Москит. Конфронтация - Корнев Павел Николаевич - Страница 51

Но огляделся кое-как, обнаружил себя в кузове грузовика в компании ещё десятка безвольных тел, уложенных двумя рядами. Сбоку взгляд выхватил знакомое лицо со шрамом на щеке, остальных видел впервые. Ну или не узнал — со зрением творилось нечто странное, перспектива искажалась, и уже в паре метров всё расплывалось в мутное пятно. И сам ни рукой пошевелить не могу, ни ногой — лежу как бревно, право слово.

Бревно для Отряда семьсот тридцать один…

Боль в груди нарастала — в районе солнечного сплетения словно запалили таблетку сухого горючего. Только это жжение и удерживало в сознании, что сейчас нисколько не радовало. Я переборол заполонивший голову дурман, погрузился в медитацию, принялся воздействовать на центральный энергетический узел, желая вернуть его к равновесному положению и подстроить под ритм здешнего источника сверхсилы. Увы, интенсивность излучения беспрестанно нарастала, приходилось раз за разом изменять силу и характер прилагаемых усилий, дабы приспособиться к новым условиям.

А ещё покоя не давали вопросы, куда и зачем нас везут, но долго неопределённость не продлилась. Остановился грузовик у железнодорожной платформы посреди степи — той самой, рельсы от которой уходили прямиком к центру энергетической аномалии.

Нет, нет, нет!

Но куда там! Никто моего сдавленного сипения и не услышал вовсе. Парочка низкорослых пехотинцев ухватила за ноги и под руки, уволокла к вагонетке, впихнула в клетку-кабину. Там меня приняли два техника, эти уместили на сиденье, приковали кандалами. Суки!

Я понятия не имел, чем полноценному оператору чреват стремительный заезд в чужой источник сверхсилы, и проверять этого на собственной шкуре не собирался, вот и потянулся к энергии, проломился через ватную слабость тела, превозмог её и забился в приступе судорожного кашля. Дыхание враз перехватило, в солнечное сплетение будто ножом ткнули, вернее даже — раскалённый напильник сунули.

Но ничего, это ничего. Сейчас отдышусь и осторожно, потихоньку нацежу сверхсилы. Уже смогу, уже справлюсь, главное только узел в равновесном положении по отношению к местному фону удержать и входящий канал не перегрузить, дабы вновь спазмом не свело. А дальше мы ещё посмотрим кто кого…

Не успел. Затарахтели двигатели, принялись с гулом рассекать воздух пропеллеры. Вагонетка чуть подалась вперёд и остановилась, стоило только колёсам упереться в железнодорожные башмаки.

Я усилием воли уравновесил энергетический узел, начал разворачивать его в многомерный разрез, потянулся к сверхсиле, и тут вагончик рванул вперёд, меня вдавило в сиденье, голову откинуло и приложило многострадальным затылком о спинку — едва не поплыл.

Сосредоточенность как рукой сняло, я упустил контроль над энергетическим узлом и точно забился бы в падучей, если б не кандалы, а так стальные дуги содрали кожу, потекла кровь. Вагонетка всё набирала и набирала скорость, интенсивность излучения стремительно нарастала, на какой-то миг я ощутил себя распятым на кресте и одновременно несущимся прямиком в пресловутую Геенну огненную. Поток встречного воздуха нисколько не охлаждал, мои спутники начали приходить в сознание, кто-то зашёлся в пронзительном визге, кто-то принялся захлёбываться кровью. Один ушёл тихо — просто обмяк, подался вперёд и безжизненно повис на кандалах.

Вагонетка стремительно неслась по степи, энергетический узел резонировал всё резче и жёстче, рвался и рвал меня, разрезал надвое. А я не хотел рваться и не желал быть разрезанным, стиснул зубы, взял себя в руки, принялся выправлять ситуацию, возвращая утерянное с началом движения равновесие. И вроде бы даже вернул, перестал трястись в судорогах, наполнил лёгкие воздухом, прежде чем меня на всей этой невероятной скорости размазало по кирпичной стене. Только и отложилось в памяти, как взорвалась кровавыми ошмётками голова соискателя, сидевшего в первом ряду…

Равновесие. Я всё же достиг его. Точно достиг.

У меня ничего не болело, и ещё я мыслил, а следовательно — существовал. Продолжал жить и дышать, несмотря ни на что.

Только не мог открыть глаз, не был способен пошевелиться или даже повернуть голову. Просто… существовал. Если чуть точнее — то пребывал в горизонтальном положении. Лежал.

Где? Кто б мне сказал. Но не в гробу — точно, для гроба тут было слишком шумно.

Подумал так и сообразил, что вновь способен слышать звуки и даже различать голоса. Понимать слова — уже нет. Мой разговорный нихонский был откровенно плох, а говорили поблизости именно по-нихонски.

Беда. Ничего ещё не кончилось. Я просто всего лишь не умер. Пока что не умер, но ещё вполне могу оказаться хоть в неглубокой могилке, хоть на дне реки, целиком или по частям, сразу или предварительно помучившись…

Мысли начали бегать по кругу, и лишь невероятным усилием воли я подавил приступ паники. Успокоил дыхание, погрузился в поверхностный транс, обратился к внутренней энергетике и с ужасом обнаружил, что та перекроена самым радикальным образом. Сколько ни насиловал ясновидение, так ничего толком и не разобрал.

Случившиеся изменения сделали бесполезными все старые шаблоны и заготовки, а ещё во мне больше ничего не дрожало и не резонировало, не было никакой возможности ориентироваться на вызываемые излучением энергетической аномалии колебания.

И — ни доли сверхджоуля. Я был пуст.

Захотелось завыть с тоски, едва себя скрежетом стиснутых зубов не выдал. Тогда осознал, что вновь обрёл контроль над лицевыми мышцами, и как-то сразу полегчало.

Я — оператор. Пока я жив, для меня нет ничего невозможного.

Мне всё по плечу!

От уныния бросило в противоположную крайность, но сдержался, не стал пороть горячку. Так и продолжил лежать, изображая бесчувственное тело. И даже, когда вслед за стуком двери смолкли голоса, я воздержался от попытки оглядеться.

Мало ли кто в комнате остался? Сидит тихонько в уголочке, начну ворочаться — нехорошо выйдет.

И потому перво-наперво я стал незаметно напрягать и расслаблять разные группы мышц. Раз за разом, раз за разом. Усилия не канули втуне, пусть не сразу, пусть мучительно медленно, но контроль над телом понемногу вернулся.

И — тишина: никто не сопит, не шуршит одеждой, меняя позу, не скрипит стулом. Живому человеку столь продолжительное время сохранять подобную неподвижность совершенно невозможно, так что я приоткрыл веки и полюбовался едва различимым в полумраке потолком, потом рискнул оглядеться.

Пустая больничная палата с зарешёченным окном. Солидная дверь. Конторка с какими-то бумагами. Шкаф невесть с чем. Железная койка. Я — на ней, голый. Ещё и прикован к массивному основанию ручными кандалами.

Оператору с такими справиться ничего не стоит, а вот я оператор или уже не совсем?

Поисковое воздействие пробежалось по коже неприятной щекоткой, и я мигом бросил вертеть головой по сторонам, улёгся ровно и принялся считать про себя: сто двадцать один, сто двадцать два, сто двадцать три…

Едва слышный металлический шорох от двери донёсся на счёте «двести сорок восемь». Ещё три секунды — и кружок-заслонку глазка вернули обратно; надзирателя ничего не насторожило.

Да ничего и не могло насторожить, но я враз испариной покрылся. Сердце забилось с удвоенной скоростью, погнало по жилам кровь, и в объективных ощущениях начало проявляться нечто похожее на боль.

Только бы не скрутило в самый неподходящий момент! Только бы не скрутило!

Я поднял правую руку, легонько лязгнул звеньями цепи и повторил это действо с левой. Приподнял и согнул в колене одну ногу, затем другую. Но садиться на кровати пока что не стал, вместо этого обратился к сверхсиле. И — ничего, ничего, ничего…

Ничего! Ноль! Зеро!

Тут уж я не просто испариной покрылся, тут весь так и начал обтекать.

Нет, нет, нет!

В голове застучали молоточки, дёрнул на себя правую руку, потянул левую — чёрта с два! — звенья кандалов в палец толщиной, их не порвать. И стальные браслеты плотно к коже прилегают — не высвободиться.