Падение лорда Бэрримора - Дойл Артур Игнатиус Конан - Страница 1

Артур Конан Дойл

ПАДЕНИЕ ЛОРДА БЭРРИМОРА

* * *

Вряд ли найдется летописец дней минувших, который не поведал бы потомкам о долгой и яростной борьбе за титул «короля» Сент-Джеймса между двумя знаменитыми столичными фатами, сэром Чарльзом Треджеллисом и лордом Бэрримором, — борьбе, разделившей фешенебельный Лондон на два враждующих лагеря. Факт неожиданного ухода со сцены благородного пэра (после чего чуть менее аристократичный его соперник продолжал властвовать в одиночестве) также был историками засвидетельствован. Но только сейчас вы сможете узнать наконец об истинной и весьма примечательной причине внезапного заката этой яркой звезды.

Однажды утром (происходило все это, когда легендарное соперничество было в самом разгаре) сэр Чарльз Треджеллис занимался своим непростым туалетом, а слуга Амброуз помогал хозяину достичь той степени совершенства, которая давно уже обеспечила ему репутацию самого выдающегося франта Лондона.

Внезапно, не довершив coup d'archet[1] и оставив великолепную галстучную конструкцию незаконченной, сэр Чарльз замер и прислушался. На его широком миловидном лице, отмеченном здоровым румянцем, отразились изумление и негодование одновременно. Лязгающе-отрывистая дробь ударов дверного молоточка внизу окончательно заглушила многоголосый гул Джермин-стрит.

— Начинаю подозревать, что источник этого шума находится где-то вблизи нашего парадного, — проговорил сэр Чарльз в манере человека, привыкшего размышлять вслух. — С некоторыми паузами продолжается это уже минут пять. А ведь Перкинсу даны были соответствующие указания.

Повинуясь жесту хозяина, Амброуз вышел на балкон и свесил вниз свою почтенную голову.

— Ты очень обяжешь меня, приятель, если соизволишь открыть дверь, — донесся с улицы медленный, но отчетливый голос.

— Кто это? Кто это такой? — возмущенно воскликнул сэр Чарльз, и рука его замерла локтем вверх.

Амброуз вернулся, выразив на смуглом лице изумление — в той пропорции, какова позволительна была при его положении.

— Это юный джентльмен, сэр Чарльз.

— Юный джентльмен? Но все в Лондоне знают, что я не показываюсь до полудня. Тебе знаком этот человек? Ты видел его раньше?

— Нет, сэр, но он весьма напоминает мне того, чье имя я бы, пожалуй, решился произнести.

— Кого же?

— При всем уважении, сэр Чарльз… Был момент, когда мне показалось, будто вы сами стоите внизу. Молодой человек пониже ростом и помоложе, но голос, лицо, осанка…

— Это, должно быть, юнец Верекер, несносный отпрыск моего братца, — пробормотал сэр Чарльз, возобновляя свой туалет. — Я слышал, кое в чем он действительно на меня похож. Верекер написал мне, что приезжает из Оксфорда, а я ответил, что не приму его. Однако, я вижу, он рискнул проявить настойчивость. Этому парню требуется преподать урок! Амброуз, вызови Перкинса.

На пороге комнаты возник рослый дворецкий; лицо его выражало крайнее возмущение.

— Перкинс, я более не намерен терпеть этот шум за дверьми.

— Позвольте, сэр, но юный джентльмен уходить не желает.

— Не желает? Но твоя обязанность и состоит в том, чтобы заставить его уйти. Разве ты не получал указаний? Ты сказал ему, что до полудня видеть меня не позволяется?

— Сказал, сэр. Он вознамерился, было, оттолкнуть меня и ворваться в дом, поэтому я захлопнул дверь прямо у него перед носом.

— Правильно сделал, Перкинс.

— Но сейчас, сэр, он создает такой шум, что все жильцы высунулись из окон. Кроме того, на улице, сэр, начинает собираться толпа.

Снизу донеслись оглушительный бой молоточка (с каждым ударом своим звучавшего все настойчивее), взрыв хохота и ободряющие реплики зрителей. Лицо сэра Чарльза гневно вспыхнуло. Непочтительности этой пора было положить конец.

— Перкинс, возьми мою зачехленную янтарную трость в углу и распорядись ею по собственному усмотрению. Пара ударов, думаю, вправит мозги юному негодяю.

Громила Перкинс улыбнулся и вышел. Слышно было, как отворилась дверь; стук прекратился. Через несколько секунд кто-то оглушительно взвыл, и послышались удары, словно о выбиваемый ковер. Некоторое время сэр Чарльз внимал этим звукам вполне благосклонно; затем улыбка сползла с его добродушного лица.

— Перкинсу бы не переусердствовать, — пробормотал он. — Нельзя же оставить парня калекой, пусть даже он того и заслуживает. Амброуз, беги на балкон и зови Перкинса обратно. Это перешло уже все границы.

Не успел слуга сдвинуться с места, как на лестнице послышался быстрый топот и в дверях возник миловидный юноша, разодетый по последней моде. Осанка, черты лица, но более всего лукавые пляшущие искорки во взгляде больших голубых глаз явно выдавали в нем знаменитую кровь Треджеллисов. Таким был и сэр Чарльз, когда двадцать лет назад, благодаря исключительно дерзости и силе духа, за один сезон занял место на лондонском Олимпе, откуда не сумел сбросить его сам Бруммель. Бросив веселый взгляд на искаженное гневом лицо дядюшки, юноша залихватски протянул ему остатки янтарной трости.

— Опасаюсь, сэр, — заговорил он, — что наставляя вашего слугу на путь истинный, я имел несчастье нанести ущерб тому, что несомненно являлось вашей собственностью. Мне жаль, что это произошло.

Сэр Чарльз ошеломленно воззрился на дерзкого пришельца, а тот, в свою очередь, смешно спародировал манеру родственника ответным взглядом. Как успел уже заметить Амброуз с балкона, оба казались точными копиями друг друга; разве что Треджеллис-младший был чуточку ниже, тоньше и непоседливей.

— Итак, вы — мой племянник, Верекер Треджеллис? — спросил сэр Чарльз.

— К вашим услугам, сэр.

— Я получил о вас из Оксфорда дурные известия.

— Новости оттуда, сэр, насколько я понимаю, идут действительно нехорошие.

— Хуже некуда.

— Вот и я был проинформирован в том же духе.

— Зачем вы явились сюда?

— Чтобы повидать своего знаменитого дядюшку.

— Ради этого вы учинили скандал на улице, ворвались к нему в дом и избили его дворецкого?

— Именно так, сэр.

— Вы получили мое письмо?

— Да, сэр.

— Из коего явствовало, что я не приму вас?

— Да, сэр.

— С такой наглостью я, кажется, встречаюсь впервые.

Вместо ответа молодой человек улыбнулся и удовлетворенно потер ладони.

— Дерзость оправдана лишь в том случае, если она подкреплена остроумием, — сухо продолжал сэр Чарльз. — В противном случае она превращается в обыкновенное хамство неотесанного простолюдина. Возможно, став с возрастом чуть умнее, вы научитесь понимать эту разницу.

— Вы абсолютно правы, сэр, — проникновенно молвил молодой человек. — Утонченная дерзость — жанр изящных искусств, и лишь в общении с признанным ее виртуозом (тут он отвесил дяде почтительный поклон) в этом деле можно достичь совершенства.

После утреннего шоколада сэр Чарльз, как известно, в течение часа пребывал в крайне раздраженном состоянии духа. Теперь он позволил себе проявить эту слабость.

— Не могу поздравить брата с тем, что он обзавелся удачным наследником. Я надеялся увидеть нечто, чуть более достойное наших традиций.

— Может быть, если вы узнаете меня чуть получше, сэр…

— Не думаю, что у меня возникнет желание продлить столь неприятное знакомство. Вынужден, сэр, попросить вас завершить свой визит — коим, разумеется, вам и не стоило себя утруждать.

Молодой человек ответил приятной улыбкой, но не сделал даже и попытки уйти.

— Могу я задать вам один вопрос, сэр? — спросил он беззаботно. — Не помните ли вы, случайно, господина Мунро, ректора нашего колледжа?

— Нет, сэр, не помню, — резко ответил дядя.

— Ну, конечно же, вы не стали бы утомлять свою память до таких пределов. А он, представьте себе, все еще вас помнит. В ходе нашей вчерашней беседы он немало польстил моему самолюбию, заметив, что я напоминаю ему вас — прежде всего своим, как он изволил выразиться, уникальным сочетанием легкомыслия и упрямства. Первым из этих достоинств я, кажется, произвел на вас должное впечатление. Остается лишь продемонстрировать второе.