«Идущие на смерть» (СИ) - Романов Герман Иванович - Страница 26

А вдруг потопят?!

От этой мысли Ухтомский содрогнулся, на лбу выступила испарина, которую он вытер платком — пальцы заметно дрожали. Ведь произойдет самое ужасное — вся Россия в ступор впасть может. Витгефту придется стреляться, и это самое меньшее. Но ведь тогда…

— Офицеры и адмиралы начнут драться уже до конца, да и матросы спуска давать не станут. Да и гарнизон Порт-Артура поляжет весь, но сдачи крепости уже не будет. И возможно…

Додумывать мысль Ухтомский не стал — уже было страшно, что он ее допустил, как такая жертва может послужить на пользу России. Именно на пользу, не во благо. Иначе человек просто в себе, в свое душе, все человеческое в себе потерять может, превратившись в жестокую тварь или расчетливого политика, что в такой ситуации одно и то же по совокупности. Подлое и мерзкое существо, короче!

Павел Петрович отогнал от себя греховные мысли, закурил папиросу. Посмотрел в окно, окинув взглядом небольшую эскадру. На «Севастополе» уже вовсю шли работы, к борту подогнали пароход и баржу, сновали черные робы мастеровых и серые рабочие фланельки нижних чинов. Та же картина наблюдалась и на других кораблях, почти все они получили повреждения за прошедшие двое суток.

«Полтава» получила десяток попаданий снарядами в 203 мм и 152 мм. Повреждены надстройки и раскурочена обшивка борта в двух местах — броненосец легко отделался, можно честно признаться, если все эти повреждения будут исправлены за трое суток. На «Аскольде» пробита пятая труба, в щепки превращен баркас — Эссен вздумал с «Ниссиным» сразиться. Но адмирал Мису оказался на диво разумен, и при виде «Полтавы» предпочел ретироваться. А вот «Новику» и почти всем эсминцам требуется лишь «косметический» ремонт. Гораздо больше времени на миноносцах отнимет перевооружение, впрочем, все будет проходить одновременно, и не потребуется ставить маленькие корабли в плавучий док, ведь тот «Боевым» занят, причем надолго — корабль английской постройки подлежал списанию, но Григорович утешил, что тот можно обратно ввести в строй.

На стоявших в гавани на якорях клиперах служба чрезвычайно оживилась — получение орудий там было воспринято с небывалым энтузиазмом. Труса никто не праздновал, нижние чины и офицеры рвались в бой — победы ведь всегда действуют возбуждающе, вселяют в людей уверенность в собственных силах. Да и пример погибшего в бою «Бобра» подействовал — люди дерутся, а потому как можно на берегу «прохлаждаться»!

На захваченную удачливым Эссеном вражескую канонерскую лодку Ухтомский посмотрел с интересом. На нее просто перевели экипаж «Бобра» в полном составе, и русские моряки во главе с неимоверно радостным капитаном 2 ранга Шельтингом уже вовсю осваивали приобретенный трофей, забористо ругаясь на все лады. По русской традиции канонерке оставили японское имя — ведь тот же «Ретвизан» изначально был шведским парусным фрегатом, захваченным капитаном Кроуном, и спустя сто лет его имя получил построенный в Америке по русскому заказу броненосец.

Превращать пароходы в канонерские лодки уже не имело смысла, и так произошло изрядное усиление охраны рейда. К тому же лучше на клиперах поставить пару 120 мм пушек Кане, как раз полдюжины и выйдет. У подножия Электрического Утеса стоит батарея со снятых с «Ангары» орудий, толку там от них никакого, на клиперах пользу принесут. Тогда общий залп станет на «Забияке», «Джигите» и «Разбойнике» гораздо мощнее, чем на том же «Гиляке», где всего одна 120 мм пушка, и шансы поразить вражеский миноносец значительно увеличатся.

А вот трем номерным японским миноносцам, что уведены из Дальнего везучим лейтенантом Магнусом, обязательно нужно дать русские имена, причем поставить наместника постфактум. Просто перевести на них экипажи потопленных больших миноносцев «Резвого», «Лейтенанта Буракова» и погибшего в мае у Цзинчжоу «Внушительного», с которого удалось снять только две 47 мм пушки Гочкиса. А вот торпедные аппараты с трофеев нужно снять — они 14-ти дюймовые, бесполезные, и на их место установить по одному русскому в 15 дюймов, плюс третью 47 мм пушку. И еще минные крейсера «Всадник» и «Гайдамак» из состава трального каравана вывести, заменив пароходами — идет война, и любой корабль специальной военной надо использовать исключительно в бою. Торпедные аппараты на них не нужно ставить, а вот 75 мм скорострельных пушек натыкать полдесятка, любому вражескому миноносцу мало не покажется…

— Что–то меня занесло в дела насущные, — потряс Головой Ухтомский, возвращаясь мыслями к войне с Японией, со страной, чьи ресурсные и промышленные возможности многократно уступали потенциалу Российской империи. Практически все сырье японцы вынуждены покупать, а это немалые деньги стоит и в условиях войны дело затратное до невозможности. Одна только потребность в чугуне страны Восходящего Солнца на один миллион восемьсот тысяч тонн чугуна и на 23 тысячи тонн нефти, которую местное производство, ни при каком варианте, удовлетворить не может.

— И мы потому слабее этого нищенского непотребства?! И поэтому потерпим поражение?! Чушь собачья!

На Ухтомского внезапно нахлынуло бешенство — князь смял подготовленные для него листки с данными — два штабных чиновника трудились ради этого несколько суток, перебирая книги и газеты. Маты вырвались непроизвольно — он был не в силах поверить цифрам промышленного производства России и Японии, оные были просто несопоставимы, страна Восходящего солнца уступала если не на порядок, то многократно.

С одной стороны четвертая страна мира по экономике, пусть пятая, если пропустить вперед Францию с ее огромными колониальными владениями — все же она вдвое больше каменного угля добывает — против наших 16-ти 33 млн. тонн. Но зато Россия выдает выплавки чугуна и стали на 5,1 млн. тонн, а Франция на 4,3 млн. тонн. По нефти все остальные страны мира могут нервно курить в сторонке, осмысливая добычу на Бакинских промыслах. Недаром керосиновые лампы почти в каждом доме есть, от Рязани до заимок сибирской глубинки, их покупают даже в Порт-Артуре.

Объективно, если исходить из экономических возможностей стран, Россия просто не могла потерпеть поражение, но, тем не менее, ее проиграла. Значит, все дело в субъективных факторах, которые отнюдь не заключаются в постоянно повторяющихся мантрах — «отсталости», «гнилости», «преступности», «коррумпированности», «невежества». Мантры они есть заклинания, за которыми всегда стараются скрыть правду.

Но возникает всего один вопрос — как страна может быть технически отсталой, если на собственных заводах она построила два десятка броненосцев, если и уступающих лучшим иностранным образцам, то немного. А вот японцы все крупные боевые корабли закупила, и лишь пару малых крейсеров сейчас строит на своих верфях.

— Что-то тут не так — ложь и пропаганда в политике вещь постоянная. Оболгать — победить, все просто! Больно то как…

Ухтомский сильно надавил пальцами на виски, не понимая, что с ним происходит — в его мыслях постоянно всплывали картинки из будущего, порой даже целые таблицы с цифрами на разные даты, причем самыми первыми были те, что связаны с началом ХХ века. Но не с концом же оного века, и еще с серединой, когда в разуме появляются движущиеся картинки невероятно красивых и могущественных кораблей. Может быть, так происходит потому, что последние дни Павел Петрович почти не спал. Так урывками брал несколько часов сна за сутки, чуть ли не сваливаясь с ног с усталости. Но вот отдыха дать себе нельзя, дел много.

Адмирал устало поднялся с кресла, пробормотав под нос:

— Надеюсь, Стессель примет во внимание мои доводы…

Канонерская лодка "Гиляк"

Глава 28

— Ваше превосходительство — это наши крейсера из Владивостока. Флагманская «Россия», за ней следует «Громобой», замыкает колонну «Рюрик». На отдалении идет «Лена», этот корабль не спутаешь!

— Вот и хорошо, что они подошли гораздо раньше, теперь второго боя с Камимурой может и не быть, — с несказанным облегчением в душе произнес Витгефт, и тут же заметил что не только офицеры броненосца, но даже его собственные «флажки» с нескрываемым неодобрением скривили физиономии. Гримасы на любой вкус получились, и все с немым осуждением флагмана. Однако Вильгельм Карлович не вспылил, сделал вид, что не заметил молчаливой «фронды», к которой привык за три месяца командования 1-й Тихоокеанской эскадрой, и вышел из рубки.