Москит. Конфронтация - Корнев Павел Николаевич - Страница 35

Гадство!

Шаг назад, до арки ещё один…

Я не расслабился и не потерял бдительности, просто один из нихонцев вдруг резко махнул катаной, и созданная мной плоскость давления, до того исправно сдерживавшая клубы ядовитого газа вдруг сыпанула искрами и разлетелась энергетическими помехами, ударила отдачей, перестав существовать. А дальше разлетелась на куски и сама реальность!

Пропустил я чужое воздействие или надорвался — не понял и сам. Просто дрожавшая внутри меня струна лопнула, колыхавшийся до того в районе солнечного сплетения сгусток боли закрутило, и он перекрыл входящий канал, будто тромб артерию. Тело свело судорогой, на шаге назад я рухнул в арку и скорчился на земле, силясь вдохнуть в себя воздух. Воздух и хотя бы малую толику сверхсилы…

Никто не подхватил меня под руки, никто не потащил прочь. В арке никого не было. Я остался один на один с нихонцами и расползавшейся по двору ядовитой дрянью, а всей сверхсилы во мне хватило бы разве что на сотворение лёгкого ветерка. Обидно до слёз — никого за собой на тот свет не утянуть, сейчас разве что искру сумею сгенерировать, и не более того.

Нет! Не хочу!

Наверное, мозг продолжал работать в форсированном режиме, вот и вспомнилось вдруг само собой, как диверсанты едва не прикончили меня и Лизавету Наумовну, воспламенив взвесь древесной трухи. А у нас здесь просторные лабазы и рассыпанная всюду мука. Чем хуже?

Я оскалился и на последних остатках сил поднял в воздух невесомую белую пыль, наэлектризовал и заполонил ею всё помещение ближайшего склада от пола и до потолка, а потом сгенерировал искру.

Да будет свет!

И он был. Везде. И в особенности в моей голове.

А после не было уже ничего.

Вообще ничего. И меня тоже.

Какое-то время — так уж точно.

Часть вторая

Акция

Глава 1

Скрип. Скрип. Скри-и-ип!

Тычок-толчок.

Стон.

— Пи-и-ить!

Это я? Я пить прошу?

Нет, не я. Губы не разлепить, спеклись.

А глаза? Глаза смогу открыть?

Смог, но лучше б с этим повременил. И дело было вовсе даже не в ослепительно ярком пятне зависшего в зените солнца, просто вмиг головокружение навалилось, закрутило сознание в своём водовороте, потянуло куда-то на самое дно беспросветной серости и едва не отправило в забытьё.

Пришлось зажмуриться крепко-крепко, но кое-что я сумел осознать и так.

Скрипело тележное колесо. На этой самой телеге меня и везли, а трясло-мотало из-за кочек и выбоин на неровном просёлке. Везли на телеге не меня одного, слева кто-то подпирал, справа кто-то просил пить. И не в городе мы, через перелесок дорога идёт. Даже через смеженные веки ощущаю, как тени деревьев на лицо набегают.

Это что же получается — эвакуация раненых?

А я ранен?

Тело было ровно ватное, ни рукой не пошевелить, ни ногой, ещё и голова раскалывалась, а в груди противно ныло и пекло, но в остальном самочувствие вроде бы не беспокоило. Бывало и хуже. Один раз — так уж точно. А то и не единожды.

И всё же — как я вообще очутился на этой телеге? Нас же поставили оборонять торговые ряды!

Только подумал об этом и сразу вспомнился взрыв. Сдетонировал лабаз, точнее — заполонившая его взвесь мучной пыли. Вырвались из приоткрытых ворот клубы огня, подкинуло крышу, разметало ударной волной стену и снесло бежавших через двор нихонцев, а потом… Потом…

Я попытался ощупать голову и не смог — не послушались руки.

Затекли? Или что похуже?

Пришлось сосредоточиться и продраться через дурноту, тогда только сумел согнуть в локте правую руку и дотянуться пальцами до лица. То оказалось в полном порядке, но стоило лишь сдвинуть кисть чуть выше, и в голову словно гвоздь забили. Не сдержался, застонал.

— Тише! — шепнул кто-то, и мою руку заставили опуститься. — Спокойно лежи.

Я спорить не стал. Просто не имел на это сил ни физических, ни моральных. Да и смысла не видел.

Насколько успел разобрать, весь мой лоб представлял собой одну сплошную шишку, как если бы жеребец лягнул. Но не жеребец конечно же, вовсе нет. Не иначе каменюка из стены взорванного лабаза в голову прилетела. Если б не трофейная каска, точно б череп проломило, а так сотрясением мозга отделался. Может, ещё контузило попутно — очень уж вестибулярный аппарат отвратно себя вёл. Но это не беда. То, что не убивает оператора сразу, не убивает его вовсе.

Научный факт!

Впрочем, оперировать сверхсилой и даже просто погрузить сознание в поверхностный транс, я не стал и пытаться. Раскалывалась и кружилась голова, волнами накатывала дурнота, хотелось пить. Ну как тут сосредоточиться? Никак.

— Пи-и-ить! — простонали справа, и я ощутил злость на невесть куда запропастившуюся медсестру или раззяву-санитара.

Так сложно раненых напоить?

Подскочил пульс, болезненно закололо сердце, в солнечное сплетение словно бур вкрутили, ещё и раскалённый докрасна.

«Тише, тише, тише… — принялся увещевать я теперь уже сам себя. — Тише! Успокойся!»

Телегу качнуло на кочке, меня всего так и передёрнуло. Кто-то из спутников застонал, кто-то прошипел ругательство, но ни один и не подумал прикрикнуть на возницу. Тряхнуло ещё и ещё, заколыхался в черепной коробке студень мозгов, и я не сдержался, зашипел от боли, распахнул глаза. Сразу зажмурился, но на этот раз приступ головокружения оказался уже не столь силён, и мне удалось подметить некоторую странность.

Мы не отступали на север от Белого Камня к Зимску и не уходили лесными дорогами на запад или восток — телега катила строго на юг. Сомнений в этом не было ни малейших, сумел оценить расположение солнца. Тут не ошибиться и на контузию не списать.

Нас везли на юг!

Я переборол ватную слабость и заставил себя приподняться на одном локте, огляделся по сторонам. Сразу же повалился обратно и часто-часто задышал, перебарывая дурноту.

Форма сидевшего ко мне спиной возницы была непривычного желтовато-зелёного оттенка, вместо пилотки он водрузил на голову кепи, на плечах краснели странные узкие погоны.

Нихонец! Управлял телегой нихонец!

Я бы решил, что это военнопленный, если б не заметил шагавших за телегой пехотинцев в форме республиканской армии. Все шли с непокрытыми головами и в запылённых гимнастёрках без ремней и портупей. И — никакого оружия, зато хватало окровавленных повязок.

Проклятье! Да это не возница военнопленный, пленные тут мы!

У меня даже дыхание от испуга перехватило.

Нет! Не может быть!

Только не это!

Накатила дрожь, но сумел совладать с паникой, изогнул в злорадной улыбке пересохшие губы, даже кожа лопнула.

Не беда! Я — оператор! Я им сейчас устрою!

Но кидаться шаровыми молниями я, разумеется, повременил, решив для начала самую малость оклематься, а заодно выявить присутствие других операторов и набрать потенциал.

Ну какие мне сейчас шаровые молнии, ну в самом деле! Пустой как барабан!

Я размеренно задышал, попытался расслабить мышцы, осторожно потянулся к сверхсиле и — ничего, будто в кирпичную стену упёрся.

Промелькнула в голове ужасная догадка о блокировке способностей, разом испариной покрылся, но тут же выкинул этот бред из головы, поскольку моё нынешнее состояние на последствия приёма чего-то вроде приснопамятного «Нейтрал-С» нисколько не походило. Я прекрасно ощущал присутствие сверхсилы и мог дотянуться до неё, не получалось лишь втянуть ту в себя, разогнать по организму и набрать потенциал.

Спазм входящего канала?

Вспомнилось окончание схватки с вражескими операторами в торговых рядах — то ощущение закупорившего артерию тромба и удара, когда вал сверхсилы на самом излёте резонанса врезался в неожиданную преграду и не смог прорваться внутрь, снёс меня с ног.

Спазм. Как пить дать — спазм.

Но ведь клин клином вышибают? Так?

Я стиснул зубы и потянул в себя энергию сразу на предельной мощности, рывком!

В груди будто что-то порвалось, сместилось, встало комом — да так, что ни вдохнуть, ни выдохнуть. Скрутила судорога, из горла вырвался сдавленный сип, сознание начало уплывать в серую бездну забытья, и я откуда-то знал — обратно оно уже не вынырнет, это конец.