Шемяка (СИ) - Башибузук Александр - Страница 7

Монах видимо тоже беседа понравилась. Он даже перед отъездом передал мне два бочонка ставленого пятидесятилетнего меда.

Брат сразу в упор подозрительно спросил.

— О чем с игуменом беседовал?

Я усмехнулся и коротко ответил:

— Юлил старик, мира просил. Видать по наущению Василия.

— А хер ему! — осклабился брат, ткнув дулю ориентировочно в сторону Москвы. — Кровью умоются, выродки...

Я сразу понял, что мира не видать, как бы я не старался.

Так и уехали.

Правда, случилось кое-что еще.

При отъезде заметил перед воротами монастыря бабу.

Маленькую, закутанную в платок, в облезлом заячьем полушубке, с узелком в руках, она стояла, уныло сгорбившись и тихо, монотонно выла.

Я приостановился и машинально спросил:

— Что случилось? Зачем ты здесь?

Бабенка сразу рухнула на колени и молча уткнулось головой в снег.

— Слышь, что князь спрашивает? Или плетью перетянуть? — рыкнул Вакула.

Женщина хлюпнула носом и не переставая подвывать призналась:

— Лушка я, кличут Малкой. Дык, за мужика своего прошу. В порубе монастырском сидит оный.

— За что?

— Справный мужик, заботливый... — заканючила баба. — Ласковый и работящий. Можыть хоть передать ему харчей чуток...

— За что сидит?!! — повысил голос стремянной. — Вот же дура, языка человеческого не понимаешь?

Женщина испуганно икнула, виновато стрельнула на меня глазами и пискнула.

— Дык, латинянин он. Не венчаные мы, но сожительствовали... ну... чутка...

— Чего? — я не поверил своим ушам. — Какой нахрен латинянин?

Это понятно, что в порубе, православие с католиками сейчас на ножах, но, в самом деле, откуда здесь взялся отдельно взятый латинянин?

— Дык... этот он... как его... бырабынтец, вроде, прости господи, принялась сбивчиво объяснять бабенка. — С купцами шел, но прихворал, тутай его и бросили. А я выходила. Но монаси узнали и утянули в поруб...

Я решительно поворотил коня обратно. Хрен бы на него, оного латинянина. Но интересно же...

Глава 4

— А на нашто тебе оная собака еретическая? — игумен вопросительно вздернул бровь.

— Ну... — я слегка сбился и честно признался. — Пока точно не знаю, отче. Но может какая польза с него выйдет.

— Никакой пользы! Дело сие церковное, тебе без интереса, — резко отрубил монах. — Никак дел своих мало, князь? Вот и езжай...

— Не горячись отче. Латиняне они латиняне, оно понятно, но даже с собаки еретической может быть польза. Так что дело не только церковное. Спрос не бьет в нос, сам знаешь. Поговорю с оным еретиком, дальше видно будет. Ежели без пользы мне, пусть дальше сидит. А ежели нужен выйдет, совсем другой разговор с тобой пойдет.

После первой, так сказать, успешной «пробы пера» в образе Шемяки, я осмелел и отступаться не собирался. Зачем мне этот гребаный латинянин? Ответ простой, я просто почувствовал, что он может пригодиться. Как ни крути, по сравнению с гребаной Европой, во многом Русь пока отстает. А если оный еретик какой мастер или рудознатец? Опять же, в своих книгах я частенько вводил в повествование вот такие нежданные подарки для главного героя. А вдруг и мне повезет?

Зиновий недовольно покрутил носом, но свидание с еретиком разрешил, видимо почувствовал наживу.

— Не пойму на кой он тебе, но ладно. Повидаешься.

— Вы его хоть еще не искалечили?

— Нешто мы еретики латинские? — огрызнулся игумен. — Зазря людишек не калечим. Токмо постом праведным пока вразумляли. Жив и здоров, а то что схуд слегка, так сие для чрева полезно. Жди...

Но в монастырские подвалы меня ожидаемо не допустили, велели ждать, пока пленного приведут.

Коего вскоре и привел пузатый и мордатый монась со здоровенной связкой ключей на поясе.

В нос шибануло затхлым смрадом: пленного в темнице явно банькой не баловали.

По виду узник смахивал на обычного славянина: простецкая морда, патлы соломенные, рослый и некогда крепкий.

Возрастом вряд ли больше тридцати лет, умирающим от истощения его нельзя было назвать, хотя в целом «еретик» выглядел жутковато: в колодках и истлевшем рубище, худющий, да еще заросший аки зверь лесной.

Но сломленным не выглядел, смотрел на меня прямо и смело, хотя явно понял, что перед ним не простолюдин.

В своих странствиях по Европам я слегка навострился болтать по-немецки, но являть свое знание опасался. Увы, сам Шемяка знанием иноземных языков не блистал.

Поинтересовался у пузана в рясе:

— Толмач у вас есть?

Ключник ответить не успел, латинянин вежливо поклонился мне на иноземный манер и слегка писклявым голосом заговорил на довольно приличном старорусском.

— Я Иоганн ван Вермеер, господин. Свободный человек, родом из Антверпена, что в Брабанте. Язык ваш выучил, ибо уже два года на Руси обретаюсь. Как мне обращаться к вам, чтобы не причинить урон вашей чести?

Я слегка озадачился, подбирая к титулу князя приличествующее западное обращение, но потом плюнул и не стал ломать голову.

— Добавляй титул: князь, этого хватит.

Иоганн поклонился, брякнув колодками, показывая, что все понял.

— Как здесь оказался? Кто ты такой? Какие ремесла знаешь? Где языку научился? Отвечай честно, от этого зависит твоя судьба.

— Как прикажешь, княже, — брабантец еще раз поклонился. — Сам я наемный копейщик. Увы, другим ремеслам не обучен. В Антверпене у меня вышла ссора с одним богатым ганзейским купцом из-за его жены, пришлось убежать в Ригу.

— Блудил с женой купца?

Наемник покаянно склонил голову.

— Было, княже. Но не могу сказать, что жалею об этом.

— Хорошо, что честно говоришь. Дальше.

Брабантец кивнул.

— Дальше в Риге я подрядился охранять купцов, но так случилось, что ганзеец достал меня и там. Пришлось уйти в Новгород. Но и в Новгороде... — он криво усмехнулся. — Но и там нашли. Местные выдали ганзейским, а они у себя в слободе посадили в темницу. Но мне удалось сбежать и уйти опять с купцами уже сюда. Но купчишки народ скверный и бесчестный, чьи бы они не были, когда захворал — бросили. К счастью выходила добрая женщина местная, но...

Наемник покосился на ключника.

— Говори, не бойся.

— Но и здесь случилось неладное, — наемник вздохнул, но раскрывать тему не стал. — Я не жалуюсь, княже, так везде происходит — видимо Господь оставил меня своими милостями.

— Что здесь случилось? Что от тебя хотят?

— Я не знаю! — фламандец пожал плечами. — Надо спросить у них.

— Знамо, что! — ключник вскинулся. — Покаяться в ереси латинянской! И принять веру истинную.

— Пасть закрой, — неожиданно зло гаркнул я на монаха.

Тот моментально исполнил приказ буквально, захлопнул рот, стукнув зубами и обиженно нахохлился.

Я ненадолго задумался. Ну что тут скажешь? Конечно, был бы он рудознатцем, пушкарем или оружейным мастером каким — даже бы не раздумывал, но копейщик тоже хорошо. Разбавить русскую воинскую тактику западными манерами будет не лишним. К примеру, фламандские пикинеры наряду со швейцарскими сейчас в Европе рулят. Без спитцеров не одна битва не обходится. На Руси копейщики тоже в ходу, но не в такой манере. Не знаю, будет такая тактика работать против татар, но других врагов тоже хватает: те же ливонцы или поляки. Может чего полезного выйдет.

Впрочем, я быстро себя осадил за самонадеянность. Ага, разбавлять он собрался, а сам на волоске висит. Великий прогрессор выискался. Здесь на Руси сейчас даже только наконечники для пик отковать целая проблема, не говоря уже о том, что людишек для обучения в копейщики хрен найдешь.

Но от намерения вызволить из поруба фламандца не отказался. Пусть будет рядом, а там посмотрим.

— У тебя два выхода. Либо я тебя выкупаю, и ты идешь служить ко мне, либо сгниешь в темнице. Выбирай. Будешь служить верно, милостями не обижу.

— Пойду служить! — торопливо ответил наемник. — Не пожалеешь княже!