… – полковник злился на самого себя, – ее труп станет вашим резервным вариантом. Я принес карту, посмотрите место.

Дронго кивнул, взглянув на салфетку, появившуюся в руках полковника.

– Где ваше оружие? – спросил Олег Николаевич.

– В этом чемоданчике. Он мне больше не понадобится, – Дронго показывал на свой багаж, – я оставлю его вам. У вас все?

– Все, – недовольно пробурчал полковник. – Только помните о своей главной задаче.

– Хорошо. – Дронго встал и, наклонившись, вдруг произнес: – Иногда я думаю, что общего у меня может быть с вами? И не нахожу ответа. Может, это от моей беспринципности. Прощайте.

Он перешел улицу и снова спустился в метро. Через десять минут он уже выходил на Центральном вокзале.

«Итак, Мария Грот стала резервным вариантом, – думал Дронго. – Какое налаженное, безотходное производство. Даже труп в случае необходимости можно приобщить к делу, использовав в качестве решающего аргумента».

Он вышел из перехода, зашел в первый попавшийся магазин. Здесь торговали детским бельем: майки, трусы, носки. Он долго объяснялся с продавщицей, не понимавшей его английского. Затем она подошла к хозяину, и тот что-то коротко сказал ей по-русски. Женщина вернулась к Дронго.

– Говорите по-русски, – устало опередил он ее, – я вас понимаю.

Она обрадовалась, заулыбалась.

Подошел пожилой хозяин.

– Откуда вы? – спросил тот чересчур приветливо. – Неужели из Союза?

– Союза больше нет, – невесело сообщил Дронго. – Я из Москвы.

– Да, да, конечно, – засуетился торговец, – я у вас бывал. А сам я из Грузии, из Сухуми. Жил в Израиле, вот сейчас перебрался сюда. А вы здесь что делаете?

– Приехал по делам, – уклончиво ответил разведчик.

– Как у вас там дома? – тревожился собеседник. – Говорят, все еще плохо.

– Ничего хорошего, – честно признал Дронго.

– Да, – вздохнул старик, – у меня там осталось двое братьев. Не знаю, что с ними. Вы бывали в Сухуми?

– Много раз.

– Какой был город! Господи, какой это был город! А там, говорят, убивают прямо на улице. Грузины воюют с абхазами. Во сне увидел бы, не поверил. Слушай, зачем все, кому это нужно?

– Не знаю, раз убивают, значит, кому-то нужно.

– Я здесь уже три года. Везде люди нормально живут. Хорошо живут. А у нас дома стреляют. Слушай, когда они образумятся, когда людьми наконец станут?

Дронго молчал. Видимо, в его взгляде старик что-то увидел, если, смутившись, вдруг махнул рукой, отходя в угол.

– Успехов вам, – пожелал ему Дронго.

– И тебе, дорогой, – напутствовал старик.

В Брюсселе в этот день была ясная солнечная погода, и он, поднимаясь в сторону отеля «Хилтон», часто останавливался у небольших антикварных магазинов, торгующих старинными гравюрами и картинами.

Дронго еще часа два бродил по городу, пока наконец на центральной, самой старой, но небольшой площади не наткнулся на туристическое агентство. Всего за 780 бельгийских франков агентство приглашало посмотреть Ватерлоо.

Поездка начиналась через полчаса, и он, заплатив деньги, прошел к автобусу, где уже собрались туристы. Через двадцать пять минут, точно по расписанию, появилась гид, немолодая, но энергичная, стройная женщина и, весело представившись, предложила им говорить по-английски. Пассажиры, сидевшие в большом автобусе, согласились. Позже выяснилось, что гид владеет еще французским, немецким и испанским языками.

В автобусе их было всего двенадцать человек вместе с шофером и гидом. Японец, одетый довольно неряшливо, но с огромным фотоаппаратом последней модели «Никон» в руках. Пара пожилых французов, старик американец, молодой индус, немка лет пятидесяти, двое совсем еще юных девушек из Мексики: мать посадила их в автобус, поручив заботам гида. И еще одна довольно симпатичная женщина лет тридцати, очевидно, из Дании. Он толком так и не разобрал. Гид добросовестно расспрашивала каждого, из какой он страны, делая пометки в своем блокноте. Когда до него дошла очередь, он буркнул по-английски:

– «Ю – эс – эс – ар», – последнюю букву Дронго проглотил.

– «Ю – эс – эй»? – уточнила гид, решив, что он из Америки.

– Нет, «ю – эс – эс – ар», – уже четче упрямо произнес он.

– Сис, – догадался индус, улыбаясь, – он из СНГ.

Это странное, труднообъяснимое и малопривлекательное сочетание букв – СНГ окончательно его добило, и всю поездку он просидел в полном молчании.

Группа добросовестно осматривала экспозицию Ватерлоо, покупала сувениры. Девушки, индус и пожилой американец полезли по ступенькам вверх, к памятнику, туда, где стоял английский лев, символизирующий победу.

Датчанка села на открытой террасе и, заказав кофе, часто смотрела в его сторону.

А он, не обращая на нее внимания, зашел в ближайший магазин и неизвестно почему вдруг приобрел небольшую бронзовую фигурку Наполеона с гордой надписью «Ватерлоо».

Домой они возвращались поздно вечером. Автобус добросовестно развозил каждого по отелям. Американец сошел у «Бедфорда», японец у «Шэратона». Дронго назвал отель «Европа-Брюссель» и, сойдя там, добирался до своей гостиницы пешком. Идти было недалеко, но начался дождь, и он зашел в попавшееся по пути небольшое кафе. О Марии Грот Дронго старался больше не думать.

Ночью она приснилась ему, живая и веселая, словно сумевшая наконец сменить свою проклятую работу.

Глава 18

Он был готов, что его возьмут в любой момент. Два дня Дронго провел в томительном ожидании. Но арест все равно стал неприятной неожиданностью. На улице к нему шагнули сразу трое.